Карин кивнула. Шахматы, а не покер; стратегия, а не деньги. Вот почему Ториан никогда не расспрашивал ее об игре на бирже.

– Так-так-так… Вот почему вам нужны девушки, которые умеют считать.

Ториан улыбнулся, положив руку на талию жены.

– Помимо всего прочего.

Руки Карин обвились вокруг мужа… и тут же она остановилась. Похоже, Ториан просто ее отвлекает.

– Ты до сих пор не сказал мне, что собираешься делать.

– Что я собираюсь делать… – Ториан на мгновение задумался. – Ничего особенного. Собираюсь остаться в живых и рассказать наконец, как провел все эти годы, а также признать, что Осия стал членом нашей семьи. Собираюсь показать, насколько хороший я фехтовальщик, – он похлопал по рукояти меча, – и побить всякого, кого выставят против меня другие Дома – причем с легкостью, подлинной или поддельной. А также доведу до сведения всех заинтересованных лиц, что я рано или поздно сработаю как отмычка к Орфинделю. Я выполню все, чего хочет Его Пылкость, – произнес Ториан, крепко сжав челюсти и почти не размыкая губ, – и тогда остальные Дома решат, что это слишком опасно, что Его Пылкость стал угрозой.

Карин нахмурилась.

– Но что они сделают?

Ториан привлек к себе жену.

– Иногда, – негромко прошептал он, – ты задаешь слишком много вопросов. Потерпи, Карин. Незачем торопиться.

Осия скомандовал привал точно в то же время, что и накануне: когда день уже начал клониться к вечеру.

Йен с облегчением вздохнул, но Сильвертоп вскинул свою массивную голову, фыркнул и порысил себе сквозь густой кустарник, росший ниже по склону, туда, где поблескивала на солнце речка. Не то чтобы речка, но именно такие ручьи талой воды, сливаясь вместе, наполняли Гильфи; гора, сколь бы велика она ни была, тоже состоит из маленьких камешков.

Конь ломился сквозь кусты.

Что ж, раз Сильвертоп не хочет отдыхать, пусть его. А Йен устал. После того, как вчера они сделали миллион миль – ладно-ладно, во всяком случае, его ногам так казалось – и остановились на ночлег, когда слишком стемнело, чтобы идти дальше, Йен провел беспокойную ночь он просыпался, стоило зачирикать птице, зашуршать насекомому или зашелестеть под ветром листьям – или вообще без причины. Птицы то и дело чирикали, насекомые шуршали, а листья шелестели, так что Йену ни разу не удалось надолго сомкнуть глаза.

Ходьба вернула гибкость его мышцам, но к полудню он выдохся; а потом стало еще хуже. Вот почему сейчас он тяжело рухнул на выступающий из земли изогнутый корень старого дуба, не сняв рюкзак – чтобы, кроме всего прочего, не опираться спиной на неровную кору. Осия, опустившись на корточки и сделавшись похожим на паука, порылся в своем рюкзаке, достал канистру с водой, отпил оттуда и выплеснул воду на дорогу.

Нет, конечно, вода со вчерашнего дня свежее не стала, но зачем ее просто так выливать?

– Эй, а… – начал Йен и тут же заткнулся. Ну и дурень.

Осия улыбнулся: на его темном лице зубы белели слишком ярко.

– Да, я предпочитаю свежую воду из реки остаткам колодезной воды. – Он посмотрел вверх по склону. – А поскольку река течет от кедровой рощи, то набранная из нее вода испортится не скоро.

– Кажется, я читал про это в бойскаутской книжке, – сказал Йен.

– Да? Ты был бойскаутом?

Йен покачал головой:

– Совсем чуть-чуть. Старый уб… мой отец запретил мне.

Он имел неосторожность рассказать немного про свою домашнюю жизнь мистеру Маклинтоку, начальнику отряда. Когда тот начал наводить справки относительно Бена Сильверстейна, папаша немедленно забрал Йена из скаутов, пригрозив мистеру Маклинтоку судебным разбирательством, – и тот отступился.

Да и что он мог сделать? Вот если ты сплошь покрыт синяками – тогда власти заинтересуются плохим обращением с ребенком, а ведь на голову Йена обрушивались по большей части только слова – пьяная ругань. Где тут состав преступления?

Осия кивнул:

– Немудрено.

Йен стащил ботинок и потер стопу, чтобы восстановить кровообращение. Свежий воздух пойдет на пользу и ногам и носкам, хотя теперь с подветренной стороны запах нетрудно будет унюхать за добрую милю. Кстати, насчет «унюхать»…

– Я тут подумал над твоими словами – дескать, тебя много кто станет искать, раз ты вернулся… в эти края.

Где бы эти края ни находились.

Осия достал из рюкзака ломоть вяленого мяса и вдумчиво откусил кусок.

– Да, станут, – сказал он. – Я выгляжу и – спасибо – пахну не так, как раньше. Теперь я больше похож на темного альва, чем на кого-то еще, хотя, чтобы выдерживать дневной свет, темному альву надо иметь изрядно смешанную кровь. – Осия рассматривал обратную сторону ладони, словно видел ее первый раз. – Но Один и Фрейя сразу узнали меня – и любой Древний узнает. – Он поднял голову и улыбнулся. – Так что лучше нам не встречаться с Древними, верно? По крайней мере, пока мы не доберемся до места.

– До места? А где оно? – Йен уже задавал этот вопрос и сейчас почувствовал себя ребенком, который спрашивает «Мы уже пришли?».

Осия ткнул пальцем вперед.

– Нам туда. Несколько дней пути, если мы пойдем быстро и не будем терять времени; нам осталось на день меньше, чем вчера, когда ты задавал этот вопрос. Мы идем в Фалиас, куда увезли наших.

Йен хмыкнул.

– И что, тебя не будут караулить на дорогах? – спросил он. Ему и раньше приходил в голову этот вопрос, но юноша слишком уставал, чтобы заботиться об удовлетворении собственного любопытства.

Осия кивнул:

– Подозреваю, что будут. Но мы пойдем не по главной дороге и не по нахоженной. Да и последняя часть пути в Город…

– …это Скрытый Путь? – прямо спросил Йен. Осия нахмурился.

– Нет. Всего-навсего потайной. Возможно, до сих пор неизвестный тем, кто станет нас преследовать.

– Так что же мы будем делать? Мы придем в этот Фалиас по черному ходу и выберемся обратно с Торсенами и Мэгги?

Осия некоторое время сидел молча.

– Скажи-ка мне, Йен: с помощью какого кода капитан подлодки «Трайдент» запускает ракеты?

Йен развел руками.

– Откуда мне знать?

– Очень хорошо. А теперь вообрази, что я подношу к твоим гениталиям раскаленные докрасна щипцы – и снова тебя спрашиваю: что это за код? Ну-ка отвечай!

– Ладно, я все понял. – Йен скривил губы. – Нельзя выдать то, чего не знаешь. Даже под пыткой.

– Есть вещи похуже пытки.

– Что же может быть хуже пытки?

– Надеюсь, ты этого никогда не узнаешь. – Осия долго не отводил от Йена задумчивого взгляда. – Никогда. – Он выпрямился и водрузил на спину рюкзак. – Тронемся в путь. Хорошо бы одолеть к ночи вон тот гребень.

И что за идиот трясет его в темноте, пробуждая от самого, что ни на есть, мерзостного кошмара, какой Йену приходилось видеть?

Йен протянул руку, чтобы включить ночник, но вместо прохладной круглой кнопки его пальцы нащупали влажную траву.

– Проснись, Йен Сильверстейн, – прошептал Осия. – У нас возникли кое-какие затруднения.

Йен сел, откинув одеяло и рефлекторно хватаясь за рукоять меча. Когда же успел выработаться подобный рефлекс? Фехтовальщики не имеют привычки первым делом браться за оружие, просыпаясь утром или посреди ночи.

Наверное, он вспотел во сне, поскольку ночной воздух показался ему что-то слишком прохладным; поднимаясь на ноги, Йен плотно завернулся в плащ.

Было очень темно; Йен видел свою руку, лишь поднеся ее к лицу, и хотя юноша различал перед собой смутные очертания человеческой фигуры, он только по голосу понял, что это Осия. По небу бежали облака: ночь, полная ярких звезд, обернулась теперь угольной ямой.

Поищи тут дорожку!

Где-то вдалеке завыла собака. Или нет, не собака; завывание было долгое и больше всего походило на какой-то собачий йодль.

– Сыны?

– М-м-м… – Осия молча вслушивался. – Один из них сообщает, что напал на наш след. Теперь он ждет инструкций.

– Что у них с ночным зрением? Я вообще ничего не вижу, – сказал Йен.