Хозяйка посмотрела на него и улыбнулась.

– Ох, прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя пугать. – Она жестом указала на сиденье. – Мы с Харбардом по большей части живем одни, и я отвыкла делать все так, как делаете вы, юные.

– Не так-то я и юн, – буркнул Йен, сам не зная почему. Это прозвучало как первая часть какой-то глупой выходки.

Ее глаза сверкнули.

– Это зависит, как я бы предположила, от точки зрения.

Искоса глянув на Йена, хозяйка воспользовалась крюком, чтобы снять крышку с другого противня. Из-под крышки вырвалось облако пара; сильный запах тушеного мяса вызвал у молодого человека новый приступ слюноотделения.

Откуда-то снаружи донеслись непонятные звуки: сначала низкое бум-бум-бум, а затем пару раз громкое хлоп. Потом снова что-то хлопнуло, раздался стук копыт, и зазвенели голоса.

– А, вот и паром вернулся, – сказала хозяйка, держа в руках нечто напоминающее помесь треугольной лопаточки с охотничьим кинжалом и двумя быстрыми движениями разрезая пирог на четверти. – Выйдем им навстречу? – спросила она, взглянув на Йена.

– Конечно.

Женщина приблизилась к двери, которая сама распахнулась перед нею, и вышла на улицу. Йен зашагал следом.

Первое, что бросилось ему в глаза, – это река: серый поток неумолчно бежал с дальних гор. Широкая и быстрая Гильфи походила на змею, которая извивается по суше.

Извилистая каменистая тропинка вела по крутизне вниз, к доку, где стоял паром. Переправа была устроена очень просто: через реку натянут канат, пропущенный сквозь петли на носу и корме баржи-парома. Веревочная петля, протянутая с одного берега на другой, цеплялась за вращающийся барабан лебедки, который, наматывая бесконечные круги, приводила в движение лошадь. Для перевозки более тяжелых грузов нашлась бы дополнительная рабочая сила: в загоне за лебедкой гарцевал, скучая от безделья, еще один конь.

Было в этом животном что-то странное, но внимание Йена привлек Харбард, который как раз спустил трап с парома, а затем свел по нему запряженную лошадьми телегу. Возница с помощью Харбарда забрался на свое место, затем, щелкнув вожжами, направил повозку по дороге, которая шла параллельно реке, постепенно поднимаясь по склону.

Паром опустел, Харбард и Осия заперли его в док, выпрягли лошадь из лебедки и только тогда двинулись вверх по длинной тропинке к дому, остановившись лишь на мгновение, когда Осия помахал Фриде рукой.

– Что ж, – сказала хозяйка, уводя Йена обратно в дом, – примемся за трапезу. Садись-садись, – продолжала она. – Мы здесь не охотники до церемоний.

К тому времени как перед Осией и Харбардом распахнулась дверь, Фрида, разложив густое варево в четыре глубокие миски, поставила на стол большие кружки, наполненные какой-то горячей жидкостью.

Будучи на полголовы ниже Осии, Харбард почему-то казался слишком громоздким для этого помещения, словно в любой момент, потянувшись, мог, сам того не желая, пробить дыру в потолке или в стене или сотворить что-нибудь еще в этом роде. Он снял плащ и повесил его на крюк возле двери, под копьем. Грубые пальцы на мгновение бережно прикоснулись к копью.

Осия улыбнулся, вешая свой плащ, и сел за стол рядом с Йеном.

– Рад видеть тебя в добром здравии, – поздоровался он, кивнув. – Сказать по правде, я рад, что вообще хоть что-то вижу.

Харбард нахмурился, опускаясь на стул напротив Йена. Он наклонился вперед, не говоря ни слова и не сводя с юноши пристального долгого взора.

Поразительно, но Йен с трудом вытерпел этот взгляд.

Странно, однако в отсутствие физического сходства Харбардова манера держаться напомнила Йену актера Питера Фалька, который играл детектива Коломбо. Хотя голос Харбарда в отличие от голоса Коломбо звучал решительно, он наклонял голову и косил глазами очень похоже.

Йен как раз пытался понять, что бы это значило, как Харбард выпрямился, покачав головой.

– Я ничего про него не знаю, Орфиндель, – произнес он.

– Зови меня, пожалуйста, «Осия», – сказал Осия – или он в самом деле Орфиндель? – Я уже давно известен под этим именем, и оно нравится мне больше многих других имен. У всех у нас есть свои любимые имена, не так ли, Харбард?

Ответом ему было ворчание. Харбард снова повернулся к Йену.

– Ну что ж, добро пожаловать в мой дом, гость, – произнес он несколько недовольно.

– Я благодарю вас.

Харбард взглянул на кружки, над которыми поднимался пар.

– Чай? Жена, ты вроде бы выставила к обеду свежепроцеженный сидр?

– А мне нравится чай, – сказала Фрида. – Я специально разогрела его с пряностями; травы помогут нашим гостям набраться сил и исцелиться.

– А питье получше ты не пробовала?

– Нет. – Ее губы сжались в прямую линию. – Попробуй сам, если желаешь.

– Ба… – Харбард снял с полки на стене большой глиняный кувшин, откупорил его и с трудом наклонил. – Ах… Не самый лучший сидр, но с момента его созревания прошло лишь несколько дней. – Он плеснул напиток в оловянную кружку, которую поставил перед Осией, а затем поставил еще одну кружку перед Йеном.

– Мне не надо, спасибо, – произнес молодой человек мгновенно пожалев о своих словах из-за свирепого взора Харбарда. – Я прошу прощения, – продолжал Йен, – но я не пью… опьяняющих напитков. – Ему пришлось употребить английские слова, поскольку в берсмале подходящих не обнаружилось. – Я не хотел никого обижать.

– И не обидел, – быстро вмешалась Фрида, бросив взгляд на мужа.

Харбард перевел на нее насупленный взор, затем отмахнулся, тяжело опускаясь на стул.

– Ладно, какие обиды… – Он взял обеими руками все еще дымящийся ломоть пирога, не обращая внимания на то, что горячая желтовато-коричневая начинка потекла по его пальцам, отхватил кусок, с усилием проглотил и улыбнулся. – И пусть никогда не говорят, жена, что твоя готовка несъедобна!

Фрида улыбнулась.

– Я-то надеюсь, что она не просто съедобна, муж.

– Да-да, она очень хороша, – проворчал он. – Не имел в виду ничего обидного, совсем как Йен Сильверстоун.

– Да я и не обиделась, муж.

– Просто последнее слово за собой оставляешь, не так ли, жена?

– Все может быть.

Йен первым делом принялся бы за тушеное мясо, но раз попал в чужой монастырь… Он отломил ложкой небольшой кусок пирога и подул на него, прежде чем положить в рот.

Ух ты! Пирог был настолько вкусен, что это даже причиняло боль. Корочка получилась в самый раз – хрустящая, притом не засохшая, однако начинка оказалась еще слаще: Йену не приходилось пробовать яблочного пирога сочней.

Осия улыбнулся ему.

– Фрида известна тем, что весьма искусна по части яблок.

– Изумительно! – произнес Йен с набитым ртом. Харбард смахнул с бороды крошки, затем съел ложку тушеного мяса.

– И это очень хорошо, жена, ничуть не хуже.

– Спасибо.

Харбард глянул на Осию.

– Что ему известно?

– Ему известно, что его друзья в беде.

Харбард быстро проглотил тушеное мясо и насмешливо фыркнул:

– Мертвы – ежели до Его Пылкости дойдет, что ты не схватишь наживку. Как ни крути, они покойники.

– Я так не думаю.

Йен кашлянул.

– Но почему, Осия? Или Орфиндель?.. Не будете ли вы так любезны объяснить мне, в чем дело?

– Хм… – Харбард поджал губы. – С чего же начать?

– Может, с начала? – спросил Йен. Харбард ожег его свирепым взглядом.

– Очень хорошо, – сказал Осия, лениво водя по столешнице указательным пальцем. – Только где бы нам взять это начало…

– Мы можем начать со Скрытых Путей в Городах, – вмешалась Фрида. – Или с Брисингамена.

Харбард последний раз поднес ложку ко рту, положил ее на стол, откинулся на стуле и сплел пальцы на животе.

– Так я начну.

Есть вещи простые (рассказывал Харбард), а есть сложные. Нетрудно понять, что дитя вырастет из своих одежек. И узнает: то, что утешало его и согревало, слишком мелко, слишком ограниченно.