— Рана не откроется, по крайней мере еще некоторое время, — заверил он. — Теперь нам нужно идти дальше и взять ее с собой.
— Это разумно? — с сомнением спросила Илс. — Как по-твоему, почетно брать заложников?
Керморван поморщился:
— Это необходимо. Мы правильно поступили, помогая ей, но это стоило нам драгоценного времени. Кроме того, она не заложница. Я не причиню ей вреда, но они не знают об этом. Пошли!
Новый порыв ветра застонал среди деревьев, и вокруг застучали капли дождя. Листья громко зашелестели.
— Слишком поздно, — пробормотал Элоф сквозь стиснутые зубы. Теперь ему стало ясно, почему лесные существа исчезли так быстро. Ему первым следовало бы догадаться: их конечности идеально подходили для лазания по деревьям. Сейчас они вернулись во множестве, двигаясь вместе с ветром, так что их нельзя было услышать, и окружили путников. Они стояли широким кольцом — угрожающие, безмолвные, готовые к бою. Теперь у них появились луки. Даже Керморван не пытался двинуться с места.
Элоф переводил взгляд с одного лица на другое. Мужчины и женщины были очень похожими: длиннолицыми, с гладкой кожей, высокими скулами и квадратными челюстями. Их черты оставались бесстрастными, но в изгибе губ угадывался сдержанный гнев. Раненая женщина встала и, пошатываясь, побрела к своим.
— Если бы это был мужчина, вы бы бросили его, — презрительно пробормотала Илс.
— Разумеется, — беспечно отозвался Керморван.
Элоф предостерегающе поднял руку; женщина что-то говорила, обращаясь к остальным, ему показалось, что он почти понимает ее. Кузнец напрягся, когда один из мужчин выступил вперед с копьем наперевес, слегка расставив ноги и согнув плечи. Даже в такой позе он оставался гораздо выше, чем любой нормальный человек. Затем он что-то произнес глубоким, но мягким гортанным голосом. Элоф покачал головой, и мужчина повторил свой вопрос:
— Эр'э айка я'ваша?
— Он спрашивает, не эквешцы ли мы! — воскликнул Элоф. Илс негодующе фыркнула, а Керморван внезапно залился смехом.
— Нет, мы не эквешцы, — ответил Элоф, надеясь, что его поймут. — Эквешцы… — Он сжал кулак и сделал резкий жест, как бы отталкивая что-то. — Понимаете?
— Илс, ты называла их Детьми Тапиау, — тихо произнес Керморван. — Кажется, Анскер говорил, что вы обмениваетесь сведениями с этим племенем?
— Не только сведениями, — жестко отозвалась Илс. — Это луки дьюргарской работы, и заклепки на их доспехах сделаны нашими мастерами. Впрочем, сейчас нам это не поможет. Мы мало общаемся друг с другом, ибо они странный народ, чуждый остальным расам, и дьюргары не имеют свободы передвижения в их владениях. Сама я никогда не видела их и не знаю их языка. И конечно, я не ожидала увидеть их здесь — ведь они обитают глубоко в восточных лесах.
Лесной житель выступил вперед, все еще с копьем наготове, и остановился, пристально разглядывая коренастую девушку.
— Она из рода дьюргаров, — медленно и раздельно произнес Элоф. — Ее зовут Илс.
Он повернулся к Керморвану, стоявшему очень прямо, со скрещенными на груди руками.
— Я воин из Южных Земель, — спокойно сказал тот. — Меня зовут Керморван.
Лесной житель заметно напрягся, но не сделал ни одного враждебного движения. В его глазах появилось странное, отрешенное выражение.
— А я с севера, — промолвил Элоф и указал туда, откуда они пришли. — Я кузнец, и меня зовут Элоф. — Он постучал себя по груди, поскольку ему показалось, что мужчина непонимающе смотрит на него, и повторил: — Элоф.
Лесной житель вдруг опустил копье и выкрикнул короткий приказ. Его сородичи устремились вперед так быстро, что путники были застигнуты врасплох. Сильные руки снова схватили их. Элоф почувствовал, как его ноги отрываются от земли и болтаются в воздухе, а затем лес как будто сам ринулся ему навстречу: Дети Тапиау бросились на деревья. Он инстинктивно сжался, но удара не последовало. Его окружали сплошные стены зелени, вихрем проносившиеся мимо. Элоф не знал, кто несет его, куда делись его спутники, остается ли он на земле или летит по воздуху. Бешеная гонка длилась лишь несколько минут, но когда зрение кузнеца прояснилось, он понял, что находится уже в совершенно другой части леса. Вокруг него царил глубокий сумрак. Когда он поднял голову, то не увидел наверху ни клочка неба, ни следа дневного света. Где-то журчала вода. Шелест ветра был слабым и очень отдаленным: никакая непогода не могла пробить плотный лесной покров. Он как будто заблудился в глубочайших пещерах царства дьюргаров. Несколько исполинских стволов, постепенно выступивших из полумрака, могли быть резными колоннами, достаточно прочными, чтобы служить корнями гор.
— Илс! — позвал он. — Керморван!
— Здесь! — отозвались голоса откуда-то сбоку и сразу стихли. Невидимая рука грубо встряхнула кузнеца, и он плотно сжал губы. Впереди разрасталось слабое сияние. Элоф увидел поляну в заповедной глубине лесной чащи, поросшую невысокой зеленой травой с золотистыми звездочками цветов. В центре поляны возвышался огромный одинокий ствол с красной корой, купавшейся в теплом предвечернем свете. Кузнеца подтолкнули туда; он уже ожидал, что его привяжут к дереву, но вместо этого лесные жители вывернули ему руки из-за спины и прижали их ладонями к коре. Затем они отпустили его и медленно, почти благоговейно отступили к краю поляны. Элоф обернулся и посмотрел на них, опустив одну руку. Одна из женщин молнией метнулась вперед, прижала его руку обратно к стволу и снова отступила. Ошеломленный, Элоф повернулся лицом к дереву. Он впитывал слабый, приятный аромат нагретой коры — волокнистой, с изогнутыми слоистыми чешуями, гладко-шероховатой под пальцами, как у любой другой сосны. Ему казалось, будто он гладит животное с мягкой шкурой — возможно, одну из своих коров — и ощущает течение жизни под кожей, игру мышц, биение пульса в венах. Он каким-то образом чувствовал энергию дерева, движение соков, сухой шепоток игл, жадно пьющие корни, медленный ритм неспешного, ничем не сдерживаемого роста. Это было странное, ни на что не похожее и возбуждающее ощущение. Перед его мысленным взором предстал весь лес, наполненный такой же жизнью. Его разум перелетал от деревьев к кустарникам, молодым побегам, папоротникам, стеблям травы, зернам, семенам и грибам. Среди них, пляшущие как пылинки в солнечных лучах, метались искорки быстрой, горячей энергии, словно специи в начинке огромного блюда, — животная жизнь среди растительной. Он чувствовал, как его усталость и потрясение исчезают, растворяются в солнечном тепле, как тает его жажда, словно он тоже пустил корни и прикоснулся к земным сокам. Борьба за существование, которую он заметил раньше, теперь казалась больше похожей на танец, на музыкальный отрывок в одной из множества тем, каждая из которых имела свое право на существование и не заглушала другие, чтобы не вносить диссонанс. Одни мелодии звучали громче, другие слабели, затем снова усиливались. Тогда Элоф осознал во всей полноте взаимосвязанную, тесно переплетенную жизнь леса, а также великое целое, составленное из его частей. Затрепетал лист, скрипнуло дерево, закружил ястреб, деловито закопошились муравьи; ясноглазый олень на поляне, потревоженный слабым звуком, на мгновение застыл и грациозным прыжком исчез в чаще. Проснулась мысль.
Почему вы пришли сюда?
— Почему? — Элоф в замешательстве оглянулся, но он уже знал, что слышит голос в своей голове. Голос был необъятным и безличным, словно могучий крик издалека. В нем звучала странная пронзительная нота, подобная завыванию ветра или пению рожков деревенских охотников в предрассветных сумерках.
— Меня зовут Элоф… — начал он.
Я знаю твое имя. Почему вы вторглись в мои владения?
— Я… мы хотели поскорее добраться до великого города Южных Земель, осажденного эквешцами.
До меня дошли слухи об этом. Что ты делаешь здесь вместе со своими друзьями?
Элоф с тревогой посмотрел на огромный ствол, уходивший в небесную синеву. Керморван говорил, что лес с давних пор был врагом сотранцев. Осмелится ли он рассказать этому голосу, который уже знает так много, о своей цели, о своем оружии?
