— Может быть, со следующей недели все наладится? — спросила она.

— Вряд ли. Я за неделю ни разу не вырвался на ланч.

— Не всегда же так будет.

Так будет до тех пор, пока его дед не отменит свое безумное условие.

— Я надеюсь. Пусть у тебя все тоже наладится. Спокойной ночи, Обри. Мне очень приятно, что ты позвонила.

— Мне тоже. Спокойной ночи, Лайам. Я не буду говорить «до свидания», потому что это неправда.

В дождливом дне есть своя прелесть.

Ненастная погода вынудила Лайама перенести утреннюю пробежку в тренажерный зал ИХЭ, где он надеялся встретить своего деда и поговорить с ним в нерабочей обстановке.

Судя по взмокшей на спине и под мышками футболке, дед разминался на беговой дорожке уже давно. Было только 5:30, но он вставал рано. Как обычно, телевизор под потолком зала был настроен на Си-эн-эн.

Лайам надеялся, что, когда ему стукнет семьдесят семь, он будет в такой же физической форме, как Патрик. Насчет мозгов Патрика, после его ухода в отставку и устроенных им тараканьих бегов, приходилось сомневаться.

Лайам встал на соседнюю беговую дорожку. В зале не было никого, кроме них.

— Доброе утро, Патрик.

— Привет, Лайам, — сказал Патрик, не замедляя бега.

Войдя в свой оптимальный темп, Лайам решил поговорить о том, что его мучило.

О том, что мучило его помимо Обри. Свои отношения с Обри Холт он ни за что не стал бы обсуждать с дедом.

— Соревнование, которое ты устроил, разрывает холдинг на части. Это нужно прекратить.

— Еще не время.

— Вчерашнее совещание было больше похоже на гладиаторские бои.

— Это только укрепит ИХЭ, — сказал Патрик убежденно. Или это было только упрямство?

Лайам с трудом сдержался.

— Не укрепит, если все перессорятся. Мы сражаемся друг с другом вместо того, чтобы сражаться с конкурентами.

Патрик тяжело посмотрел на Лайама.

— Не конкурентами. Конкурентом. Холтом. Шея Лайама напряглась.

— Он не единственный наш конкурент.

— Твоя бабка показала мне фотографию в газете. Это была большая ошибка — посадить тебя рядом с дочерью Холта.

Если бы дед узнал, что эта «ошибка» стоила Лайаму пятьдесят долларов, то подпрыгнул бы до потолка. С точки зрения Патрика Эллиота, любое общение с конкурентами недопустимо. Лайам не сказал ничего. Вместо этого он увеличил темп и уставился в телевизор.

Минутой позже Патрик выключил свой тренажер. Лайам последовал его примеру, хотя он еще не пробежал свою норму.

— Патрик, я не знаю, переживет ли наша семья это соревнование. Мы отдаляемся друг от друга. Подумай. Пожалуйста.

— Я уже подумал. Будет, как я сказал. — Патрик вытер пот с лица белым полотенцем с логотипом ИХЭ.

— Чего бы это ни стоило?

— Чего бы это ни стоило.

— Ты делаешь ошибку.

— Я так не думаю.

— Хорошо, если ты прав. Надеюсь, тебе не придется раскаиваться.

— Ваш ланч.

Лайам поднял глаза от документов. Он ничего не заказывал. Наверное, это Энн, его секретарша, позаботилась.

— Спасибо, Энн. Положите там. Я хочу сперва разобраться с этим.

Она положила пакет на угол его стола. Лайам с удивлением увидел на упаковке значок паба Эрни. Никто в ИХЭ не знал, что он там бывает.

— Энн, вы не закроете за собой дверь?

Она удивленно подняла брови. Он никогда не закрывал дверь, если был один. Как только замок защелкнулся, Лайам раскрыл пакет и достал… сандвич «Букмекер». Но никто в этом здании не знает, что это его любимый ланч. Его сердце заколотилось, когда он увидел записку на коробке:

«Мне жаль, что ты не успеваешь съесть ланч. Приятного аппетита. О.».

Обри послала ему завтрак.

Он не знал, что делать, но точно знал, чего не должен. Не должен так глупо улыбаться. Он попробовал стереть улыбку с лица, но она возвращалась. Было так хорошо получить эту записку среди напряженного рабочего дня. Лайам поднял трубку, нашел ее визитку, хотел позвонить ей и поблагодарить. Но тут же передумал.

Он не хотел звонить ей отсюда. Он позвонит ей сегодня вечером.

Сегодня вечером, когда они будут одни.

Телефон зазвонил, и Обри от неожиданности уронила книгу в ванну.

Она выловила промокший том, бросила его на туалетный столик, схватила полотенце и помчалась в спальню. Поглядела на часы. Одиннадцать.

— Привет.

— Не похоже, что ты спала.

— Лайам.

Ее колени задрожали. Она села на кровать, не думая о том, что оставляет на покрывале мокрые следы.

— Нет. Я не спала.

— Ты одна?

— Конеч… Да.

— Ты запыхалась. Чем ты там занималась?

Она уловила в его голосе злость. Что он имеет в виду?

— Я читала.

— И от этого запыхалась? Что читала?

Так она и скажет ему, что читает дамские романы. Да, читает, потому что в них любовь бывает с первого взгляда и на всю жизнь, а не так, как у ее матери, которая за тринадцать лет после развода с отцом Обри успела влюбиться, выйти замуж и развестись еще четыре раза. Муж, пристававший к падчерице, продержался меньше двух лет, но за это время отношения Обри с матерью безнадежно испортились.

— Ничего, что показалось бы тебе интересным.

— Откуда ты знаешь? Она вздохнула.

— Я читаю любовный роман, Лайам.

— Такой страстный, что задыхаешься?

— Я… я была в ванной. Мне пришлось бежать к телефону. — Она поразилась смелости своего признания.

В трубке раздался низкий стон.

— Обри, даты распущенная девочка.

Ее душил смех. Он понятия не имеет, как непохоже на себя она поступает с тех пор, как встретила его. Он сам в этом виноват. Заставил ее чувствовать себя сексуальной и раскрепощенной, заставил нарушить все правила и впервые в жизни ослушаться отца.

— Отпустить тебя обратно к твоей книге?

— Ее надо высушить, прежде чем читать.

— Почему?

— Я уронила ее в ванну, когда зазвонил телефон.

— Скажи мне, как она называется, я куплю тебе новую.

— Не надо. Это же я неуклюжая, а не ты.

— Я видел, как ты танцуешь. Ты не неуклюжая, Обри, — проговорил он беспрекословным тоном, от которого у Обри по спине побежали мурашки. — Скажи мне название.

Она сказала.

— Ноты не должен ничего мне покупать. Страницы подсохнут, и все будет хорошо. И я по должности не могу принимать от тебя подарки.

Я тоже. Ты поставила меня в неловкое положение.

— Это всего лишь сандвич, а ты послал мне шикарный букет. Весь офис судачит. — Обри рассеянно вытирала волосы полотенцем.

— У нас в холдинге сейчас… немного напряженно, но твой сандвич заставил меня весь день ходить по офису с улыбкой от уха до уха. Все недоумевали, что со мной. Спасибо за ланч.

Не за что. Надеюсь, что эта неделя у тебя будет легче.

— А я надеюсь, что у тебя. Я могу для тебя что-нибудь сделать?

Она сглотнула. Да, выложи мне все секреты ИХЭ, а я расскажу их отцу.

— Думаю, я справлюсь.

Повисла пауза. Обри не хотела класть трубку, но и не могла придумать, о чем говорить. Почему при нем она никогда не может сказать что-нибудь остроумное или эффектное?

— Ты знаешь, где я живу. А твой адрес?.. Ее пальцы теребили влажное полотенце.

— Я на углу Пятой, в паре кварталов от тебя.

— Так близко? — Да.

— Мы можем встретиться…

— Нет, Лайам, не можем. — Но она хотела. Очень, очень, очень хотела.

— Верно. Мне полагается сейчас пожелать спокойной ночи и повесить трубку, но я знаю, что если это сделаю, то буду лежать здесь и думать о тебе. Скажи мне, как перестать думать о тебе, Обри?

Она замерла.

— Я не могу. Потому что у меня та же проблема. Но разве нам и это запрещено? Хотеть того, что мы никогда не получим?

— Возможно. Наверное. Я не знаю. Ты сказала, что я вытащил тебя из ванны. Ты, наверное, замерзла.

Замерзла? Нет, ее кожа горела. Странно, что капли воды на ней еще не зашипели, как масло на сковородке.

— Мы договорим, и я залезу обратно.