За границей нынче модно, когда молодые люди растрачивают состояние на африканок.

Покупают за свои деньги чужие диковинные болезни.

— Ах, маменька, неудобно мне, что свет подумает, если я первая подойду без стыда к мужчине, словно кобыла на лугу скачет к жеребцу?

Пойдут сплетни, кумушки заверят, что я безнравственная, нечестна, словно жемчужина просверленная.

— Ежели не пойдешь, так другие выгодного жениха уведут, словно в омут без головы! – маменьки шептали дочерям после раздумий, словно взвешивали золото на аптекарских весах. – Ты же не просто подойди, а с видимой причиной – так Королевы посещают тяжело больных радетелей Отечества.

Подобные разговоры велись между мамашами и дочками во всех углах залы для торжественных приемов в напудренных париках.

Старая графиня Ольховская Елена Павловна взглянула на решительных конкуренток и первая подвела к князю Мышкину свою дочку — ослепительной красоты утонченную графиню Ольховскую Людмилу Викторовну.

Князь Мышкин оказался остроумным, грассирующим, всесторонне развитым эстетом с достаточным чувством такта и несравненно благородный, как олень.

Пока мамаша рассматривала его бриллиант в булавке на галстуке, князь Мышкин пригласил молодую графиню Людмилу Викторовну на первый танец, как под венец позвал.

В сиянии завистливых улыбок, в обожающем причмокивании генералов графиня Ольховская Людмила Викторовна под руку с князем Егором Афанасьевичем вышли на середину драгоценной залы (пол из янтаря).

Музыканты взяли первый аккорд, сделали паузу, и, вдруг, среди полнейшей тишины, когда дыхания всех в зале остановились в предвкушении прекрасного, князь Мышкин Егор Афанасьевич оглушительно пукнул так, что звякнули канделябры и потухли семь свечей.

Потолок не упал, и князь Егор Афанасьевич поправил с невозмутимым видом фалды сюртука, дрыгнул левой ножкой:

— Подобное допустимо в лучших домах Лондона и Парижа! Дзэн!

Праздник продолжился, но легкие облачка сплетен по поводу конфуза князя Мышкина поплыли над Санкт-Петербургом.

ПОЗОРНОЕ

Поручик Малиновский Андрей Михайлович звезд с неба не срывал, трусом не слыл, а по дамской части и по словесности – профессор непревзойденный.

Со своей ротой поручик Малиновский попал в окружении и очень боялся, словно смерть украдет у него невесту.

Огромный бородатый турок в лиловых шальварах, в красной феске с кисточкой и острой саблей оскалил зубы и с рычаньем бросился на поручика, как голодный волк бросается на жирную Тамбовскую курицу.

Нервы поручика Малиновского не выдержали, он икнул и побежал от турка в горы, забился в ущелье и отчаянно визжал, но больше не от боязни смерти, а от досады, что опозорился перед составом роты – так девушка визжит, когда по ошибке в третий раз заходит в солдатскую баню.

Жирный турок не смог протиснуться в щель за поручиком Малиновским, или – не захотел, потому что поручик собрался с духом и угрожал вострой сабелькой, как хомяк верещит на кошку.

В укрытии поручик просидел некоторое время, пока звуки боя не затихли, словно их накрыли периной с пухом гагары.

С горькой усмешкой раскаяния поручик Малиновский вышел, наконец, из узилища, подбирал нужные оправдательные предложения, заключал с собой мысленное перемирие.

Но на поле брани поручик Андрей Михайлович нежданно-негаданно обрадовался, словно нашел вместо трупов людей и лошадей бочонок с Самарским медом.

Все товарищи полегли смертью храбрых (но, по мнению поручика Малиновского – неразумно отдали свои жизни, потому что жизнь принадлежит Государю Императору, и так просто отдавать жизнь непозволительно).

На гребне холма поручик Андрей Михайлович заметил повозки санитаров, как из рога изобилия.

— Братцы! Братцы! Я живой один остался, контузило меня! – поручик Малиновский побежал к повозкам, на ходу смотрелся в серебряное зеркальце (подарок княгини Анны Александровны Вяземской), старался, чтобы глаза сверкали, как в лихорадке, щеки пылали нездоровым румянцем и решимостью побеждать врага. – Братцы! Мертвые сраму не имут!

«Позорное не в моем тактическом уходе с поля боя, а смерть позорна, и трижды позорно лежать с вывернутыми ногами! Дзэн!» – Поручик Малиновский Андрей Михайлович старательно обошел труп Михайлы и прислушался к своему сердцу, как к звону Царь-Колокола: сердце не щемило.

НЕПОСТИЖИМОЕ

Поручик Анфимов Дмитрий Иванович битый час упрашивал барышню, справную купеческую дочку (с румяными щеками, достойными грудями, тонкой талией, длинными ногами) Елену Степановну взобраться на жеребца, как на карусель.

— Душа моя, Елена Степановна!

В городе все барышни обучены верховой езде, так что примите уверения в моем почтении и взбирайтесь на Вихря – лучший жеребец в полку. — Поручик сделал еще одну попытку подсадить барышню на жеребца, словно видел в катании на лошадях свет в окошке.

— Полноте, Дмитрий Иванович!

Я бы с превеликим удовольствием, но конфузливо, как в бане одной, – и добавила шепотом, затем побледнела от страха, словно увидела в поручике привидение. — Не запрыгну я в седло, потому что не мужик-баба.

Тяжко, неудобно и срам!

— Так не прыгайте, дражайшая Елена Степановна! – поручик гарцевал, как жеребец. – Я вас легонько подсажу, подтолкну без умысла.

— Как же подтолкнете, Дмитрий Иванович? Возьмете меня за бедра?

Стыдно, не для молодой девицы утеха, когда незамужнюю молодой человек тискает.

— Так я же повторяю – без умысла.

Я отверну голову в сторону, а руками подсажу, как все равно, что Депутата бы подсадил, или помог древней княгине в седло забраться.

— Ох, не знаю, не ведаю, Дмитрий Иванович!

Боязно мне, а, вдруг, кто увидит бесстыдство моё и разнузданность, как у танцорки из балагана?

Задыхаюсь от восторга, как хочется на жеребца вскочить, но подавляю восторг в себе ради целомудрия.

— Без умысла я, без умысла! – поручик Дмитрий Иванович подкрутил ус с умыслом.

«Как подхвачу барышню под талию, как подтолкну в ягодицы, так промелькнет между нами искра сговорчивости.

Тайна останется, а с тайной – так и до пикника на натуре дойдем с шампанским и фруктами заморскими.

Только бы позволила, чтобы я под ягодицы подсадил, а там – ОГОГО!»

— Безумие! Я безумна! – барышня Елена Степановна с побелевшими губами шептала, подбодряла себя, словно шла на охоту на медведя. – Возможно ли это, чтобы мужчина девушку под колени на жеребца подсаживал?

Уговорила себя статная Елена Степановна, позволила, и поручик Дмитрий Иванович лихо, по-молодецки с руками под ягодицами барышни подсадил в седло, как на трон.

Жеребец Вихрь почувствовал слабого седока – трусливую, худую женщину: оскалил зубы тигром, вывернул лиловые глаза, ударил копытом и помчался, понес девушку в дальние дали, как Черномор несет богатыря.

Несравненная Елена Степановна в горячке обхватила шею животного и вопила дурным голосом, чем подгоняла жеребца сильнее и сильнее до треска в селезенке.

Поручик Дмитрий Иванович Анфимов долго стоял в оцепенении, затем ударил себя кулаком в ухо:

— Что скажут в собрании господа офицеры?

Непостижимо, как и жеребца и девку упустил.

Зачем купчиху в седло подсаживал, словно я гимназист выпускного класса?

Сразу бы повел в ресторацию или на природу пригласил – всё лучше, чем подпихивание под ягодицы без смысла.

Непостижимо опростоволосился, и увещевания мои бесполезны для плоти, как соловья баснями накормил.

Дзэн!

ВОСХИТИТЕЛЬНОЕ

Председатель Думского Собрания граф Антакольский Лев Иванович перед очередным праздничным заседанием Государственной Думы (по поводу голода в Поволжье, и как следствие – подорожание пшеницы) вышел перед депутатами Государственной Думы со скрипкой работы мастера Страдивари и без вступительной речи извлекал из инструмента музыку сфер.