Александр Соломонович Лифшиц, когда мы с ним встретились, оказывается, уже был призван во флот из запаса, хотя еще не имел звания. Он получил это звание — интенданта 3-го ранга — только в декабре 1941 года. Лифшиц продолжал оставаться руководителем Театра Черноморского флота до декабря 1943 года. Кто знает, может быть, и тогда, в разгар войны, мысли о синтетическом театре будущего продолжали волновать его. Однако, вопреки всему сказанному в записках, эти мысли не мешали Лифшицу ни думать о войне, ни участвовать в ней. Ставя у себя в театре военные пьесы, он, очевидно, считал своим долгом режиссера знать, как выглядит война вблизи, и за это заплатил жизнью. В политдонесении начальника политотдела Азовской военной флотилии, датированном декабрем 1943 года, рассказывается об операции по снятию десантных войск Приморской армии, высадившихся в Крыму, во время которой погибло несколько мелких кораблей — мотобаза, понтон, мотобот и два катера. Вот что говорится в этом документе:

«С 7 по 10 декабря 1943 года сторожевой корабль МО-04 выполнял боевую задачу по снятию десантных войск Приморской армии из города Керчь, район Митридат…

10 декабря сего года, продолжая выполнять поставленные командованием флотилии задачи, катер находился в Керченской бухте. Действуя в этом районе, катер подорвался на мине.

Личный состав во время катастрофы находился на палубе, за исключением радиста и режиссера политуправления Черноморского флота капитана Лифшиц, которые погибли, а остальной личный состав был подобран нашими катерами.

Во время взрыва и после него на катере паники не было. Командир катера капитан-лейтенант Аксиментьев Степан Михайлович, начальник штаба операции капитан-лейтенант Дементьев Михаил Владимирович вели себя исключительно мужественно и смело…»

Когда я прочел это, мне захотелось узнать подробности происшедшего, и я написал упомянутому в донесении командиру катера С. М. Аксиментьеву.

Вот несколько выдержек из его ответного письма:

«…Не знаю, в какой мере удовлетворит Вас содержание моего письма, но пишу все, как было и как сохранилось в моей памяти. Дело в том, что в трагической гибели Александра Соломоновича Лифшица, очевидно, и я немного виноват. Коротко, как все это произошло.

Получив приказание: высадить подкрепление, перебросить боеприпасы и продовольствие, — в ночь с 8 на 9 декабря мы высадили десант непосредственно на керченский Приморский бульвар, подбросили боеприпасы и продовольствие.

9 декабря, перед новым заданием, ко мне подошел начальник политотдела бригады кораблей тов. Денисенко (он погиб под Керчью) и представил мне тов. Лифшица А. С., последний попросил рассказать ему о том, как прошла высадка десанта. Честно говоря, я более двух суток не спал, к тому же предстояла и третья бессонная ночь. Тогда я сказал: „Тов. Лифшиц, у нас нет времени, да и рассказчик я неважный. Пойдемте со мной в операцию, и Вы увидите своими глазами“. Он охотно согласился…

Примерно в 19.30 мы вышли для выполнения поставленной задачи. Ночь была кромешно-темной. Тов. Лифшиц находился рядом со мной на мостике. В 10–15 кабельтовых от места вчерашней высадки десанта корабли были обнаружены противником, с берега был включен прожектор и почти одновременно открыт огонь из всех видов оружия. Я сошел с мостика к носовому орудию и приказал открыть огонь по прожектору. После нескольких залпов прожектор погас. Тогда я услышал рядом голос тов. Лифшица „Браво, артиллеристы“, но когда прожектор погас на мгновение, наступила какая-то особенная темнота и очень рельефно стали видны трассы, которые тянулись со всего полукруглого берега в сторону кораблей, в этих случаях создается впечатление, что как будто бы каждая из них летит на тебя. Тов. Лифшиц сказал: „Неплохой фейерверк, в такой обстановке можно было бы и поднять тост“. Когда я обернулся, чтобы показать ему на вспышки батареи, тов. Лифшица возле меня не было. Очевидно, он спустился в кают-компанию. В это время в районе мостика разорвался небольшой снаряд, а еще через некоторое время сигнальщик доложил, что справа по борту плотик с людьми. Мы застопорили ход, люди с плотика были подняты на борт корабля, среди них — раненые. Со слов подобранных десантников нам стало известно, что почти весь десант сброшен в воду.

Корабль дал ход, маневрируя, чтобы продолжать подъем плавающих десантников. В это время под кормою раздался сильный взрыв, корабль получил дифферент на корму, начал тонуть. В результате катастрофы погиб Александр Соломонович Лифшиц — взрыв мины произошел под днищем корабля, как раз в районе кают-компании…

Больше ничего о тов. Лифшице я не знаю. В Вашей архивной справке сказано, что я командир катера МО-04. Это немного не так. Я был флагманским артиллеристом десантной операции, но поскольку командир МО-04 был ранен, то по совмещению я руководил кораблем во время указанной катастрофы…»

На страницах записок, связанных с походом на подлодке Л-4, есть несколько неточностей. Начать хотя бы с того, что я по своей сухопутной необразованности кое-где именовал флотские кителя френчами, ревун — колоколом, а вместо «подошел» писал «причалил». Но были и другие неточности, более существенные.

Я пишу, что лодка шла в свой седьмой поход. На самом деле это был ее четвертый поход за войну. Спрашивается, откуда появилась цифра — седьмой поход? Командир дивизиона, разговаривая со мной перед началом похода, мог сказать мне, что это седьмой боевой поход лодок его дивизиона. Каждая из двух его лодок к этому времени сделала по три похода, и теперь Л-4 шла в седьмой по счету.

Я упоминаю, что Л-4 была лодкой крейсерского типа. На самом деле Л-4 хотя и принадлежала к одному из двух наиболее крупных типов наших подводных лодок, была не крейсерской лодкой, а минным заградителем типа «ленинец», отсюда и ее название Л-4. Здесь к месту будет сказать, что Л-4 действовала во время разных походов не только как минный заградитель, она выполняла и другие задания.

Двадцать второго октября 1942 года лодка была награждена орденом Красного Знамени. Справка, составленная штабом Черноморского флота в связи с представлением лодки к ордену, дает понятие о том, чем занималась лодка в первый период войны. Она выполнила за это время семь минных постановок у берегов и баз противника, поставив 140 мин, на которых подорвалось пять транспортов общим водоизмещением 23 тысячи тонн и один торпедный катер. В справке упоминается, что, кроме этого, лодка несла позиционную службу, настойчиво добиваясь встреч с противником, и во время одного из походов, подорвавшись на минах и имея повреждения, не покинула позиции. Во время боев за Севастополь лодка совершила семь походов, доставив в осажденный город 156 тонн боеприпасов, 290 тонн продовольствия, 27 тонн бензина и эвакуировав оттуда 250 раненых.

Лодка воевала в составе Черноморского флота до конца войны, точнее, до начала осени 1944 года, когда практически закончились боевые действия на Черном море. В наградном листе на боцмана лодки Л-4, мичмана Ивана Степановича Перова, которому в конце июля 1944 года было присвоено звание Героя Советского Союза, указано, что он участвовал на борту лодки в двадцати пяти боевых походах — эта цифра, очевидно, близка к общей цифре боевых походов, совершенных лодкой за войну.

Я с некоторой долей тревоги искал в Военно-морском архиве документы об этом походе. Поход проходил в обстановке вполне понятной секретности, и я опасался, что у меня могут оказаться ошибки, вызванные просто-напросто моим незнанием всех действительных обстоятельств того дела, в котором я принимал участие.

Однако к моей сухопутной гордости оказалось, что мои записки ни в чем существенном не расходятся с хранящимся в архиве вахтенным журналом этого похода. Только в вахтенном журнале с его морской терминологией все это записано короче, точней, суше и, пожалуй, чуть многозначительней. Вот как выглядят выдержки из этого журнала за 7 и 9 сентября — третий и четвертый дни нашего похода.