Маринке надоело слушать несмешные шутки, не выключая телевизора, она вышла на крыльцо, в сумеречную прохладу. Она чувствовала себя одинокой, несчастной, и казалось, что так будет всегда. Сумерки сменяли ночь, значит, ждало ее только несчастье. Она вдруг спустилась с крыльца и – как была, в халатике и легкой кофточке – твердо зашагала прочь из деревни.

Почерневшие стволы деревьев четко выделялись на фоне еще светлого неба, прямо перед ней висела большая желтая луна, берега укутывались густыми лоскутами тумана, кузнечики завели свои бесконечные оглушительные беседы. Стемнело как-то внезапно, только поднявшаяся луна фонарем освещала ей путь. Маринка шла быстро привычной дорогой, по которой она разносила почту, редко пользуясь велосипедом. Ночью она подошла к дому Мишки Поспелова в Богданово. Она постучала в окно, рискуя всех  разбудить. В доме послышалось чье-то ворчание, наверное, Мишкиного отца, потом из-за занавески быстро выглянула Светка, сестра Мишки, и только после этого в коридоре послышались шаги, и на крыльце появился сам Мишка. Он сел на верхнюю ступеньку, закурил, и только после этого спросил у стоявшей перед ним Маринки: «Ну, че ты шляешься?»

- Да я счас уйду, – проговорила она.

- Че, ночью? – Мишка глубоко затянулся и выдохнул на Маринку струю дыма, - а чего приходила-то?

- Да я так… Может, ты со мой пойдешь?

- Ну и чудная ты, Маринк…

- У меня дом открыт, и телек работает. Идти надо.

- Иди, - равнодушно пожал плечами Мишка.

Маринка развернулась и медленно побрела обратно. Она уже не замечала длинных причудливых теней, тянущихся по дороге в лунном свете, не обращала внимания на то, что в домашние тапочки набилась пыль, что по ее щекам текли слезы. Больше всего ей хотелось быстрее добраться до дома, запереть за собой дверь, достать из буфета коробку с таблетками и проглотить их все, одну за другой, чтобы больше никогда не ждать, не унижаться, не унижать никого своей ненужной любовью. Но она успела только выйти из Богданова, когда ее догнал Мишка.

- Чего ты убежала-то? – спросил он ее.

- А ты чего? А? Чего ты? – Как-то испуганно спрашивала Маринка.

- Будешь? – Вместо ответа Мишка протянул ей початую бутылку водки.

Маринка сделала два глотка, водка была теплая, от чего к горлу поднялась тошнота. Слезы побежали еще быстрее, стало как-то холодно и страшно. Они стояли у росстани – места, до куда раньше доносили покойников, чтобы с ними простились деревенские. В голове у Маринки мелькнула странная мысль, что и Мишка пошел с ней попрощаться. Но он снял с себя куртку и накинул ей на плечи.

- Пошли, чего уж стоять-то? – хрипло проговорил он.

- Куда?

- Как куда? Провожу тебя… Водку еще будешь?

- Не… Противная она…

- Что же, ты меня, получается, любишь? – вдруг спросил Мишка.

- Люблю! Больше жизни. Получается так, – спокойно ответила Маринка.

- Похоже, я больше никому и не нужен. Давай тогда с тобой, что ли жить… - с этими словам он обнял ее за плечи, и так они пошли в Прямухино.

До сентября Мишка жил с Маринкой в Прямухино, почти не пил, не дрался и даже не пытался ее бросить. Марина, и без того бывшая женщиной яркой, заметной, стала расцветать с каждым днем, старалась  выглядеть всегда отлично и не провоцировать Мишку на пьянку и драку. А значит  не болтать много, что было особенно тяжелой пыткой для ее языка. Но чего не сделаешь ради любви…

А в самом начале осени умерла тетка Галя. По пьянке перепутала, видимо, бутылки и махнула залпом уксуса. После ее смерти, правда, поговаривали, что и ничего она вовсе не перепутала, а намеренно отравилась, устав от жизни, но, что случилось на самом деле, теперь уже никто не узнает.

Маринке ее смерть не принесла большого горя, скорее большие хлопоты. Поминки Галины и вовсе переросли вовсе в народное гуляние, сопровождающееся, как и положено, мордо-стекло-тарелкобитием, пьяными разговорами о спасении матушки России и признаниями соседей во взаимном уважении друг друга. Мишка просто не мог остаться в стороне и ушел по случаю смерти почти тещи в продолжительный запой. Маринка, конечно, пыталась его из этого запоя вытащить, но он виртуозно скрывался от нее у местных любителей «беленькой», а при обнаружении его пьяного тела грозился избить. Марина терпеливо искала его, приводила домой, отмывала, отпаивала, выхаживала. Наконец ее усилия увенчались успехом, она победила, Мишка отошел от пьянки, напарился в бане, выспался и поехал в город искать работу.

***

А в октябре Ася вышла замуж за Коляна. Свадьбы как таковой у них не было, а вечернее застолье скорее напоминало поминки, чем свадебное гуляние. Молодожены планировали жить с Асиной матерью, потому что родители Кольки как-то не смогли прийти к общему решению, куда пустить жить сына с женой. Колька только махнул рукой на их споры – знал, что они и без того дерутся постоянно, и, скорее всего, так ничего решить и не смогут.

А тетка Анна только рада была, что Ася с мужем будут жить с ней.

          Почти через неделю после регистрации, субботним вечером,  к дому, где теперь жили Ася с Колей подъехала «Газель» с логотипом крупного тверского магазина бытовой техники. Из машины вышла Вика и решительно направилась к крыльцу, на которое уже успела выйти Ася.

          - Ну, хозяйка, принимай подарок! – весело проговорила Викуля и сделала широкий жест в сторону машины. – Где  Колян-то? Надо выгрузить помочь.

          - Колька! – крикнула в коридор Ася, и спустилась с крыльца. – А чего это такое-то?

          -А это, сестренка, подарок на свадьбу… Ну, от человечка, которого вы чего-то приглашать не стали… - Вика с прищуром посмотрела на Асю, - о, здорово, братишка! – поприветствовала она вышедшего Коляна, - помоги холодильник выгрузить.

          -Че за холодильник? – хмуро спросил брат.

          - Подарок вам. – Вика почему-то пожала плечами, - И я к нему уж тоже примажусь, а то нам с Илюхой пока не на что. Вот подкопим, купим вам диван. Или кровать. Вам что нужнее?

          - Так а это от кого? – Колян кивнул на «Газель».

          - Дают – бери, а бьют – беги. Какая тебе разница? Хороший холодильник, чего тебе еще надо? – недовольно заворчала Вика. – Помоги разгрузить лучше.

          Колян с водителем «Газели» перенесли коробку с холодильником во двор, машина уехала, захватив Вику до Мытниц.

          - Ты знаешь, от кого подарок? – спросил Колян у Аси уже перед сном.

          - Нет, - тихо ответила Ася после недолгого молчания.

          - Даже странно как-то…

          - Что тебе странно?

          - Странно, что я знаю – от кого, а ты - нет…

          Ася молча посмотрела на Колю и ничего не ответила.

          - Паршивенько все так начинается у нас, Ася… - вздохнул Колян.

          - Я его не просила такие подарки дарить, - как-то жалобно ответила Ася, и Кольке даже показалось, что она сейчас заплачет.

          - Да причем тут ты… - неожиданно проговорил Коля.- Ты ложись вон спать лучше, я пойду, покурю.

          Ася послушно легла, долго ждала Колю, но так и заснула, не дождавшись. А утром они с мамой проснулись от непонятного грохота, раздававшегося откуда-то со двора. Когда они выскочили во двор, то увидели, что Колян топором рубил холодильник.

          - Увидишь, Леху, скажи, что плохой подарок, развалился совсем, - сказал он Асе, когда с холодильником было покончено.

          Ася только машинально гладила уже округлившийся живот.

          - Что ж ты, Коля, - потихоньку проговорила тетка Аня, - пожалел бы ее… Беременная ведь…

          - Вот я и жалею, теть Ань… - криво улыбнулся Коля.

          О своей беременности Ася узнала еще летом, но остальных, кроме Коляна, в известность не ставила до тех пор, пока живот не стал выпирать. Первой узнала мама, и спросила об этом почему-то не у дочери, а у Кольки. Он подтвердил ее догадку, и Анна даже обиделась, что молодые не сказали ей о предстоящем пополнении. Потом она осторожно спросила у дочери, на каком та сроке.