— Дорогая! — ласково позвал Макс, положив руку ей на плечо.

София бросилась ему на шею и, спрятав лицо на его груди, долго плакала от избытка чувств. Она оплакивала двенадцать лет разлуки, навеки прощаясь с болью, сомнениями и недоверием к Максу.

Крепко сжимая жену в объятиях, Макс гладил ее по спине, не говоря ни слова. Через некоторое время, немного успокоившись, она отстранилась от него.

— Носовой платок… — сдавленным голосом проговорила София. — Дай мне носовой платок.

Макс подал платок и снова ее обнял. Слезы Софии сменились икотой, а икота, в конце концов, вызвала смех. Глядя на нее, Макс улыбнулся:

— Ну что, успокоилась?

Вытерев глаза носовым платком, она кивнула:

— Я думала, что ты изобразил меня жирной коровой, чтобы позлить.

Макс усмехнулся:

— Честно говоря, я не ожидал такой реакции.

Он поцеловал жену в лоб, а затем подхватил на руки и отнес на кровать. В постели они снова крепко обнялись.

— У нас с тобой еще уйма времени.

— О, Макс… — пробормотала София, но ей помешала говорить вновь начавшаяся икота.

Он крепче прижал ее к себе и смахнул прядку волос с ее щеки.

— Мне нужно многое тебе сказать. — Он издал смешок: — Знаешь, я долго готовился к этой речи, но когда пришло время ее произнести, все забыл.

София подняла голову и с изумлением взглянула на мужа.

— Ты любишь меня? И всегда любил?.. — прошептала она.

— Да. Я никогда не переставал любить тебя. Никогда!

— Но почему ты в таком случае уехал? Ты как-то сказал, что бежал из Англии, чтобы избавить меня от неприятностей, связанных со скандалом. Но ведь причина была в другом, не так ли?

Макс тяжело вздохнул, и его дыхание коснулось завитка на виске Софии.

— Я думал, что причина была именно в этом. Так я, во всяком случае, говорил себе, когда покидал Англию. И еще я думал тогда, что ты не сможешь меня любить, что ты веришь в мою виновность, считаешь меня карточным шулером.

София хотела что-то сказать, однако Макс прижал палец к ее губам.

— Знаю, знаю, что ты хочешь возразить. Но речь шла о судьбе Ричарда, если бы в дело был замешан не он, а кто-то другой, все было бы по-другому.

София кивнула.

— Но теперь, когда я стал старше и, надеюсь, мудрее, — продолжал Макс, — я думаю, что мной в первую очередь двигала гордость. Мне непросто признавать это, но так оно и было на самом деле.

На ресницах Софии блеснули слезы.

— Скажи, Макс, когда ты понял, что совершил ошибку? — спросила она.

— В первое же утро, когда проснулся без тебя. Однако понять, что ты совершил ошибку, и попытаться исправить ее — разные вещи. Я знал, что ты рассержена на меня за то, что я уехал, не сказав тебе ни слова. Понимаешь, я боялся, что ты прогонишь меня, если я вернусь. А этого я бы не пережил. Поэтому я набрался терпения и стал ждать.

— Ждать? Но чего?

— Знака, свидетельствующего о том, что ты все еще меня любишь. Однако вместо этого я получал от тебя сердитые письма.

София рассмеялась:

— Представляю, какие чувства могли вызвать у тебя мои злые письма!

— Любовь моя, ты всегда была страстной, темпераментной женщиной. Именно это меня в тебе восхищало и… пугало. Я думал, ты возненавидела меня столь же сильно, сколь сильно любила, и что мои надежды на примирение тщетны.

— И что же заставило тебя изменить мнение?

— Письмо Джона.

— Джон тебе писал?!

— Он прислал мне одно-единственное письмо. Оно пришло одновременно с твоим последним посланием, в котором ты требовала аннулировать брак.

София приподнялась, опершись на локоть, ее лицо пылало.

— Да как он смел!

Макс перевернул ее на спину и, наклонившись над ней, улыбнулся:

— Да, он сильно рисковал, однако его любовь к тебе пересилила все опасения. Это счастье — иметь такого преданного брата!

— Я не терплю своеволия!

— Мы будем работать над этим, дорогая.

— Что?!

— Мы попытаемся укротить нашу гордость.

— Нашу?

— Да, нашу — твою и мою. Из-за нее мы долго страдали и жили в разлуке. И теперь давай договоримся — как только ты заметишь, что гордость снова берет надо мной верх, ты скажешь мне об этом прямо, без обиняков. Точно так же буду поступать и я. Мы обуздаем нашу гордость, не дадим ей вновь разрушить наше счастье! Давай начнем нашу работу над ошибками прямо сейчас. Ты должна прекратить сердиться на брата за то, что он всего лишь попытался помочь тебе. Признай, что в тебе говорит гордость. София нахмурилась:

— Мне не нравится, когда со мной говорят подобным тоном…

— Но тебе придется смириться с этим, если ты хочешь, чтобы мы были счастливы. Давай говорить откровенно друг с другом! Это пойдет нам на пользу.

София обвела взглядом свои портреты, стоявшие по периметру комнаты, и тихо вздохнула.

— Хорошо, я согласна.

Макс нежно погладил ее по голове.

— Знаешь что…

— Да?

— Я хочу есть.

София засмеялась:

— Как романтично!

— Но что делать, если я голоден? Мне кажется, ты тоже. У нас была бурная ночь.

— Да уж, иначе ее не назовешь. — Она с блаженным видом потянулась. — Мне нужно съездить домой и переодеться. Мое платье измято и кое-где порвано.

— Я куплю тебе дюжину новых.

София приподняла бровь:

— Ты можешь себе это позволить?

— Да, и не только это. Мои картины пользуются огромным успехом.

— Это неудивительно. — София вновь бросила взгляд на свои портреты. — Сколько денег ты за них получишь?

— Эти портреты, дорогая моя, не продаются. Я никогда не расстанусь с ними.

София с нежностью взглянула на Макса:

— Я оценила твой ответ.

Он усмехнулся:

— На это я и рассчитывал. А теперь давай вставать.

— Но в комнате так холодно, — жалобно промолвила София, обхватив Макса за шею.

— Да, но учти, что как только мы поедим, то сразу отправимся за покупками.

— За покупками! — с живым интересом воскликнула София.

— Да, нам надо сделать одну очень важную покупку. Я давно мечтал изобразить тебя обнаженной, но в одном жемчужном ожерелье, и теперь не желаю откладывать эту работу ни на одну минуту.

— Понятно. Надеюсь, когда ты закончишь мой портрет, драгоценности достанутся мне в качестве подарка?

Макс, смеясь, поцеловал жену в нос.

— Похоже, ты превратилась в сороку за время нашей разлуки? Тебя привлекает все блестящее — драгоценности, жемчуг…

— В сороку? — София резко села на кровати. — Да, вот именно!

— Что такое? — удивленно спросил Макс, однако она его не слушала.

Вскочив с кровати, София быстро оправила измятое платье.

— Вставай! Нам надо спешить!

— Куда?

Она повернулась к мужу, ее глаза сияли, на губах играла радостная улыбка:

— К леди Нили. Я, кажется, знаю, где искать этот проклятый браслет!

Спальню освещали лишь угли горящего камина. София раскинулась на расстеленном у огня алом покрывале. Она была обнажена, и на ее нагое тело падали отблески пламени.

Любуясь этим восхитительным зрелищем, Макс поставил рядом с женой тарелку с малиной и опустился на покрывало.

София оперлась на локоть и взглянула на тарелку:

— А сливки?

— На сей раз обойдемся без них. — Макс взял ягоду, положил Софии в рот, а затем припал к ее губам, от которых исходил аромат малины.

Их возбуждение нарастало.

— Мне кажется, дорогая, нам нужно перейти на кровать.