— Отлично! — воскликнул Черничка. — Смотрите, а туч-то все больше. К вечеру будет дождь, надо торопиться. Пора. Глядите, глядите! Вон внизу Шишак… Вся троица!

По берегу ручья, не замечая приятелей, бежали три кролика. Они проскочили мимо, к подлеску, худа, где долина сужалась, и понеслись вверх, успев одолеть полсклона, пока Орех не послал вдогонку Желудя, — тогда только они заметили своих и спустились к канавке.

— Похоже, нас тут некому беспокоить, — доложил Ореху Шишак. — Ферма далеко, элилей в полях и следа нет. Есть, правда, человечья дорога — даже несколько, — и ездят по ним, кажется, нередко. Запах свежий, и полным-полно белых палочек, тех самых, которые люди таскают в зубах. Но может быть, это и к лучшему. Будем от людей держаться подальше, зато они распугают нам всех врагов.

— Как ты думаешь, зачем люди ходят туда-сюда? — спросил Пятик.

— А кто знает, зачем они вообще все делают? То пригонят овец и коров, то вдруг вырубят весь подлесок. Да какая разница? По мне, все же лучше иметь дело с человеком, чем с горностаем или лисой.

— Ну ладно, — сказал Орех. — Ты, Шишак, много узнал, и новости все хорошие. А мы тут как раз собрались начать. Рыть пора. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, дождь пойдет совсем скоро.

Самцы кроликов никогда, или почти никогда, не занимаются рытьем нор всерьез. Это естественная обязанность крольчих, которые готовят жилище, пока еще малыши не появились на свет, а кролики им помогают. Бывает, правда, что иногда самец-одиночка, которому не повезло найти пустующую нору, пытается вырыть хоть подобие укрытия, но обычно ничего хорошего не получается. А здесь, возле дуба, земля была голая, почва легкая, песчаная. Раза три вся компания принималась рыть не так и не там, где надо, но все же еще до на-Фрита они вырыли какое-то подобие нор. Орех наблюдал за работой, помогая то одному, то другому и находя доброе слово для каждого. Время от времени он выбегал на край поля посмотреть, все ли спокойно. Один Пятик оставался ко всему безучастным. Работать он не захотел и то грыз траву возле канавы, то кидался бежать, словно услышав в лесу что-то страшное. Раза два Орех пытался с ним заговорить, но, не получив никакого ответа, почел за лучшее оставить брата в покое.

После на-Фрита небо плотно заволокло тучами. Свет посерел, запахло приближавшимся с запада дождем. Синичка, которая в полдень порхала над куманикой и распевала свою песенку «Хей-хо, принеси мне помягче травки», теперь бросила заниматься воздушной акробатикой и скрылась в лесу. Орех сидел, ломая голову над тем, стоит ли начинать сейчас боковой коридор между норкой Шишака и Одуванчика, как вдруг совсем рядом услышал тревожный стук. Он резко обернулся. Барабанил Пятик, не отрывавший от поля глаз.

На противоположном склоне из подлеска выбегал кролик и сел возле зеленого кустика, не сводя глаз с наших друзей. Он сидел, навострив уши, не скрывая, что слух и нюх его целиком обращены к пришельцам. Орех встал, помедлил и снова уселся, так чтобы его было лучше видно. Чужак не шелохнулся. Не отводя от него взгляда, Орех почувствовал, как за спиной подошел и замер кто-то из своих. Помолчав, он позвал:

— Черничка?

— Черничка в норе, — откликнулся Плошка.

— Сходи-ка за ним.

А чужак все сидел неподвижно. Поднялся ветер, и в ложбине, отделявшей его от Ореха, наклонилась, зарябила трава. Издалека послышался голос Чернички:

— Орех, я тебе нужен?

— Я хочу пойти поговорить с тем кроликом, — сказал Орех. — Ты не пойдешь со мной?

— А мне можно? — спросил Плошка.

— Нет, Хлао-ру. Не стоит его пугать. Трое — это уже много.

— Осторожней! — крикнул им вслед Алтейка, когда они двинулись вниз по склону. — Может быть, он не один.

Временами русло ручья сужалось и было не шире кроличьей тропки. Дойдя до такого места, кролики одним скачком перемахнули на противоположный берег.

— Веди себя так, будто мы здесь дома, — велел Орех. — Засады, кажется, нет, на худой конец мы всегда успеем удрать.

Чужак сидел, не шелохнувшись, и лишь смотрел на приятелей во все глаза. Теперь и они смогли хорошенько его рассмотреть, какой он крупный, красивый и гладкий. Шерсть лоснилась, когти и зубы блестели. Но нападать он не собирался. Наоборот, во всей его позе была какая-то странная, неестественная расслабленность. Они остановились в нескольких шагах.

— Кажется, он не опасен, — шепнул Черничка. — Если хочешь, я подойду первый.

— Нет, давай вместе, — возразил Орех.

Но в эту секунду чужак сам пошел к ним навстречу. Они с Орехом соприкоснулись носами и обнюхали друг друга, безмолвно спрашивая: «Кто такой?» Запах у чужака был странный и все же довольно приятный. Орех даже подумал, что так наверняка пахнут хорошая пища, здоровье, покой — если не сказать праздность, — словно этот красавец явился из некой неизвестной, богатой страны, о которой Орех и слыхом не слыхивал. Это был настоящий аристократ, и, когда взгляд больших карих глаз незнакомца обратился к Черничке, Орех будто увидел себя со стороны — ободранный бродяга, вожак проходимцев. Он решил было не начинать разговор первым, но в молчании незнакомца было нечто такое, что он все же заговорил.

— Мы пришли из-за вересковой пустоши, — сказал Орех.

Чужак не откликнулся, но в его молчании не чувствовалось никакой враждебности. А вид у него при этом был до странного печальный.

— Ты живешь здесь? — помолчав, спросил Орех.

— Да, — откликнулся тот и добавил: — Мы видели, как вы пришли.

— Мы тоже будем здесь жить, — твердо заявил Орех.

Чужак не проявил к его словам никакого интереса.

— Как угодно. Мы так и подумали. Но кажется, вас слишком мало, чтобы устроить свое поселение, — сказал он после небольшой паузы.

Орех растерялся. Чужака явно ничуть не беспокоило, что здесь появились бродяги. Какое странное племя. И где же оно? Сколько гвардейцев сидит сейчас в лесочке, не спуская с них глаз? А вдруг они вздумают напасть? По виду чужака ничего не понятно. Взгляд у него спокойный, едва не скучающий, правда, кажется, дружелюбный. Его печаль и огромный рост, выхоленная шкурка и та неспешность, с которой он получал что хотел, его равнодушие к незнакомцам — все оказалось для Ореха неразрешимой загадкой. Если за всем этим что-то и крылось, то он понятия не имел что. И на всякий случай решил правил своих не менять, но быть предельно искренним и понятным.

— Нас вполне хватит, чтобы защититься, — сказал он. — Мы не собираемся ни с кем враждовать, но если вдруг кто-нибудь попытается сунуть нос в наши дела…

Чужак мягко прервал его:

— Не тревожьтесь — мы рады вам. А сейчас, если вам пора вернуться к своим, то, если, конечно, вы не возражаете, я составил бы вам компанию.

И чужак побежал вниз по склону. Переглянувшись, Орех с Черничкой нагнали его и поскакали рядом. Двигался странный кролик легко, неторопливо и, в отличие от них, безо всякой опаски пересек поле. Орех был озадачен как никогда. Чужак нисколько не боялся, что кто-нибудь может напасть, оказаться сильнее, убить. Он шел один к компании сомнительных чужестранцев, но вот чего ради он так рисковал, Орех никак не мог взять в толк. «Наверное, — устало подумал он, — этот чужак потому такой большой да крепкий, что его гладкую шкурку не берут ни зубы, ни когти».

Когда все трое добрались до канавы, команда Ореха была в сборе и следила за их приближением. Молча Орех встал перед ними, не зная, что и сказать. Если бы чужак остался в подлеске, Орех просто рассказал бы все как есть. Если бы вместе с Черничкой они захватили его в плен, то поручил бы Серебряному или Шишаку сторожить незнакомца. Но тот явился сам, а теперь смотрит молча на своих спутников, осторожно выжидая, пока кто-нибудь заговорит первым. Как поступать в подобных случаях, Орех понятия не имел. И потому не он, а Шишак — как всегда грубоватый, прямолинейный — разрядил напряжение.

— Кто это, Орех? — поинтересовался он. — Зачем он пришел сюда?

— Не знаю, — ответил Орех, стараясь говорить дружелюбно, но чувствуя себя при этом совсем по-дурацки. — Он сам захотел пойти с нами.