ФЛАКОН
Есть запахи, чья власть над нами бесконечна:
В любое вещество въедаются навечно.
Бывает, что, ларец диковинный открыв (Заржавленный замок упорен и визглив),
Иль где-нибудь в углу, средь рухляди чердачной В слежавшейся пыли находим мы невзрачный Флакон из-под духов; он тускл, и пуст, и сух,
Но память в нём жива, жив отлетевший дух.
Минувшие мечты, восторги и обиды,
Увядших мотыльков слепые хризалиды,
Из затхлой темноты, как бы набравшись сил, Выпрастывают вдруг великолепье крыл.
В лазурном, золотом, багряном одеянье,
Нам голову кружа, парит Воспоминанье...
И вот уже душа, захваченная в плен,
Над бездной склонена и не встаёт с колен.
Возникнув из пелён, как Лазарь благовонный, Там оживает тень любви похоронённой, Прелестный призрак, прах, струящий аромат,
Из ямы, в коей всё - гниенье и распад.
Когда же и меня забвение людское Засунет в старый шкаф небрежною рукою, Останусь я тогда, надтреснут, запылён, Несчастный, никому не надобный флакон,
Гробницею твоей, чумное, злое зелье,
Яд, созданный в раю, души моей веселье, Сжигающий нутро расплавленный свинец,
О, сердца моего начало и конец!
НЕПОПРАВИМОЕ
Возможно ль задушить, возможно ль побороть Назойливое Угрызенье,
Сосущее, как червь — бесчувственную плоть,
Как тля — цветущее растенье?
Бессмертного врага возможно ль побороть?
В напитке из какой бутыли, бочки, склянки, Утопим мы — не знаю я! -Его прожорливую алчность куртизанки И трудолюбье муравья?
В напитке из какой бутыли? - бочки? — склянки?
Я ведьму юную на выручку зову:
Скажи мне, как избыть такое?
Мой воспалённый ум — что раненый во рву,
Под грудой трупов, после боя.
Я ведьму юную на выручку зову.
Над ним уж воронье кружит - он умирает!
Уж волки рыскают окрест...
Он должен знать, что зверь его не растерзает,
Что будет холм и будет крест.
Смотри, уж вороньё кружит - он умирает!
Как небо озарить, не знающее дня?
Как разодрать завесу ночи,
Тягучей, как смола, кромешной, без огня Светил, глядящих людям в очи?
Как небо озарить, не знающее дня?
Надежда, кто задул тебя в окне Харчевни?
Как до пристанища дойти Без света вдалеке и без лампады древней, Луны, ведущей нас в пути?
Сам Дьявол погасил фонарь в окне Харчевни!
О ведьма юная, тебе знаком ли ад?
Возмездия неотвратимость?
А стрел Раскаянья, пронзивших сердце, яд?
Иль для тебя всё это - мнимость?
О ведьма юная, тебе знаком ли ад?
Непоправимое проклятыми клыками Грызёт непрочный ствол души,
И как над зданием термит, оно над нами, Таясь, работает в тиши -Непоправимое - проклятыми клыками!
В простом театре я, случалось, наблюдал, Как, по веленью нежной феи,
Тьму адскую восход волшебный побеждал,
В раскатах меди пламенея.
В простом театре я, случалось, наблюдал,
Как злого Сатану крылатое Созданье,
Ликуя, повергало в прах...
Но в твой театр, душа, не вхоже ликованье,
И ты напрасно ждёшь впотьмах,
Что сцену осветит крылатое Созданье!
МОЕЙ МАДОННЕ Ex vote* в испанском стиле
Хочу я для тебя, Владычицы, Мадонны,
На дне своей тоски воздвигнуть потаённый Алтарь; от глаз вдали, с собой наедине,
* По обету (лат.). Так называют приношения во исполнение обета в католических храмах.
Я Нишу прорублю в сердечной глубине.
Там Статуей ты мне ликующей предстанешь В лазурном, золотом, вернейшем из пристанищ. Металла Слов и Строф чеканщик и кузнец,
На голову твою я возложу Венец,
Созвездиями Рифм разубранный на диво.
Но к смертным Божествам душа моя ревнива,
И на красу твою наброшу я Покров Из Подозрений злых и из тревожных Снов, Тяжёлый, жёсткий Плащ, Упреками подбитый, Узором Слёз моих, не Жемчугом расшитый.
Пусть льнущая моя, взволнованная Страсть,
Дабы тебя обнять, дабы к тебе припасть,
Все Долы и Холмы по своему капризу Обвить собой одной — тебе послужит Ризой.
Наряду Башмачки должны прийтись под стать:
Из Преклоненья их берусь тебе стачать.
След ножки пресвятой, небесной, без изъяна,
Да сохранит сие подобие Сафьяна!
Создать из Серебра мои персты должны Подножие тебе — Серп молодой Луны,
Но под стопы твои, Пречистая, по праву Не Месяц должен лечь, а скользкий Змий, Лукавый, Что душу мне язвит. Топчи и попирай Чудовище греха, закрывшего нам Рай,
Шипящего и злом пресыщенного Гада...
Все помыслы свои твоим представлю взглядам:
Пред белым алтарём расположу их в ряд —
Пусть тысячью Свечей перед тобой горят,
И тысячью Очей... К тебе, Вершине снежной,
Да воспарит мой Дух, грозовый и мятежный;
В кадильнице его преображусь я сам В бесценную Смолу, в Бензой и Фимиам.
Тут, сходству твоему с Марией в довершенье, Жестокость и Любовь мешая с упоеньем Раскаянья (ведь стыд к лицу и палачу!),
Все смертных семь Грехов возьму и наточу,
И эти семь ножей, с усердьем иноверца,
С проворством дикаря в твоё всажу я Сердце —
В трепещущий комок, тайник твоей любви, —
Чтоб плачем изошёл и утонул в крови.
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь:
«Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?» — Бесхитростность зверька — последнее, что мило,
Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.
Будь нежной и молчи; проклятую скрижаль Зловещих тайн моих душа похоронила,
Чтоб ты не знала их, чтоб всё спокойно было,
Как песня рук твоих, покоящих печаль.
Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая сила Убийственных безумств грозят из-за угла -Попробуем любить, не потревожив зла...
Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила.
Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела...
Ты, так же как и я, — осеннее светило.
МУЗЫКА
Я в музыку порой иду, как в океан,
Пленительный, опасный -Чтоб устремить ладью сквозь морок и туман К звезде своей неясной.
И парус и меня толкает ветер в грудь...
Я в темноте ненастной Через горбы валов прокладываю путь,
Влекомый силой властной.
Я чувствую себя ристалищем страстей Громады корабельной,
Смешением стихий, просторов и снастей,
Могучей колыбельной...
Но никнут паруса, и в зеркале воды —
Ты, лик моей беды.
Ты — бочка Данаид, о Ненависть! Всечасно Ожесточённая, отчаянная Месть,
Не покладая рук, ушаты влаги красной Льёт в пустоту твою, и некогда присесть.
Хоть мёртвых воскрешай и снова сок ужасный Выдавливай из них — всё не покроешь дна! Хоть тысячи веков старайся — труд напрасный: У этой бездны бездн дно вышиб — Сатана!
Ты, Ненависть, живёшь по пьяному закону: Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять... Как в сказке, где герой стоглавому дракону
Все головы срубил, глядишь — растут опять!
Но свалится под стол и захрапит пьянчуга,
Тебе же не уснуть, тебе не спиться с круга.
НАВАЖДЕНИЕ
Как ваша высь и глубь соборов кафедральных — Дремучие леса! — мне душу леденит!
В органных рёвах крон — все жалобы опальных И проклятых сердец, все стоны панихид...
Как ненавистен мне твой вечный бег смятенный, Могучий Океан! Так дух мятётся мой...
А в хохоте твоём — смех утысячеренный Униженных и злых, подхваченный тобой.
Как я любил бы ночь, когда бы не сусальный Блеск надоевших звёзд! Мила мне темнота, Однако и её читаю я с листа...
И пустота и мрак — бумаги рисовальной Незримые листы, и на любом - портрет:
С него глядят глаза, которых больше нет.
Поль Верленv 1844-1896
NEVERMORE*
Зачем, зачем ты льнёшь ко мне, воспоминанье? Дрозда косой полёт в осеннем увяданье, Однообразный свет, бессильное сиянье Над жёлтою листвой - и ветра бормотанье...
Мы шли, она и я, - и ни души вокруг, -В мечты погружены; она спросила вдруг:
