Речь идет о встрече в Париже в 1935 г. во время пребывания Б.Л. Пастернака на Международном конгрессе писателей в защиту культуры.
NRF - Nouvel Revue Franc^ais — Новый французский журнал.
3 То есть после ареста Всеволода Эмильевича Мейерхольда 20 июня 1939 г.
4 В Гефсиманском саду Иисус после Тайной вечери сказал ученикам: «...душа Моя скорбит смертельно...» и воззвал к Богу: «Отче Мой! если возможно да минует Меня чаша сия...» (Мф. 26, 38-39).
5 Зинаида Николаевна Пастернак - жена поэта.
6 Борис Николаевич Ливанов (1904-1972) - народный артист СССР, актер МХАТа и кино.
7 Виктор Викторович Гольцев (1907-1955) - критик, литературовед, специалист по грузинской литературе, гл. редактор альманаха «Дружба народов».
Е.Я. Эфрон u З.М. Ширкевич
11 февраля 1955
Дорогие мои Лиленька и Зиночка! Слава богу, Зинуша «раскошелилась» на письмо, и я немного успокоилась. Как-то по сумасшедшему быстро идет время в суете и сутолоке и как много его поглощают мелочи! С самого своего приезда без передышки пишу лозунг за лозунгом, делаю монтаж за монтажом, перескакиваю с декорации на декорацию, никогда не успеваю отдохнуть, собраться с мыслями, и главное, чтобы эти мысли были ясными и бестревожными! У нас такой нетрудоспособный и малоразвитый коллектив, что приходится делать всё за всех, а это значит, что на своё не остается необходимого времени и всё делается скоро и плохо.
Я до того акклиматизировалась здесь, что совсем перестала понимать, когда тепло, а когда - холодно. Вижу солнце, кажется - тепло, а оказывается — минус сорок! Несмотря на все «минусы», погода с полмесяца стоит хорошая, с каждым днём солнце отвоевывает себе всё больше и больше неба, а земля всё больше и больше солнца. Ветров настоящих не было, так что и морозы не страшны. Небо здесь -чем не устаю хвастаться во всех своих письмах — изумительное, ненаглядное! Про ложные солнца я вам писала, а вот ещё бывает, что солнце всходит, разрезанное на несколько отдельных (горизонтально) - ломтей, потом они все соединяются, но контур солнца ещё не гладкий, ровный, а зигзагообразный. Еще полчаса — и настоящее солнце! Всё мне кажется здесь необычайно близким к мирозданию, точно Бог ещё всё лепит и пробует — как лучше? А какие здесь тени на снегу! Синие, глубокие, прочные, так что и на тень не похоже, кажется, можно этот ультрамарин выкопать, вырубить, вытащить с корнем, такие они (тени!) весомые и осязаемые. И тишина здесь первозданная.
Никаких ответов ни из каких на свете прокуратур нет, и я, пожалуй, не решусь ехать без реабилитации. По-прежнему ехать некуда, и 90% наших товарищей, выехавших с этими «недоделанными» паспортами, устроились плохо, несмотря на семьи, квартиры и т. д., а то и вовсе не устроились. Несколько человек уже вернулись обратно. Не знаю, не знаю...
Ехать куда-то «под Москву» и долго-долго околачиваться без работы неизвестно на чей счет? И при малейшей дополнительной тучке на горизонте рисковать вновь «загреметь», как я в свое время «загремела» из Рязани?
А вы как думаете? М. б. умнее ждать на месте окончательного разрешения дела и потом, в зависимости от того, каково оно будет, решать всё окончательно? Я так привыкла, что за меня решают стихии, что сама — боюсь! Напишите!
Крепко вас целую и люблю.
Ваша Аля
От Бориса за всё время ничего не имела.
Спасибо за картинки, здесь они пользуются заслуженным успехом.
Над чем работаете с Д.Н.? А с учениками?
Что с делом Аванесова-отца?1 Жив ли он?
1 Отец соседей Е.Я. Эфрон по квартире, Юрия и Левона Аванесовых, Петрос Сергеевич Аванесов (1889-1956), преподаватель истории в Коммунистическом университете народов Востока, а затем в Высшей пограничной школе. В 1938-1948 гг. отбывал срок по 58-й ст., а в 1949 г. сослан в Красноярский край, где находился, по словам Ю.П. Аванесова, в инвалидном доме для заключенных. В 1957 г. посмертно реабилитирован.
О. В. Ивинской
Москва, Потаповский пер., д. 9/11, кв. 18 Туруханск, 23 февраля 1955
Милый друг, Ольга Всеволодовна! Мне ужасно жаль, что не удалось встретиться с Вами, но иначе и быть не могло, забежать к Вам на минуточку мне показалось немыслимым, т. к. всё то, что хотелось Вам сказать и от Вас услышать, требует времени и покоя. Мы с Вами ещё встретимся по-настоящему. А сейчас мне просто хочется Вам сказать, что я безмерно рада Вашему возвращенью, Вашему воскресению'. Вы умница, именно так и нужно. Ибо, воскреснув слишком поздно, Вы оказались бы никому не нужной Эвридикой, раздвоенной между жизнью и царством теней, слишком глубоко знающей ту, внечеловеческую правду, с которой потом трудно, трудно жить. Все хорошо вовремя, даже и особенно — чудо! У меня в жизни всё иначе — ну и Бог с ним! Я о Вас знаю и очень много, и очень мало, также, вероятно, как и Вы обо мне, т. е. так, как умеет рассказать Б. Л.
Поэтому и пишу Вам, как написала бы его воплощённому стихотворению.
А какая Вы на самом деле - не знаю, да и не думала об этом. Несомненно такая, какой Вам нужно быть!
Желаю Вам счастья, и чтобы чудо - длилось, и чтобы всё, всё, всё было хорошо!
Целую Вас.
ВашаАЭ
Обр. адрес. Красноярский край, с. Туруханск, почта, до востребования, Эфрон А. С.
Во время свидания с А.С. в Москве Б. Пастернак рассказал ей о возвращении О.В. Ивинской из лагеря. Однако А.С. не поняла: подруга поэта была освобождена из заключения в апреле 1953 г.
Л.Г. Батъ1
25 февраля 1955
Дорогая Лидуша, очень обрадовалась твоему письмецу. У меня к тебе особое, какое-то милое, милое чувство, нежное и сердечное. Я всегда любила в тебе смесь юмора, порядочности, наивности, осторожности, такта, непосредственности, таланта и... ограниченности. Милая моя, я сама знаю, что эта «ограниченность» произведет на тебя впечатление, как говорят французы, «волоса в супе», и потому расшифрую её. Дело в том, что, как мне всегда казалось раньше, ужасно ограничивал тебя Дейчик2, и что самое ваше многолетнее творческое содружество никогда не давало тебе быть самой собой. Эта маленькая ходячая энциклопедия в больших очках сделала тебя литератором «малых форм» (я знаю, что это не совсем то выражение, но ты поймешь его правильно), не дала тебе расти самостоятельно в большой творческий рост, а ведь тебе всё, всё было «дадено». Да и не только было, и сейчас «дадено», и его, слава Богу, нет на твоём пути. Что ты делаешь сейчас, и о чем думаешь, о какой работе, в дальнейшем? Мне очень хочется, чтобы ты написала что-то хорошее своё, а не о ком-то и чем-то, опирающемся на дейчевский метод изысканий по проверенным источникам.
Да, а ещё ты для меня — кусочек моей молодости и счастья, потому что счастлива я была — за всю свою жизнь — только в тот период — с 37 по 39 год в Москве, именно в Москве и только в Москве. До этого счастья я не знала, после этого узнала несчастье, и поэтому этот островок моей жизни так мне дорог, и так дороги мне мои тогдашние спутники.
Ты просишь меня рассказать что-то «конкретное» о моих дальнейших делах. О, боже мой! И сама-то я в достаточной мере неконкретна, и дела мои в тумане, и ещё меньше, чем ты, я представляю себе, на каком этапе они остановились. Про этап этот я могу сказать лишь одно - он в высшей степени мучителен именно своей неопределенностью. Куда ехать, если нигде никто не ждёт? Ведь это не слова, а на самом деле так. Редким друзьям, вероятно, и так осточертело годы и годы помогать мне кто, как и чем может, не хватает ещё, чтобы сама я появилась на горизонте со всеми своими сомнительными способностями и несомненными потребностями! Короче говоря, для того, чтобы я сама себе и другим не была в тягость, мне нужна реабилитация. Жду я её уже два года (если считать правильнее, то уже 16 лет!).
Если она будет, то тогда всё будет справедливо, и даже легко и просто - даже вопросы жилплощади и работы! Если её не будет, то сама не представляю себе, что я буду делать и как буду жить. Вероятно, так, как теперь, только труднее морально. Впрочем, куда ещё труднее!
