Я ещё не работаю, меня лечат до одури, единственный ощутимый результат, помимо стоимости всех этих препаратов, — синяки на всех тех местах, куда делают уколы. Терплю всё из уважения к лечащему меня фтизиатру (в прошлом - санитарному врачу), но без малейшей уверенности в том, что меня лечат от того и тем.

Опять наговорила уйму глупостей. Прости.

Целую тебя и люблю, и как же я по тебе стосковалась! Главное, будь здоров, а остальное - приложится.

Твоя Аля

¹ Татьяны Сергеевны Сикорской.

А. И. Цветаевой

10 сентября 1954

Дорогая Асенька, не горюйте, всё уладится, мы ещё побываем в Тарусе, всё будет хорошо. Вы и так решили эту зиму провести в Пих-товке, нам с Адой тоже некуда ехать, будем зимовать здесь. А за зиму всё прояснится. Получили ли письмо от своей подруги? Что она пишет (после телеграммы насчёт Тарусы)?

Я надеюсь, что нам в будущую навигацию удастся выбраться отсюда — куда, ещё совершенно не представляем себе. Ада может работать (и хочет) только в вузе и совсем ещё неизвестно где, в каком городе в будущем учебном году, будут вакансии и куда захотят её принять (у неё, также, как и у нас всех, паспорт с ограничениями, меньшими, чем раньше, но несомненными). Если бы удалось добиться снятия судимости, то всё было бы значительно проще - тогда можно хоть в Москву (с возвращением прежней квартиры!). У нас с ней кроме Москвы нигде никого и ничего, и потому нам более или менее всё равно, куда направляться, была бы обеспечена работа. Как только мало-мальски наладится наша жизнь, и Вам не нужно будет ни о чём беспокоится материально, вот только эту зиму нужно перезимовать и собрать денег на отъезд, но я надеюсь, что и на эту зиму придумаем Вам что-нб. (правда, в небольшом размере, но регулярное). Асенька, какой у Вас трудовой стаж до 1937 г., есть ли документы? Вряд ли наберётся 20 лет стажа, необходимых для пенсии в Вашем возрасте. Ради бога, не думайте о Ваших «роковых цифрах», это просто грешно. Ещё очень многое нужно сделать в жизни, и, м. б. — главное. Не только дождаться Андрея, но и записать, сохранить для будущего то, что Вы одна помните о маме. И ради хотя бы её дальнейшей жизни среди живых должны жить и мы, знающие и помнящие её, как никто больше. Бог даст, осуществим, Вы будете рассказывать, а я записывать. Не знаю, доживём ли мы до времени, когда она займёт своё место в русской литературе, т. е. когда это место будет общепризнанным, но мы должны приготовить для этого всё, что в наших силах. Так что будем жить несмотря ни на что, и во имя этого. Целую и люблю Вас. Привет семье.

Ваша Аля

6 сентября у нас выпал первый снег.

Идут последние пароходы.

Б.Л. Пастернаку

24 сентября 1954

Дорогой друг Борис! Прости, что не сразу ответила тебе, мой бюллетень кончился и я вышла на работу как раз в такое время, когда все остальные сотрудники оказались мобилизованными в колхоз на уборку картофеля, и мне одной пришлось отдуваться сразу за всех, т. е. два раза в неделю мыть полы (за уборщиц), ежедневно топить печи (за истопника), стоять у дверей вместо контролёра, получать и сдавать деньги в банк и... обеспечивать идейность и качество проводимых мероприятий. Было очень весело и публике, и мне! Наконец все вернулись и начали по-прежнему дружно дармоедствовать, а я вернулась в свое русло.

Страшно благодарна тебе за твоё приглашение¹, это действительно будет чудесно, а также и то, что за короткий отпущенный мне срок я надеюсь просто не успеть тебе надоесть. Я начинаю свыкаться с дивной мыслью, что то, о чем так недавно не смела и мечтать, возьмет да осуществится. У меня ещё одна радость, правда, это ещё не совсем сбылось, но почти. Я получила от Аси очень тяжёлое письмо о том, что ей некуда ехать и кто-то приглашавший её, приглашение отменил, и что у неё нет постоянных, пусть небольших, средств к существованию, и что комендатура, поскольку отпала ссылка, лишила её инвалидного пособия, и т. д. Я сходила здесь в собес, разузнала насчет пенсии. Оказывается, не имея 20 лет стажа рабоч<его> в её возрасте (стаж-то у неё есть, но несомненно нет о том справок), она, в сельской местности, может рассчитывать на пенсию... в 18 рублей ежемесячно! Думала, думала, что мне делать, увидела в «Литературной газете», как Оренбург целует какого-то зарубежного демократа, и написала ему об Асином положении — неужели нельзя организовать какую-то регулярную, пусть небольшую, помощь через какой-нибудь Литфонд? Я не очень рассчитывала на ответ - он так омастител за эти годы, и тем более была тронута и обрадована, когда он отозвался немедленно и сердечно. Он говорил об Асе с Леоновым, председателем правления Литфонда, и тот обещал поставить вопрос о пособии ей на правлении, и надеется, что это будет улажено скоро и как надо. И я тоже надеюсь. Это было бы чудесно, и Ася чувствовала бы себя лучше, крепче, увереннее, зная, что может ежемесячно располагать определённой суммой-минимумом, а остальное всегда приложится. Самое страшное, это когда ко всему пережитому и переживаемому ещё нужда, ещё страх за завтрашний кусок хлеба, и это в её возрасте, при её состоянии здоровья, при её одиночестве.

С сегодняшнего дня и по 7 ноября у меня сумасшедшая работа, а потом, даст Бог, сразу Москва! Бывает же так! Меня - неимоверно ругают все (кроме тебя и Лили) за эту дикую затею: мне! ехать! в отпуск! мне! тратить! такие деньги! Мне же надо копить! Мне же надо выезжать тихонечко, скромненько, дёшево, и, главное, «куда-нибудь»! Все советуют «куда-нибудь» выехать, «где-нибудь» устроиться и, главное, немедленно бросить Аду, с которой я живу здесь шестой год, она была хороша, пока помогала мне в трудных условиях, а сейчас, мол, каждый сам по себе, мне, мол, помогут, а она как хочет. Боже мой, ну никто не понимает, что я так заработала, так заслужила такой отпуск,

и пусть добрые деньги, данные мне, хоть раз в жизни пойдут не на хлеб насущный, а просто на радость.

Кроме того, мне как-то предчувствуется, что я скоро сама буду зарабатывать как следует. Правда, совершенно не представляю себе, как и чем, но это непременно будет. Ах, мне бы реабилитацию!

Спасибо тебе, родной. Неужели я тебя скоро в самом деле увижу? Я не буду тебе мешать, я очень тихая.

Целую тебя.

Твоя Аля

' В письме от 10.IX.54 г. Б.Л. Пастернак предложил А.С., когда она приедет в Москву, поселиться у него на даче в Переделкине.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

4 октября 1954

Дорогие мои Лиля и Зина, только что получила Лилино письмо опять из Болшева. Видимо, Лилечка, здоровье лучше, раз Вы опять там и работаете. Слава Богу, я очень беспокоилась, что вам пришлось из-за болезни перебраться в Москву. На предыдущее ваше письмо я ответила по московскому адресу, да вы, наверное, получили. Командировочные удостоверения постараюсь взять не только от клуба, но и от местного отдела культуры, все-таки посолиднее. Кроме того, постараюсь добыть от здешнего главврача направление на лечение или на консультацию. Думаю, что ни те, ни другие мне не откажут, да кроме того и в самом деле врачам нужно будет показаться, да и клуб с отделом надают мне немало поручений - приобретение репертуара, нот, маловольтажных лампочек для ёлки и пр.

Работы у меня сейчас ужасно много, больше, чем обычно в предноябрьский период, т. к. все работники у нас новые, все — не специалисты, и приходится не только помогать, но зачастую и просто работать за них. Штат довольно большой, но толку пока что довольно мало. Так что уеду я, как сумасшедшая, авось в дороге очухаюсь. Самолеты в праздничные дни не ходят, или если совершают рейсы, то нерегулярные, и мне нужно будет постараться успеть или в предпраздничные дни вылететь, что навряд ли удастся, или сейчас же после праздников. Я Вам писала, кажется, что Борис предложил мне - остановиться у них на даче, с тем чтобы днями (в дневное время), когда он работает, я могла бы ездить по своим делам, а вечера проводить в Переделкино. М. б. действительно так и сделаю, во-первых, повидаюсь с ним как следует, он почитает мне свое новое, а во-вторых, это — не