Она закрыла глаза от ужаса. Вся жизнь последних месяцев воскресла в ее памяти до малейших подробностей. Тяжелое сознание своего безвыходного положения и боязнь уличного скандала лишили ее последней воли. Она сама невольно замедлила шаг своей лошади и готовилась безропотно к смерти, считая ее неизбежной. Два работника выделились из толпы. Один загородил дорогу лошади, другой протянул руки к молодой женщине с видимым намерением схватить ее.

– В Сену! Бросьте ее в Сену! Пускай она послужит на том свете доброй королеве Клавдии! – заревела толпа, видя, что жертва добровольно отдается ей.

– Добрый конь дороже золота в руках хорошего наездника! – проговорил нараспев звонкий голос в толпе в тот момент, когда работник прикоснулся к плечу молодой женщины.

Франциска быстро подняла голову при этих словах, как бы опомнившись от тяжелого сна. Кровь Фуа заговорила в ней, она решила защищать свою жизнь до последней крайности и, подняв хлыст, ударила изо всех сил по лицу работника, который намеревался стащить ее с седла; затем хлестнула лошадь по голове и попала в глаза другому работнику, стоявшему на дороге. Лошадь неожиданным прыжком опрокинула его и полетела стремглав по дурно вымощенной мостовой, высекая искры из камней ударами копыт. Слуги графини, воспользовавшись этим моментом, помчались за нею, разгоняя перед собой толпу. Вскоре они очутились на совершенно пустынной улице.

– Маро спас ее своим советом! – воскликнул кто-то из толпы. – Куда девался этот плут? Я сам видел его.

– Она красавица и мастерски ездит верхом, не хуже королевы Изабеллы! – ответил поэт, выступив вперед.

– Маро прав! Она очень красива!.. – заговорили другие.

Вслед за тем раздался общий хохот. Трудно было определить, относился ли этот смех к работнику, получившему удар хлыста по глазам, который, поднявшись на ноги, протирал себе глаза, или же толпа смеялась над своим неудачным нападением, имевшим такой неожиданный исход благодаря смелости молодой женщины.

Франциска неслась стремглав по незнакомым ей улицам Парижа и наконец, заметив, что никто не преследует ее, остановилась, чтобы спросить дорогу у одного из слуг. Оказалось, что она заехала совсем не в ту сторону, где ее должен был встретить король, и прошло около часу, пока она увидела за чертой города башню Сен-Дени.

Стоял один из тех жарких летних дней, когда сгущенный воздух при красно-желтых лучах заходящего солнца кажется необыкновенно прозрачным. При этом своеобразном освещении резко выделяются все предметы на горизонте, как на старинных картинах, и представляются какими-то неподвижными и точно высеченными из камня. Еще издали увидела Франциска короля, который ехал по равнине Сен-Дени в сопровождении нескольких всадников. Фигура его, при ярком солнечном отблеске, произвела на нее впечатление чего-то призрачного. Был ли это обман зрения или игра ее расстроенного воображения, но он показался ей гигантом, сидевшим на черном коне необычайных размеров. Он ехал не по дороге, а прямо по равнине, не обращая никакого внимания на встретившиеся насыпи и другие препятствия, так что Франциске было довольно трудно присоединиться к нему. Но при ее возбужденном состоянии только одна мысль занимала ее: скорее увидеться с ним и высказать горечь, накопившуюся в ее сердце. До этого дня она любила короля мечтательной, бескорыстной любовью и не добивалась ни власти, ни внешнего почета. Но теперь она увидела неминуемую опасность, грозившую ее любви, с одной стороны от деспотического вмешательства толпы, а с другой – от непостоянства короля, который мог ежеминутно бросить ее из-за политических соображений. То и другое, как ей казалось теперь, происходило от недостатка официально признанной власти; и она решила добиться тем или другим способом того высокого положения, на которое давала ей право любовь короля.

Перемена внутреннего настроения отразилась и на наружности молодой женщины, но король не сразу заметил эту перемену. Когда он увидел ее едущей верхом по полю, то почувствовал к ней невольное презрение. Своенравный Франциск был неприятно поражен, что она решилась последовать за ним против собственного желания и несмотря на его дурное обращение с ней. Женщина, которая позволяет обходиться с собой как вздумается, не выказывая при этом ни малейшего сопротивления, не может иметь никакой цены в глазах человека, который сам не способен на самоотверженную любовь.

Король равнодушно встретил графиню Шатобриан упрекнул ее высокомерным тоном за поздний приезд, но, к своему удивлению, услышал ответ, который он менее всего ожидал от нее.

– Вы сами виноваты в этом, король Франциск! – ответила она. – Вы не умеете держать в руках парижскую чернь! Дерзость ее переходит все границы; она загораживает дорогу близкой вам женщине, осыпает ее грубыми насмешками и едва не позволила себе еще нечто худшее…

– Возможно ли, чтобы парижане?..

– Ваши парижане не делают чести вашему управлению! Теперь вопрос не в них… Можно быть слабым правителем, но надежным другом! Меня несравненно больше удивляет, что король, который славится своим рыцарским обращением, не позаботился избавить даму своего сердца от намеренно подготовленного скандала и сам отдает ее на произвол черни! Может быть, ваше величество находит это вполне естественным!..

– Франциска!

– Меня зовут графиней Фуа, так как я отказалась носить фамилию моего мужа. Хотя я сама позволила вам называть меня Франциской, но я считаю такое дружеское обращение совершенно лишним. Этим я не заслужила ни вашей любви, ни даже простого уважения, на которое имеет право каждая женщина!..

Графине Шатобриан было тяжело говорить таким тоном с человеком, которого она в этот момент любила так же горячо, как и прежде.

Но она не могла забыть грубых насмешек и оскорблений, нанесенных ей уличной толпой. В ней впервые проснулось чувство собственного достоинства, о котором постоянно толковали ее преданные друзья. Она вспомнила до малейших подробностей все, что говорили ей Бюде, Брион и Флорентин, об ее шатком положении в свете, о покровительстве, которое обязан оказывать ей король. Их слова не находили тогда отголоска в ее сердце, но теперь они неотразимо действовали на нее и вселяли убеждение, что ее доверие может быть обмануто и что вместе с тем наступит конец ее любви.

Трудно сказать, какую роль во всем этом играло честолюбие, которое могло, наконец, найти доступ и к ее бескорыстному сердцу благодаря влиянию Флорентина и придворной жизни. Желание сделаться королевой должно было неизбежно явиться у женщины, которая отдалась королю телом и душой в полной уверенности, что он любит ее той же безграничной любовью. Когда уверенность эта поколебалась и наступила пора борьбы, то графиня Шатобриан выказала в ней ту же силу характера, какую проявила в самоотречении, с которым предавалась своей любви. После всех потрясений, испытанных ею в этот день, только поверхностный наблюдатель мог удивиться перемене в наружности и обращении Франциски. Король не был знатоком человеческого сердца, и женщины настолько избаловали его благодаря его красоте и высокому положению, что он никогда не ожидал сопротивления с их стороны.

Слушая Франциску, король в первую минуту совершенно растерялся и не знал, что ответить ей, тем более что она упрекала его в нерыцарском поведении. Он всего более гордился прозвищем короля-рыцаря и потому мысль, что он мог погрешить в этом отношении, произвела на него крайне тяжелое впечатление. Не обращая никакого внимания на дорогу, он ехал наугад возле графини Шатобриан, которая никогда не казалась ему такой красивой, как в эту минуту. Щеки ее горели от волнения и жары, круглая шляпа с пером сдвинулась на затылок, роскошные черные волосы развевались по ее платью зелено-золотистого цвета.

Красота Франциски заставила короля забыть испытанное им унижение. Он следил с возрастающим интересом за неожиданной переменой в ее характере и обращении.

– Зачем ты прежде никогда не говорила со мной этим тоном! – невольно воскликнул король без дальнейших объяснений.