Литмир - Электронная Библиотека

- Не задавай неоправданных вопросов. Разве я спрашиваю тебя, в чем смысл рогов Аммона и кто их ему наставил?

Она помрачнела:

- Я боюсь завтрашнего дня, Персей.

Я был поражен и объяснил, что моя Стиксова нимфа ближе к рассвету заявила мне в точности то же самое, что я и объясню поутру. Я ободрил обеих: заверил океаниду, что страхи пристали скорее мне, а не ей, поскольку без Пегаса, который должен был отнести меня к Медузе в Гиперборею, не нужен мне и кибисис; постарался в случае Каликсы сменить тему, свернув на ее эпистолярную Персеиду, каковая, собственно говоря, могла сойти за виновницу настоящего повествования, послужив ему источником и пуповиной. Умерла ли она в египетском Хеммисе - утонув во время глубоководных погружений с Аммоном в Ниле или, быть может, попав в пучине страсти на прием к крокодилу - и вознесена посмертно? Или же ее вознебешение было своего рода наградой за авторство, наподобие Дельфина, вызвезженного за его убедительные речи Посейдоном? Что же касается Хеммиса…

Но она хранила молчание, только все теснее прижимаясь в ту ночь ко мне, точно так же прижималась - все еще под своей мантией - на берегу ко мне и Медуза на утренней росписи. II-F, как и ее прообраз, оказалась семичленкой, но настолько превосходила его размахом, что каждая из ее панелей была много масштабнее самой большой сцены внутренней серии, и разглядывать их можно было только порознь. Я спросил у Каликсы, можем ли мы, придерживаясь Зевсова графика, осмотреть их все в один день или же должны уделить многочисленным клеймам целую неделю.

- Ты так спешишь?

- Нет, нет, нет, - заверил я ее, - хотя, да. Во-первых, я так и не могу ничего вспомнить о том, что было после недели, проведенной мною с Медузой на озере Тритон, а мне хочется знать в точности, как и когда я умер. Но что и в самом деле интересует меня, так это как раскручивается мой храм. - Я имел в виду, как объяснил ей, когда мы вернулись в постель, что, учитывая, с одной стороны, нынешнюю скорость осмотра мною выставки - одно панно в день, - а с другой - существенное ускорение времени между сценами, мы за шесть дней перешерстили мою жизнь с момента златокапельного зачатия почти до конца моих воспоминаний. Следовательно, скоро - буквально в любой день - мраморная история должна достичь момента моей смерти и переброситься на нынешнее преображение. Что она рисует нынче, спросил я у Каликсы, если не саму себя вместе со мною в спиралевидных небесах - в процессе осмотра как раз нарисованных ею росписей?

Немного помолчав, она ответила: "Этой ночью я еще не готова ответить на твой вопрос". Но она настоятельно посоветовала мне учесть следующие два соображения: во-первых, коли бессмертие не имеет конца, нельзя ли заключить, что это относится и к храму, бесконечно разворачивающемуся от нашего ложа по небесам; с другой стороны, нужно заметить, что параллельно с возрастанием длины рельефов промежуток времени между изображаемыми на них сценами укорачивается: от крохотного I-B, например (Диктис вылавливает сетью принесенный прибоем сундук), до его соседа I-C (мой первый визит к Афине на Самое) за колонной сокрыт интервал почти в два десятилетия; между их пространными подобиями во второй серии - немногим более дней, a II-E отделяет от II-F-1 примерно столько же часов, сколько проспали и мы между их созерцанием. Не может ли в таком случае статься, что, подобно закручиванию спирали к центру, моя история будет вечно приближаться к настоящему моменту, но никогда его не достигнет? Так или иначе, ей казалось, что историю можно предполагать бесконечной.

- Но это же только выставка! А где реальная драма в реальном времени? Где ее кульминация?

Каликса серьезно улыбнулась:

- Думаю, что очень скоро кульминации достигнем мы оба. На сей раз одновременно.

- Хм-м.

Ты звучишь совсем как она; пожалуйста, не будь критична. Тот вечер, как я почувствовал, как раз таким и был: первым делом Каликса тогда объявила, поначалу весьма величественно, что наступает девятый день, с тех пор как солнце вступило в знак Льва, и день этот станет двадцать пятой годовщиной ее рождения, а также и двадцатой годовщиной другой красной даты в календаре ее жизни, но об этом она расскажет завтра. Чтобы отпраздновать юбилей, она предложила, поскольку, по ее подсчетам, до полуночи оставалось еще около часа, перевернуть наш обычный распорядок и насладиться рассказом до совокупления - с тем чтобы она смогла достичь четвертьвековой отметки в моих объятиях. Я был очень тронут - и встревожен косвенным значением ее новостей, - но заметил на это, что глосса на II-F-1 весьма в данных обстоятельствах неуместна и уж всяко не сыграет роль любовного зелья, поскольку, как ей известно, на этой утренней сцене представлено мое свидание с Медузой. Может, нам стоит просто перескочить через нее? Партию в трик-трак? Часок вздремнуть?

- Нет, - отрезала Каликса. - Со мной теперь все в порядке. Я хочу об этом послушать.

- Порядок, я и так догадываюсь, что с ней все в порядке. Я все еще ревную, но больше не хочу быть критичной.

Ладно. С ней, конечно же, в ту ночь, когда я рассказывал свою историю, все было в порядке. Надеюсь, с ней все в порядке и сейчас.

- Дело было утром, - сказал я ей. - Медуза сказала мне, что она и есть Медуза. Мы попробовали еще разок, больших сдвигов не намечалось; она замерла, повернувшись ко мне спиной - пожалуйста, не переворачивайся, - по-прежнему в одном кибисисе, и упросив меня ее не переворачивать, пока она не доскажет до конца свой рассказ. Сначала шла история ее жизни, часть которой она уже раскрыла мне на Самосе: ее распрекрасное девичество, насилие Посейдона, кара Афины, ее неведение касательно собственного горгонства и, наконец, ошибка, по которой она приняла меня за своего возлюбленного, а не истребителя.

Очень трудно рассказывать эту часть, особенно когда слушаешь ее ты.

- Но, пожалуйста, продолжай. Ты мне ее должен. Ну хорошо.

- Глаза ее открылись, поведала она, когда мой меч коснулся ее шеи, и последнее, что она увидела, было ее же отражение в моем щите - том самом, перед которым она некогда поправляла волосы в храме Афины. Зрелище столь ее подавило, что она была рада умереть; дальше она ни о чем знать не знала, пока Афина не сняла с нее скальп, оснастила новым телом и оживила; вот почему первое, что она потребовала, - вновь умертвить ее, если она все еще остается Горгоной. Тут имелась и некая странность: придя однажды в себя, она могла теперь вспоминать все деяния мертвой своей головы и делала это со смешанными чувствами. Если быть совершенно откровенным, она, несмотря на то что я ее убил, все еще меня любила и жила, будучи мертвой, ради тех моментов, когда я поднимал ее за волосы и она своим взглядом иссушала моих врагов. Ее заявление взволновало меня; я упрашивал ее сбросить мешок и позволить поцеловать прелестную головку, - она же ведь сказала, что прелестна? - с которой я так неправильно - с такими удачными результатами - поступил в ее предыдущем состоянии.

- Но она остановила мою руку, перечислив те тяжкие условия, на которых Афина вынесла ей амнистию: во-первых, стоит ей показать кому-нибудь свое лицо, и она немедленно вернется к своему горгоническому существованию.

- Это нечестно, - сказала Каликса. - При всем, что она рассказала…

- Вот именно. Но вдобавок предусматривалось одно вознаграждение и одна-единственная сулящая спасение оговорка. Афина даровала ей силу омолодить или раскрепостить - только единожды - либо того, на кого она взглянет, сбросив капюшон, либо того, кто, сбросив с нее капюшон, взглянет на нее сам; но даровать это благодеяние зрителю она должна была за свой собственный счет, ибо, по вышеперечисленным условиям, ей тут же предстояло вновь стать Горгоной.

- М-да, - сказала Каликса. - Твоя сестрица ничего не дает задаром.

- Она же не богиня справедливости. Я спросил у Медузы, что же за оговорка сулила ей спасение, но до поры до времени она не собиралась мне отвечать. Мне кажется, я упоминал, что она была застенчива и робка; на то, чтобы уговорами и лаской вытянуть из нее изложенное мною тут на двух страницах, у меня ушел не один день. В промежутках между признаниями - к которым я подталкивал ее, поверяя свои собственные затруднения на основе обменного курса семь к одному, - мы бродили по пляжу, купались и удили рыбу, судачили на общежитейские темы.

25
{"b":"235809","o":1}