Подозрения Скедони были, по-видимому, несерьезны и мимолетны; когда Эллена обратилась к нему, то обнаружила, что он вновь ушел в себя. Предметом его раздумий было предстоящее объяснение с маркизой: следовало повести разговор так, чтобы смягчить ее разочарование и пресечь любопытство. Скедони не удавалось придумать такое объяснение, которое бы умиротворило маркизу и не выдало при этом его тайну.

Прежде чем путешественники различили впереди городок, где намеревались заночевать, в тенистом ущелье стало еще темнее из-за сгустившихся сумерек. Город располагался в конце ущелья; над краем пропасти показались его серые домишки, едва отличимые от скал и деревьев. Внизу катился стремительный поток, перекинутый через него мост привел путников в небольшую гостиницу, где они и обосновались на ночь. Здесь, в покое и уюте, Эллена позабыла все тревоги, связанные со Спалатро, но осталась при убеждении, что видела его в ущелье и что действия его весьма подозрительны.

В этом городе, размерами превосходившем предыдущий, Скедони с легкостью раздобыл светское платье, чтобы проделать остаток пути переодетым; Эллена также смогла сменить монашеское покрывало на обычную одежду. В прежнем одеянии нужды более не было, но Эллена не забывала, что получила его из рук Оливии, дорогой ее сердцу затворницы, и намеревалась хранить бережно, как святую реликвию.

Неаполь был еще далеко — от него странников отделяло несколько дней пути, если продвигаться с обычной скоростью, — но самый опасный участок дороги был уже пройден. Наутро, перед отъездом, Скедони решился было отпустить проводника, но хозяин гостиницы заверил его, что нужда в провожатом еще не отпала, поскольку впереди лежит местность хотя и открытая, но безлюдная и заброшенная. Нельзя сказать, чтобы Скедони всерьез опасался предательства со стороны своего спутника, а поскольку приключения вчерашнего вечера завершились благополучно, то доверие было восстановлено настолько, что Скедони охотно нанял селянина еще на день. Эллена не склонна была одобрить его решение: когда селянин по указанию монаха заряжал ружье, девушка заметила, что делал он это с явной неохотой, и потому была почти убеждена, что их проводник находится в сговоре с кем-то, кто намерен на них напасть; это подозрение было тем сильнее, что ее мучила мысль о преследовании Спалатро. Она осмелилась поделиться своей тревогой со Скедони, но тот не придал значения ее словам и в ответ напомнил, что, с тех пор как ущелье осталось позади, сомневаться в добрых намерениях проводника нет причины: если бы нападение действительно готовилось, то такого удобного места, как ущелье, грабители бы не упустили. На столь разумный довод Эллена не нашла возражений и не смела стоять на своем. Одушевляемая надеждой, она пустилась в путь.

TOM III

Глава 1

Взгляни: над кручей хмурится руина — Гигантский призрак власти отлетевшей!

По темным, скорбным и безмолвным залам Ступают злодеянья дней былых!

Скедони проявил в тот день большую общительность, нежели накануне. Пока они с Элленой ехали поодаль от проводника, исповедник беседовал с нею на разные темы, ее касавшиеся, ни разу, однако, не упомянув Вивальди. Он снизошел даже до того, что рассказал о своем намерении поместить ее в какой-нибудь монастырь в окрестностях Неаполя, пока не придет пора открыто признать ее своей дочерью. Исповедник, впрочем, опасался, что отыскать подходящее убежище будет нелегко; смущала его и необходимость самолично представить Эллену незнакомцам, любопытство которых подстегивалось их корыстным интересом.

Эти обстоятельства побудили Скедони внимательнее прислушаться к словам Эллены, что ей грустно оставаться по-прежнему вдали от своего дома, в обществе незнакомых людей. Скедони с благосклонностью принял также рассказ Эллены о монастыре Санта-Мария делла Пьета и просьбу поместить ее именно туда. Но, так или иначе, вслух он своего согласия не высказал, и девушке пришлось утешаться тем, что ее покровитель, по крайней мере, не собирается настаивать на своих планах во что бы то ни стало.

Эллена была слишком поглощена мыслями о будущем, чтобы беспокоиться о настоящем, не то возобновились бы ее вчерашние тревоги, ибо путь странников пролегал теперь через одинокие голые пространства и безотрадные долины. Скедони был искренне благодарен хозяину гостиницы за совет держать проводника при себе: дорога то и дело терялась среди вереска, густо покрывавшего пустошь, а глаз напрасно разыскивал на горизонте хоть какое-нибудь человеческое жилье, не говоря уже о деревне. За все утро навстречу странникам не попалось ни единой живой души; Скедони не удалось обнаружить хотя бы хижины, где можно было бы отдохнуть, и им пришлось продолжить путь под палящим полуденным солнцем.

День уже клонился к вечеру, когда проводник обратил внимание путешественников на серые стены какого-то здания, венчавшего возвышенность, к которой они приближались. Разглядеть, что это за сооружение, не было никакой возможности, так как деревья обступали его вплотную; оставалось лишь робко надеяться, что это монастырь, где путников ожидает радушный прием.

Дорога шла в гору; ее высокие заросшие обочины вскоре полностью скрыли из виду загадочные стены, но, миновав поворот, странники заметили, что в конце подъема идет человек, по-видимому, к какому-то жилью, и пришли к выводу, что там, где он скрылся за деревьями, и следует искать замеченное здание.

Через несколько минут путешественники добрались до места, где смогли разглядеть неподалеку, среди покрывавших холм деревьев, обширные развалины. Можно было предположить, что когда-то туг была вилла; судя по ее заброшенному виду, Скедони решил бы, что она необитаема, если бы не заметил, как туда входил человек. Усталый и проголодавшийся, он вознамерился узнать, могут ли здешние жители накормить их; странники спешились у ворот, за которыми виднелся каменный арочный проезд, длинный и широкий; он служил, вероятно, во времена оны парадным входом. Дорогу им преграждали валявшиеся на земле обломки колонн и буйная растительность, укоренившаяся среди них. Это препятствие путники, однако, преодолели с легкостью; заминка произошла далее: проезд тянулся и тянулся, а свет туда проникал только со стороны ворот, если не считать очень узких проемов в стенах, так что скоро путники очутились в темноте. Тут Скедони решился подать голос, чтобы привлечь к себе внимание замеченного ранее незнакомца. Попытка эта оказалась тщетной, но, когда они прошли дальше, в боковой стене обнаружился проход, и там, в глубине, брезжил свет, который помог им добраться до противоположного конца проезда, выходившего прямо во двор виллы. Здесь Скедони в разочаровании остановился, ибо на всем, что их окружало, виднелась печать заброшенности и запустения; теряя последнюю надежду увидеть того, кого они заметили на дороге, он оглядел легкую колоннаду, окружавшую двор с трех сторон, и деревья, которые колыхались с четвертой. Повсюду было пусто, но Эллене казалось, что еще немного — и меж колонн проскользнет тень Спалатро, а когда в обвивавшей мраморные стволы листве прошелестел ветер, она вздрогнула, приняв эти звуки за шаги. Однако в следующее же мгновение Эллена устыдилась собственной боязливости и чрезмерной подозрительности и попыталась совладать со слабостью, вызванной длительным напряжением сил.

Скедони тем временем стоял посреди двора, подобный злому духу этих мест, и обводил остатки былого великолепия внимательным взглядом, надеясь определить, не затаился ли кто-нибудь внутри здания. За колоннадой виднелось несколько дверей, которые вели, очевидно, во внутренние помещения, и Скедони, после краткого раздумья решив продолжать поиски, вошел наугад в одну из них. За отделанным мрамором передним залом обнаружилась анфилада комнат, покинутых, судя по их состоянию, еще в незапамятные времена. От потолочного перекрытия не сохранилось ничего, частично рухнули даже стены — снаружи, под деревьями, громоздились их обломки.