— Деда! Это правда?

— И вот мужчина, который когда-то был мальчиком, обратился с мольбой к деревьям, и деревья, хотя были далеко, ответили ему. В ночи послышался вой сотен волков. Вдруг началась метель, и свист ветра слился с волчьим воем. «Что за колдовство!» — закричали озверевшие преследователи. И мужчина, который когда-то был мальчиком, воскликнул: «Никакое это не колдовство! Волки созывают друг друга! Тем, кто боится волков, нет места в лесу!» И вот волки набросились на озверевших людей, а Абель и мужчина, который когда-то был мальчиком, затерялись в метели и благополучно добрались до леса, где им на выручку пришли деревья.

Старик обнял внука. С каждым словом он прижимал к себе мальчика все крепче и крепче.

— На этом заканчивается рассказ о беглецах.

Мальчик молчал. Его бил озноб.

— Ты приведешь ко мне девочку?

— Я постараюсь, деда.

Мальчик подался назад, желая заползти в пряничный домик и ждать до утра, ждать хоть все пять дней, не вылезая оттуда, но взгляд старика, подобно прутьям клетки, не отпускал его. Не нашлось ни малейшей щели, через которую можно было бы протиснуться. Колени мальчика подогнулись, и он опустился на снег. Сердце громко билось в груди.

— Старайся лучше, — тяжело дыша, сказал старик.

В пятницу, когда дед отправился блуждать по лесу, мальчик пошел к Хвощовому озеру. По дороге он зорко смотрел по сторонам, ища борозду, оставшуюся после старика. Забравшись в построенный на берегу шалаш, мальчик принялся за замысловатой формы сучок ясеня, который раздобыл по дороге. В руке мальчик сжимал заостренный с одной стороны камень, похожий на острие копья или гигантской стрелы без древка. Он принялся счищать камнем кору, и та полосками падала на подстилку шалаша. Вскоре из-под рук мальчика вышли четыре тоненькие ноги с небольшими утолщениями-копытцами на концах. Затем он выдолбил горделиво задранный хвост. Приподнявшись, мальчик поставил это пока еще безликое существо рядом с маминой лошадкой-качалкой. Поделка выглядела ее нелюбимой, уродливой сестренкой, и мальчик принялся со всей тщательностью вырезать морду и гриву.

Час за часом, движение за движением, и новый маленький друг готов.

Когда работа была окончена, уже стемнело. Совсем скоро наступят выходные. Мальчик знал, что они имеют особую власть над Леной, как, впрочем, и над ним. По пятницам, наблюдая за домиком, он видел, что, возвращаясь из города, девочка ведет себя очень оживленно, и считал, что Лена, как и он, томится бесконечными буднями и с нетерпением ожидает субботы, чтобы иметь возможность поиграть в лесу.

О возвращении девочки возвестил свет головных фар автомобиля, скользнувший по крыше, и шум двигателя. Мальчик ждал, сидя на мамином дереве. Когда отец и дочь выбрались из пикапа, до слуха мальчика долетели отголоски горячего спора. На этот раз Лена, как ему показалось, огрызалась. О чем бы они ни спорили, мужчина был на грани срыва. Впрочем, знать этого мальчику не хотелось. Ленин отец сказал дочери, что школа может подождать, но если она осмелится сегодня пререкаться с мамой, то никакого Рождества не будет.

Рождество… Слово это было почти забытым. Как прежде мальчику приходилось рыться в памяти, вспоминая, что означает «пятница» или «выходные», так случилось и сейчас.

Ждать долго не пришлось. Радостный лай Мишки сообщил мальчику, что Лена уже в доме. Вскоре девочка появилась в спальне. Она быстро переоделась и, подбежав к окну, прижалась лицом к стеклу. Оно тут же запотело. Лена протерла стекло рукавом и снова посмотрела в окно. Лицо ее расплылось в улыбке.

Она выбежала из спальни и через минуту появилась в проеме заднего хода.

— Где ты?

Девочка нашла его за деревьями в конце сада.

— Надолго я задержаться не смогу, — сказала она. — Родители будут меня искать…

— Я думал…

— Не сегодня, волчонок… завтра…

— Завтра, — прошептал мальчик.

Завтра — все равно что через столетие. Он не хотел спать в пряничном домике. Он не желал слушать рассказы деда. Он хотел…

Лена уставилась на мальчика колючим взглядом.

— Я знаю, кто ты, — заявила она.

Мальчик уже собирался подарить Лене свою деревянную поделку, но ее слова выбили его из колеи.

— Кто я?

— Ты тот самый пропавший маленький мальчик…

— Что?

— В моем классе есть один мальчик. Никто с ним не дружит, и ему очень одиноко. Он все время ходит вдоль школьного двора и играет с воображаемым другом. Кое-кто из ребят к нему подходил, и мальчик рассказал, что когда-то у него был друг, но потом он пропал.

— Это Юра, — прошептал мальчик.

Лена вдруг толкнула мальчика в грудь. Он такого не ожидал и едва не упал. Пришлось выпустить игрушку из рук и схватиться за ветку маминого дерева.

— Значит, я права!

Нагнувшись, мальчик нашел деревянную лошадку.

— Я это для тебя вырезал, — протягивая игрушку Лене, сказал он.

— Я сначала подумала, что это очередная его фантазия, но потом расспросила учителя Навицкого…

Лена, казалось, нависла над мальчиком, который сжимал в руках вырезанную из дерева игрушку. Ему хотелось отдать ей лошадку и рассказать, как сильно он хочет пойти в гости, познакомиться с ее родителями и стать, если на то пошло, частью их праздника (Рождество… что за нелепое слово?), но фамилия учителя произвела на него такое впечатление, что руки мальчика безвольно опустились.

— Лена… Ты не…

— Что?

— Ты ему не рассказала?

— Учитель сказал, что тебя все ищут, даже милиция! На столбах расклеены листовки с твоей фотографией!

Она с трудом перевела дыхание. Мальчик замер, ему было очень страшно.

— Я знаю, как тебя зовут! Ты мне ничего не рассказывал, но теперь я знаю, как тебя зовут.

Глаза девочки с укором смотрели на него. Мальчик отшвырнул испачканную деревянную лошадку и, споткнувшись о торчащий из земли корень, перескочил через трухлявый ствол поваленного дерева.

— Алик! — позвала Лена. — Вернись, Алик!

Но мальчик не остановился.

Он знал, что, если даже девочка пустится вдогонку, он легко сможет от нее оторваться. Глотая слезы, мальчик подумал, что он ловок, как и любое другое лесное создание. Подобно лису, ворону или оленю, он может нырнуть в чащу и навсегда исчезнуть.

Лена — чужачка в этом мире бескрайних лесов.

У пряничного домика костер уже погас. Оглядевшись, мальчик не увидел свежего следа, оставленного дедом. У него было еще достаточно времени, чтобы разжечь огонь, прежде чем старик вернется в лагерь со своей добычей. Собрав сучья, мальчик сложил из них шалашик и принялся шепотом «оживлять» угли. Сегодня это давалось ему тяжелее, чем когда-либо прежде.

Должно быть, причиной всему были дрожащие руки, колотящееся в груди сердце и тяжелое дыхание, которое и не собиралось успокаиваться. Алик… Он позабыл о том времени, когда его так звали. Сейчас это имя казалось совсем неподходящим. Тот, кто его носил, одевался в настоящую одежду, принимал ванну и мыл голову мылом. Алик знал все о картофельных чипсах, подушках, шербете и днях рождения.

Повинуясь ничем не оправданному душевному порыву, мальчик полез в пряничный домик, где на его «постели» лежала свернутая валиком алая куртка Лены. Дрожащими руками он поднес подарок к пламени костра. Материя разгоралась медленно, но, когда ткань все же вспыхнула, пламя забушевало с неистовством. Мальчик смотрел, как по куртке расползаются огненные змеи. Забравшись на рукава, пламя перебросилось на плечи и капюшон.

Если Лена проболтается, его будут искать. Если его поймают, то заберут от деда. Старику будет очень одиноко среди дикого леса. Он станет жить, словно животное, и умрет этой зимой, или следующей, или через сотню лет. Деревья высосут из него жизнь и напоят ею свои ветви, такие же хрупкие, как и дед, который бродит сейчас где-то в лесу. И тогда мальчик точно будет знать, что обещание нарушено. Если мама все еще здесь, если она живет в деревьях, ожидая прихода лета, она тоже это узнает.