Правда, еще было неясно, эндемична ли анаконда в области Ориноко. Может быть, она и в Амазонке водится? Но это мы выясним после. Сначала будем искать там, где больше надежд на успех.
Естественно, мы попробовали расспросить Матеито, однако наш проводник не был расположен к разговорам об анаконде. Едва речь зашла о великой змее, как он забыл то немногое, что знал по-испански; нам же на языке тинигуа было известно всего три-четыре слова. Конечно, Матеито знал, что анаконду в Колумбии зовут «гюио», но он вообще избегал ее как-либо называть, а уж если некуда было деться, употреблял слово «супаи», означающее «демон, злой дух, дьявол». В конечном счете нам все же удалось выяснить у него, что у Каньо-Лосады мы почти наверно найдем супаи, а ниже по течению Гуаяберо водятся большие, очень большие супаи. Матеито не мог нам сказать, насколько они велики, он слышал только, что они «имаима» — большие-пребольшие...
Солнце только-только выглянуло из-за леса, когда наша пятерка, захватив большую часть снаряжения, вышла на лодке из Кемп-Томпсона вверх по реке. Луис Барбудо хорошо знал фарватер, он бывал здесь раньше.
Прозрачные, как всегда в засушливое время года, струи Гуаяберо быстро бежали по ложу из серо-черной горной породы. Правее нас находилась южная часть Сьерры-Макарена — крупнейшего заповедника Колумбии. Охрана в заповеднике еще не была налажена, и браконьеры делали свое черное дело. Особенно доставалось оленям и тапирам.
Пока вокруг кайманов не было видно. До нас здесь недавно побывали так называемые охотники-спортсмены, и они так нещадно обстреливали всех, даже самых маленьких, представителей крокодильего племени, что уцелевшие спешили спрятаться при первом звуке мотора.
На всем пути мы не встретили ни одной лодки и не видели па берегу ни одного человека. Правда, в двух местах в галерейном лесу слева зияли прошлогодние вырубки, а один раз даже промелькнул домик колониста. Людская волна начала перехлестывать через горы и сюда.
Через километр перекат положил конец продвижению тяжело нагруженной лодки. Мы пристали к берегу и принялись расчищать площадку для лагеря в зарослях гуаявы, в нескольких десятках метров от воды. Прыгая с камня на камень, Матеито переправился на другой берег и через несколько минут привел маленькую пирогу, которая была у него спрятана под нависающими над плесом ветвями. Именно то, что нам нужно, чтобы продолжать путешествие.
Слабый металлический стрекот предварял концерт ночных насекомых. Душа моя наполнилась глубоким удовлетворением. Я в лесу... Как хорошо. А впереди еще долгожданная встреча с большой анакондой. Во время моей прошлой экспедиции 1959 года, поднявшись вверх по этой речушке, я обнаружил на песчаном берегу след здоровенной змеи (этот случай я описал в книге «В краю мангров»). Самой анаконды я не увидел, но, судя по ширине следа — тридцать восемь сантиметров, — змея была немалая! Матеито не слышал, чтобы после того в этих краях кто-нибудь убил большую супаи. Так может быть, она по-прежнему ползает в здешних лесах! Глядишь, с тех пор еще подросла Трудно представить себе, чтобы у такой анаконды были естественные враги.
Мы придирчиво осматривали все песчаные пляжи. Следов было предостаточно олени, капибары, пекари и тапиры. Отпечатки широких лап — ягуар; лапы поменьше — пума. Следы выдры, оцелота, паки, разных птиц. Но никаких признаков великой змеи.
От нижнего переката, слева, доносится всплеск. Повертываю голову, но вижу только вереницу широких спин — или изгибы одной спины. Феномен исчезает. Правда, теперь он как будто двигается в мою сторону. Если это и впрямь то, о чем я мечтаю, так ведь про такую анаконду можно целую монографию написать! Напряжение становится невыносимым.
Прямо передо мной, метрах в двадцати, из воды появляется голова на длинной толстой шее. Бурая волосатая голова с крохотными ушами. Еще одна, еще, их уже пять штук, и загадка разгадана: это семья бразильских исполинских выдр. От носа до кончика хвоста около двух метров, короткий бурый мех скорее напоминает котика.
Впервые в жизни мне представился случай по-настоящему разглядеть лобо-де-агуа — водяного волка, как называют огромную выдру.
Пятерка затеяла игру. Выдры ныряли, всплывали, гонялись друг за другом. Это было похоже на танец в воде, и они двигались так стремительно, так ловко, что подчас непросто уследить за ними взглядом. Сразу было видно, что им вместе весело и хорошо. Они играли совсем как ласковые щенята, или медвежата, или человеческие дети. То кусаются понарошку, то гладят друг друга передними лапами. Уверен, они при этом еще и смеялись.
Ружье лежало на моих коленях ненужным грузом. На минуту я пожалел, что у меня нет кинокамеры. Потом пожалел, что я сам не выдра. Но всего сильнее было чувство радости и благодарности, что на мою долю выпало вот так смотреть и наслаждаться, никому не мешая.
Завтра свернем лагерь и уйдем вниз, туда, где ждет с моторной лодкой Луис Барбудо. Каньо-Лосада не вознаградила нас анакондой, но я рад и тому, что получил.
В моей мысленной картотеке Каньо-Лосада отныне всегда будет называться «рекой чудных видений».
Слуги господни
На следующее утро мы встали затемно и, как только развиднелось, тронулись в путь. Послушный умелым рукам Луиса, мотор работал как часы. Вскоре впереди показался порог. Матеито вдруг лег ничком на дно лодки и спрятался среди узлов и ящиков. Он сделал рукой знак Луису Барбудо, чтобы тот держал лодку возможно левее. Стоя на коленях на носу, Карлос Альберто отталкивался длинным шестом от камней. Мы с Фредом взяли ружья: спасем хоть их, если лодка вдруг опрокинется!
Длинная скала делила перекат на два рукава. Только нас подхватила быстрина, как я увидел на правом берегу три фигуры. Двое, судя по одежде, были колонисты, и один из них держал в руках ружье. На третьем я разглядел светлую сутану и миссионерский шлем. Они кричали и махали, однако нам в эту минуту было не до них. В узком протоке надо было глядеть в оба, чтобы не разбить лодку о камень.
Здесь стоит, пожалуй, в нескольких словах объяснить причину нашего невнимания.
Вразрез с республиканским законодательством больше половины территории Колумбии считается «миссионерской областью», здесь заправляют церковь и священники. Порядок этот введен будто бы для блага индейцев, на деле же они являются крепостными церковников, их права не защищены никакими законами. Если святым отцам придется не по нраву деятельность того или иного государственного чиновника в пределах «миссионерской области», им ничего не стоит добиться его снятия. Словом, церковь бесконтрольно творит что хочет. Нередко миссионеры используют по своему произволу полицию, чтобы склонить к покорности местных жителей.
Многие миссионеры (среди них преобладают приезжие испанцы) беззастенчиво обогащаются за счет колонистов и индейцев. Недаром в Колумбии говорят, что еще ни один священник не вернулся неимущим из восточных льяносов.
Естественно, такой апостол не рад, когда в облюбованном им районе появляются другие белые. Тем более если это научные работники, врачи и другие представители культурной прослойки. Они, во-первых, могут так или иначе оказаться конкурентами, во-вторых, способны огласить неприятную истину о виденном и слышанном. Случалось, исследователей попросту не допускали в некоторые районы. Или им навязывали в сопровождающие миссионера и полицейских или солдат. Легко представить себе, насколько такой «довесок» затрудняет продвижение в сельве, мешает контакту с недоверчивыми индейцами и осложняет планомерную научную работу. Мы выполняли официальное задание, у нас были чисто зоологические цели, и, казалось бы, можно работать без помех, однако на деле это не всегда получается.
Помню, как в первый приезд Луис и Матеито привели нас запутанными тропками к Агапито и представили его спутникам: трем мужчинам, двум женщинам и мальчику-подростку. Индейцы были сильно встревожены, они помышляли только о том, чтобы скорее раствориться в лесу. Как мы думаем, не везет ли священник с собой солдат? Тинигуа вовсе не хотелось, чтобы их наставляли на путь истинный. И это не удивительно, если вспомнить, как с ними обходились так называемые христиане...
