поднять

его, если надо — …

— Артур. Тебе не приходило в голову поднять эту бомбу как есть и ебануть по Царствующим Богам? Не уничтожить, так вышвырнуть их из нашего мира. А?

— Почему, приходило.

— И?

— Я боялся.

— Ха!

— Я бы сам умер.

— От чего?

— Ты осёл, малыш. Разве не помнишь, в каком я был виде, когда ты пришёл? А это было небольшое дело — отвлечь от тебя глаза мира. — Он покачал головой. — На магию тоже нужен ресурс, энергия, определённая сила. Когда вы меня пытали, сил у меня почти не было с предыдущей весны и лета. Не было ни на что, только держаться и ничего тебе не сказать, никого не выдать. Попытайся я разразить вас молнией, например, я бы сдох.

— Но ты не умер тогда, весной. Когда — Кодо.

— Тогда у меня был щит, — сказал Артур.

— ?..

— Любовь людей. Она была моим щитом, хранила от отдачи. Город давал мне силу, я её и использовал для ударов. Мой щит и меч. Любовь — огромная сила, Герт.

— …Они тебя до сих пор любят. Нам на Управлении граффити мажут: «Артур, вернись, мы всё простим!»

Граффити появились около года назад, когда Герт Лайт скомандовал ва-банк и началась война с мафией. На улицах стреляли, бросали коктейли Молотова, гранаты и «апельсины». Смертельной ловушкой могло стать любое кафе. Город как будто бы провалился на четверть века назад и очутился в разгаре Делириона. «Артур, вернись, мы всё простим»…

— И ты вернулся, выторговал нам мир, в дерьме меня вымазал с головы до ног, — сказал Герт. Воспоминание было уже почти тёплым. — Я это заслужил. —

Но мэр, скотина, ещё мне ответит за трусость.

— А помнишь, с какой радостью тебя встречали? Песни и флаги, подарки, цветы… Внеочередной день рождения. Чем не щит?

— Это не та любовь. Её мало. Они ностальгируют по годам, которые кажутся им почти золотыми с похмелья вашей «свободы». Поностальгировали и разошлись, меня проводили опять сюда. Разве это идёт в сравнение с тем, что было… Нет, щит мой пропал с тех пор, как один молодой наглый волк убедил довольно большую часть горожан, что я преступник, лодырь и враг народа, заслуживающий примерной кары. — Артур покосился на Герта. — Помнишь, кто был тот волк, малыш?

Это больно ужалило Герта в сердце. Артур воспринимал его —

клеветническую войну

— критику как нападение зверя. Герт понимал, что иначе и быть не может, и всё равно был ранен — если не самим фактом, то тем, что Артур так об этом заговорил.

— Не дуйся, — сказал Артур, увидев выражение его лица. — Надо смотреть в глаза правде, ты сделал то, что сделал. Но даже лет десять назад, с прекрасным щитом, я не замахнулся бы на Богов. Это потребует больше сил, чем Кодо — не знаю, насколько больше. Даже и с наилучшим щитом я скорее всего сгорю от таких энергий, как лист в костре.

— Ты не думал, что оно того стоит?

— Нет. Если бы они вдруг решили нас всех убить, я сделал бы это. Но зачем им?.. Их питает доверие, поклонение, вера людей. Мы даём им ресурс и плацдарм. Взамен получаем — что получаем.

— Кучу всего, — зло засмеялся Герт. — Только никто не знает, что именно. Артур, развития же нет. Ни в чём, нигде, тут одни дизайнеры наркоты цветут и мафия пахнет.

— Это я уже слышал.

— Так это правда.

— Я жить хочу. Точнее, я хотел жить, пока не попал к вам в камеру пыток.

Артур устало прикрыл глаза и оттянул плед с груди, чтоб было легче дышать.

— Хотел? А чего ты хочешь теперь?

— Чтобы боль прекратилась, — ответил Артур.

Герт сжал зубы в отчаянной злости. Потом он сказал:

— Хочешь, я прекращу твою боль?

Злость, должно быть, проникла в голос, потому что Артур резко взглянул на него и напрягся. Герт сам не до конца понимал, что он имел в виду, собирался ли он задушить Артура, если тот скажет «да», зарыдать, молить за него Богов —

договориться за него с Богами, выменять что-то — покорность — на его жизнь

— или же сделать что-то другое — невероятное — что-то…

Он вдруг понял, что делать, и, резко встав, направил на мага указательный палец, как пистолет.

— Вот что. Спасу я тебя, Артур.

— Как?

— Это моё дело. — Герт подхватил с пола свою рубашку. — Я скоро вернусь. Не умирай.

VI

К задуманному надо было подготовиться. Герт вспомнил всю релевантную информацию из сетевых выжимок основополагающих трудов по магии, которые читал в предшествующие дни, и зашёл в библиотеку, где, как он помнил, на столе стояла глиняная миска подходящего размера. Он исследовал миску, взвесил её на ладони, чтобы удостовериться, что это действительно глина, а не какой-то промышленный материал, сделанный под неё. Нет, глина. Потом он пошёл на кухню, нашёл и надел перчатки и взял рулон упаковочной плёнки. Выбрал подходящий нож, проверил на остроту, остался недоволен и несколько минут орудовал точильным камнем. Уходя, сложил всё в сумку, прихватив ещё и рулон бумажных салфеток.

Он подъехал к деревне в сумерках. С востока небо уже почернело, мерцали звёзды. Ещё полчаса, и ночь. Обители Богов нависали над Сити глыбами неземного — камня? металла? Их никогда не поглощала тьма, какая бы ни пришла буря. Парящие покои Царствующих были всегда одинаково хорошо видны. Герт избегал смотреть на них и о них думать, сконцентрировался на своей задаче. Он свернул на побитую просёлочную дорогу, поросшую по сторонам малиной, припарковал машину под ивами у небольшого пруда, взял сумку, сунул нож за пояс за спиной и пошёл вдоль косящихся древних заборов. Сторожевые собаки в будках и на цепях игнорировали его, и Герт не заботился о конспирации — магия, очевидно, действовала ещё, он был сокрыт от глаз мира, на что и рассчитывал, выезжая.

Дойдя до съезда на Толл, Герт вскоре нашёл что искал — запримеченный по дороге в Сноу Хилл участок. В глубине двора за высоким, но сквозным забором стоял крепкий каменный дом. Проезжая здесь днём, регулятор видел сидящую на крыльце старуху и девочку во дворе, у крана. Сейчас темнота скрывала запущенность двора и сада, а днём это было очень заметно. Кроме того, днём он не видел собаки. Может, её и нет — как раз умерла, новую завести не успели. У девочки были длинные светлые волосы, а старуха была в платке. Будь у него больше времени, Герт обогнул бы город и сделал что надо в каком-то бараке, где жили южные гастарбайтеры с семьями, набитые в эти нищенские жилища, как сельди в банку. Но ехать было слишком далеко, да и опасно — никогда не скажешь, что сможет увидеть южанин, магия там или нет. Герт кстати вспомнил, что Артур сказал о Богах, и вдруг понял, почему они наводнили южанами эту землю и Город и очевидно планируют разбавить или же вообще заменить ими местный народ. Боги питались верой, ну а южане верят гораздо крепче, наивнее, без сомнений. У них нет тенденции воспринимать Богов как торговых партнёров или, о ужас, обслуживающий персонал. Чего, отметил Герт, нельзя сказать о нас — после Делириона. Последним объектом веры стал здесь Артур — и чем кончилось. Мы ничему не верим.

Он подошёл к калитке, перебросил руку через верх и потянул задвижку. Калитка подалась лишь сверху — внизу была ещё одна задвижка, недоступная ему. Нет проблем. Герт снова задвинул засов стабильности ради и просто перелез через калитку внутрь. Хорошо быть здоровым, сильным и молодым… Собака не лаяла. Не чует; или её здесь нет. Он отодвинул оба засова, чтобы ничто не мешало ему бежать, если надо, и пошёл к дому.

Дверь на крыльцо открылась, выпуская жёлтый свет. Светловолосая девочка вышла. Она оглянулась, закрыла дверь за собой, нажала на кнопку у косяка и включила висящую над крыльцом голую лампу. Герт остановился, не доходя до ступенек, почти в круге света. Девочка его не замечала. Ей было лет семь или восемь. Полненькая, в синем платье. В руке у неё был спичечный коробок. Она чиркнула спичкой и стала зажигать торчащие из пивных бутылок свечи. Их было пять штук — на случай, если отключат свет, лампы перегорят или же пробки вылетят в доме. Девочка зажгла оплывшие старые свечи, оглянулась, всё ещё его не видя, и выключила лампу. Она стояла и любовалась свечами в ночи. Герт стиснул зубы, подошёл ко крыльцу и поднялся на ступеньку.