— Не смотри так — заживёт, — всё так же спокойно сказал Костя.

Я нерешительно села рядом, закрывая свой зонт и встряхивая его в сторону от воды. Едва сунула зонт в чехол, Костя, не глядя, обнял меня за талию и одним движением притиснул меня к себе. Я только пискнула от неожиданности. А он, как ни в чём не бывало, обстоятельно объяснил:

— На краю села. С зонта льёт. Здесь — лучше.

Кто бы говорил — лучше. А то я без него не знаю.

Он снова бросил голубям семечки, а потом вынул шоколадку и разломил её.

— Угощайся. Долго сидеть здесь не могу — работа. Так что давай сразу: откуда информация, что я женат?

Немного растерянная: предупреждённая звонком Порфирия, я решила, что он начнёт спрашивать об увольнении, я буркнула:

— От мамы. — И только по медленному повороту его головы и по удивлённым глазам, сообразила, что не с того конца начала. — Пока мы с тобой были в клубе, ко мне домой позвонили на домашний телефон. Трубку взяла мама. Ей и сказали.

— Ясно. А что с увольнением?

— Через пару дней после нашего с тобой знакомства к Порфирию, начальству моему, пришли и сказали: или он увольняет меня, или закрыта будет вся контора. А у Порфирия — народу работает… Много — в общем. Ты представь — сразу человек сто безработных! Ну, ладно. Есть такие, у которых на руках востребованная повсюду специальность. А как быть с пенсионерами? Ведь есть такие, которым дома не сидится, им коллектив рабочий нужен, да и деньги не помешают. А тут — бац… Я и сказала — ладно уж, увольняйте. — Подумав, добавила: — Хотя Порфирий и без моего разрешения меня уволил бы. Ну, я-то его понимаю… Он ведь это дело с нуля начинал… А тут…

— Так ты не работаешь?

— Работаю. Я же говорила — дистанционно. Но подробности говорить не буду, — строго посмотрела я на него. — А вдруг на тебе где-нибудь шпионский жучок? И сейчас нас кто-нибудь где-нибудь подслушивает? Не хочу подставлять человека, давшего мне работу. Мне деньги тоже нужны… — И добавила, стараясь, чтобы вышло саркастически: — Время от времени.

Вышло не саркастически, а жалобно. Может, оттого что замёрзла, хоть невольно и продолжала прижиматься к Косте — тёплый! — может, ещё от чего.

— Доехали, — пробормотал Костя — явно на моего «шпионского жучка».

Вздохнув, он поцеловал меня, а я от неожиданности ответила. Да так хорошо ответила, что он резко прижал меня к себе и… Никогда не думала, что после поцелуев могут на небе расходиться облака. Из-под зонта не видно, но вокруг посветлело — точно! А ещё стало легче, потому что Костя смотрел мне в глаза и легонько улыбался, кажется, счастливый.

— Потерпишь недели полторы? — спросил Костя, с трудом оторвавшись от меня, но не отпуская руки с моей талии — причём я с изумлением обнаружила, что, оказывается, сижу у него на коленях: ему так удобней! — Мне нужно время, чтобы всё устроить.

— А мы будем видеться в этом время? — с тревогой спросила я, жадно всматриваясь в его тёмные глаза: а вдруг эта встреча последняя?

— Будем, — пообещал Костя. — Будем…

Вот так, почти и не поговорив о том, что нас обоих, оказывается, беспокоило, мы пришли к главному: отношения восстановились. Правда теперь я смутно ощущала, что эти отношения будут развиваться чуть не под грузом опасности. Но Костя сказал — не вмешиваться. Он сам со всем разберётся. Мужчина-осень… «Ничего против не имею», — подумалось с тихой улыбкой.

И чуть не со смешком подумалось: не оттого ли сентябрь захмурился и заплакал, что мы вчера поссорились? Точней — нас вчера поссорили?

Из сквера мы вышли под одним зонтом. Я рассказала, как мы с Таней гуляли по городу, и Костя сказал, что сначала отвезёт меня домой — чтобы моя дорога обошлась без всяких происшествий, а потом уже поедет на работу. Я ещё втихомолку подумала: спросить — нет ли, что за работа у него такая, что он может прогулять пару часов. Но решила, что любые вопросы в наших отношениях — это степень доверия. Когда будет надо, Костя расскажет всё сам. Как и я — про неожиданные особенности автописьма и про то, каким образом и у кого сейчас работаю.

Прежде чем выпустить меня у подъезда, он снова поцеловал меня, а потом некоторое время посидел, глядя вперёд — с углубившимися морщинами вокруг рта. И лишь потом, словно очнувшись, сказал:

— Давай условимся: любая новая информация проверяется. Если что — спрашивай. И не бойся отвечать, если спрашиваю я.

— Хорошо, — согласилась я и только было завозилась, собираясь выходить из машины, как услышала за спиной угрюмое:

— Была бы возможность, не отпустил бы тебя.

Я обернулась с улыбкой — и он в ответ неохотно усмехнулся.

И только в подъезде, отряхиваясь от мокрети, я сообразила: а ведь у него что-то нехорошее по работе. То есть помимо катавасии, сваленной на нас Верой и его младшим брательником, есть какие-то рабочие проблемы. Стоит ли спрашивать у него? Или позвонить Женьке — хотя бы узнать, а кем, собственно работает Костя?

Только подумала про Женьку, как немедленно вспомнила, что только что думала о доверии между Костей и мной. Ладно. Когда Косте надо будет, тогда и скажет всё про себя. А пока — не буду грузить его собственной болтливой персоной.

Только успела открыть дверь, только начала снимать обувь, как из зала вышла встревоженная мама. Оглядываясь на маленький коридорчик, который вёл в мою комнату, она тихо сказала:

— Алёна, к тебе пришли. Я пообещала, что ты вот-вот явишься. Очень уж нетерпеливый оказался. И от чая отказался…

В полном недоумении — Женька, что ли? Но ведь мама его знает — бывал он у нас пару раз с ребятами с курса, забирал на Арбат на своей машине. Но тогда кто?

Сунула ноги в тапки и поспешила в свою комнату.

Вот так так!.. Михаил!

Он сидел за столом и… рассматривал мои листы!

— Тебя не учили чужого не трогать? — зло спросила я, подлетая к столу и отбирая портреты Валеры и Кости.

Он потрясённо смотрел на меня и чуть не заикался, пытаясь что-то выговорить.

Я насупилась: если он сейчас опять будет орать про ведьму, я его стукну!

— Даты, — наконец выдохнул он, глядя на меня, как будто совершил потрясающее открытие. — Даты! Ты рисовала эти портреты, и на каждом — дата…

Да, есть у меня такая привычка — каждый лист я всегда датирую. Этому научил Женя… И что? И вдруг ясно припомнила, как лежали листы перед Михаилом — разложенные по датам. Вот какое открытие он сделал…

— Ты увидела, что он попадёт в аварию, — потерянно сказал Михаил, — а я думал, что специально… Ты его спасла, да?

— Не знаю. Вылечила глаз — это точно.

— Но как?

— Это называется автоматическое письмо, — в который раз за последнее время принялась объяснять я. — Но оно не всегда бывает пророческим. У меня стало таким.

— А я думал…

Он так растерянно смотрел на меня, что я даже забыла, что пришёл-то он ко мне, ещё не зная о моём автописьме. Я положила листы на край стола и села рядом.

— Зачем пришёл? Вроде ты сейчас должен быть на занятиях?

— Я хотел уговорить тебя не делать… ну, не колдовать на него. Я ведь думал… Вера сказала, что Костя с тобой, потому что ты на него наговоры какие-нибудь делаешь…

— А ты дружишь с Верой? — вдруг заинтересовалась я.

— Ну — как, дружим? — пожал он плечами. — Мы сдружились, когда с Костей плохо стало, да когда решили, что ты на него какие-то привороты делаешь. — Он помолчал и спросил сам, жалобно сдвигая брови: — А ты давно знаешь Костю?

— Впервые увидела на листе, когда пыталась тебя рисовать.

— Да? — Он почему-то казался очень изумлённым. Я подумала, что Вера про меня наверняка чего только ни наговорила, и вздохнула. — А этот портрет когда ты нарисовала? — Он кивнул на рисунок цветными карандашами. — Я смотрел — там даты нет.

— Вчера, — сказала я. Мне стало как-то противно и скучно с ним разговаривать: очень уж, несмотря на годы, казался наивным. Таких легко использовать людям, подобным Вере.

— Ты его любишь? — внезапно спросил Михаил.

— Ты… — медленно начала я, сглотнула и договорила: — Ты и вправду думаешь, что я тебе отвечу? Тем более — тебе, который с самого начала был уверен, что я ведьма?