Всем давно известно, что Травка — это мальчик. Однажды он пропал и чуть было не потерялся совсем. Однако, все обошлось благополучно. Правда, он пропадал целый день и целую ночь, но утром все-таки нашелся. И сразу побежал в детский сад.

В детском саду ребята ничего не знали о том, что случилось с Травкой. А когда он рассказал, как ему пришлось поездить на настоящем паровозе и как он ночевал в трамвайном вагоне, им всем тоже захотелось поездить.

Ну, что же, и поездят когда-нибудь. Каждый вырастет и сам может сделаться даже машинистом. А ночевать в трамвае — не обязательно.

Травка пришел из детского сада не поздно. Папа еще не вернулся домой. Мама одна была дома. Оказывается, она чуть не заболела, когда Травка пропал. Так она беспокоилась за своего сына. Травке пришлось рассказывать маме все по порядку. И про рыжего дядю, и про Солнечку, и про уборщицу Марью Петровну. А мама рассказала, как они с папой его разыскивали. Потом пришел папа.

— Папа, — сказал Травка, — а все-таки хорошо, что я потерялся теперь. Теперь есть телеграф, телефон, газеты выходят каждый день, и все умеют читать. Вот бы меня и разыскали. А вдруг бы я потерялся сто лет назад? Ведь тогда ничего этого не было. Вы, наверное, меня совсем не нашли бы тогда. И я бы вас тоже никогда не увидел.

Мама промолчала. Она вспомнила прошлый день и прошлую ночь. Она смотрела на Травку и только улыбалась. А папа сказал:

— Нет, Травка. Сто лет тому назад все получилось бы очень просто: мы взяли бы охотничью собаку и живо отыскали бы тебя по следам. Все равно ты не мог уйти далеко. А вот если ты потеряешься лет через пятьдесят или даже через двадцать пять лет, тогда другое дело.

— Ну, через двадцать пять лет я буду совсем большой. Меня не нужно будет и разыскивать. Я сам найдусь.

На этом совсем было окончился разговор. Но папа вдруг улыбнулся и молча стал смотреть в окно.

Травке показалось, что папа смеется над ним или вспомнил что-нибудь очень интересное и смешное. Он хотел спросить, почему папа улыбается, но папа заговорил сам.

— Это верно, сынок. Ты будешь большой, — я совсем старый, и наша мама тоже будет старушкой. Но может случиться, что будет жить тогда в Москве, в Петровском парке, другой мальчик. А звать его будут, как тебя, — Травкой. Но только он будет чуть-чуть поумнее тебя.

Травка хотел уже обидеться, но догадался, что это шутка. А обижаться на шутку ни к чему. Тем более, что папа уселся поудобнее и начал:

— Слушай, я расскажу тебе один день новой Травкиной жизни.

Ребята детского сада, где учился Травка, играли под солнцем. Подъемная машина, которая называется лифтом, подняла всю группу из внутренних комнат дома прямо на крышу. А в группе были: Травка, Солнечка, насмешник Махрютка и еще дети.

Была осень. Холодный ветер гнал по небу рваные тучи. Солнце светило, но грело плохо.

Ребята были одеты тепло и красиво. Они были похожи на маленьких разноцветных летчиков. Все ребята были одеты по-разному, только на груди у каждого из них краснели одинаковые октябрятские звезды. На белом резиновом полу, покрывавшем детскую площадку, был написан номер дома — 26. Цифры были такой величины, что можно было их прочесть с высоко летящего аэроплана. И на крыше, словно разноцветные бусы, брошенные на мраморную доску, бегали и прыгали октябрята.

Может быть, на эту картину и залюбовался летчик, аппарат которого остановился над самой крышей. Иначе что ему было тут делать?

Ребята бросили игру, подняли головы к небу. Кто-то запел:

Травка тоже поднял голову.

В воздухе неподвижно стоял аппарат. Он совсем не был похож на птицу: крылья короткие, словно обрубленные, а над ними огромный пропеллер. Пропеллер вертелся не особенно быстро и был похож на крылья ветряной мельницы. Он с силой загребал воздух и не давал машине упасть на землю.

— Какой же это аэроплан? — сказал Травка. — Это не аэроплан, это автожир. Аэроплан не может стоять на месте: пропеллер все время тянет его вперед. А крыльями на быстром лету он опирается о воздух. Какой же это аэроплан?

Солнечка добавила:

— А потом, какая же это песня? Это старая-престарая песня. Лучше уж петь так:

Травка, а за ним и остальные ребята подняли высоко вверх руки в разноцветных перчатках. Каждый из них ждал, что летчик вдруг и вправду спустится к ним на крышу и возьмет полетать как раз его.

И действительно, автожир начал спускаться. Он спускался все ниже и ниже. Из-за шума его мотора не стало слышно детских голосов.

Но дети все пели и поднимали кверху разноцветные руки:

Из кабины автожира высунулся человек, одетый, как воздушный милиционер. Он замахал ребятам рукой. Ребята запрыгали от радости.

Тогда милиционер достал красный флаг и начал размахивать им над детскими головами.

Тут уже ребята не выдержали и громко, изо всей силы закричали „ура“.

Но, заглушая это „ура“, заглушая шум мотора, раздался пронзительный рев гудка. Это ревел гудок автожира. Он предупреждал об опасности.

Вдруг автожир ринулся в сторону, и вместо него над крышей очутился огромный разноцветный зонт. От зонта шли вниз длинные веревки. На этих веревках висел кто-то.

С виду это был, пожалуй, и человек. На шее у него краснел даже пионерский галстук. Но только у него были толстые серые руки и ноги, а вместо лица — слоновья рожа с противным хоботом и громадными стеклянными глазами.

Девочки громко завизжали, рассыпались по площадке. Солнечка зажала уши руками и присела на пол.

Зонт плавно опускался прямо на ребят. Человек со слоновым хоботом начал перебирать ногами по воздуху. Можно было подумать, что он бежит по площадке, только не достает ногами пола. На секундочку зонт показался ребятам громадным разноцветным потолком, потом он, осел на крышу и закутал их своей мягкой шелковой материей.

Налетел порыв ветра и потащил материю по площадке. Некоторые попадали с ног. Махрютка запутался в длинных веревках и барахтался в них, словно карлик в великанских макаронах. Слоненок в красном галстуке набежал на Травку и больно ударил его хоботом по голове.

— Ты чего дерешься? — закричал Травка, а сам встал покрепче на ноги и хотел уже звать на помощь ребят.

Но слоненок не стал больше драться. Он тяжело дышал. Он тянул себя за хобот обеими руками. Было похоже, будто он хочет оторвать себе голову.

„Что же это я испугался? — подумал Травка. — Ведь это обыкновенный противогаз. Как же это я не догадался сразу? А если с красным галстуком, то, значит, пионер. Самый обыкновенный пионер на парашюте“.