— И так, вы меня ненавидите, Фаншон, я в этом не ошибся; я отлично знал, что вы наговариваете брату на меня и отталкиваете его от меня.

— И этого я ждала от вас, Сильвэн; очень рада, что вы и меня к нему присоединили. Хорошо, я отвечу вам — вы злой мальчик и говорите ложь, потому что вы оскорбляете девушку, не зная её, которая всегда заступалась за вас и помогала вам тайно, хотя вы не скрывали вашего отвращения к ней; девушку, которая сто раз лишалась из-за вас своего единственного удовольствия видеть Ландри, и постоянно отсылала его к вам. Таким образом, ценою собственного горя, она доставляла вам радость. А ведь я не была ничем вам обязана. С тех пор как я себя помню, вы всегда относились ко мне враждебно, я никогда не видела такого гордого и важного мальчика. Часто случай представлялся вам отомстить, но я этого не делала и платила вам добром за зло. Я глубоко уверена, что христиане должны прощать ближним, чтобы угодить Богу. Но напрасно упоминаю я про Бога при вас, вы Его не хотите знать, вы сами себе враг и вредите спасению вашей души.

— Я позволил вам многое, Фадетта, но это уже слишком! Вы меня обвиняете в том, что я нехристь?

— Да разве вы сейчас не сказали, что хотите умереть? По вашему, это желание христианина?

— Я не говорил этого, я сказал только…

И Сильвинэ смущенно остановился, думая о своих словах; после выговора Фадетты, они ему казались неблагочестивыми.

Но она не успокоилась и продолжала его пилить:

— Может быть, вы сами не думали о том, что говорили. Мне кажется, что вы вовсе не хотите умереть, а просто притворяетесь, чтобы властвовать в вашей семье, мучить вашу бедную мать, убитую горем, и вашего близнеца, который очень доверчив и воображает, что вы хотите с собой покончить. Меня же вы не обманете, Сильвэн. Я уверена, что вы боитесь смерти, как и все мы грешные и даже больше всех; а нарочно забавляетесь страхом всех любящих вас. Вам нравится, что из-за вас во всем уступают и отменяют из-за вас самые умные и необходимые решения, только вы заговорите о вашей кончине. Да ведь это очень удобно и приятно на самом деле видеть, как все преклоняются перед каждым вашим словом, будто один вы хозяин в целом доме. По Бог не одобряет ваших беззаконных поступков, и вы еще несчастнее, чем если бы вы подчинялись, а не повелевали. Вы скучаете, что ваша жизнь течет так ровно и спокойно. Вам не достает вот чего, чтобы сделаться добрым и хорошим мальчиком, Сильвэн — вам надо грубых родителей, нищету, голод и дурное обращение. Если бы вы были воспитаны, как я, и брать Жанэ, вы стали бы благодарны за всякую малость, не то что теперь. Не сваливайте ваших капризов на то, что вы близнец, Сильвэн. Я слышала, что очень уж много толковали про дружбу близнецов; вы и поверили, что не можете жить без брата и довели вашу любовь до крайности. Но Бог справедлив, и наверно не предназначает нам несчастную судьбу еще во чреве матери. Он всеблагий и не вселяет нам несбыточных желаний, и вы оскорбляете Его, если думаете, что ваша кровь и плоть сильнее вашего разума. Никогда я не поверю, что вы, будучи в своем уме, не можете поборот по своему произволу вашу ревность. Вы просто сами не хотите: слишком потакали этому недостатку, и вот воображение взяло верх над вашим долгом.

Сильвинэ молчал и не перебивал строгих внушений Фадетты. Он чувствовал, что во многом она права, только одного она не признавала: что он старался превозмочь свою ревность и сам упрекал себя в эгоизме. Она отлично знала, что преувеличивала, но нарочно хотела напугать его сначала, чтобы лучше повлиять на него после кротким утешением. И она заставляет себя быть с ним суровой и сердитой, а её сердце обливалось кровью от сострадания и нежности к нему. Она ушла от него более измученная и разбитая, чем он сам.

На самом деле Сильвинэ и на половину не был так болен, как всем казалось и как он воображал. Маленькая Фадетта, пощупав его пульс, убедилась, что жара у него нет, а бредил он потому, что его голова была еще слабой и больной. Фадетта задумала повлиять на его рассудок и навести на него страх. Утром она вернулась в нему. Хотя он и не спал всю ночь, но был спокоен и решителен. Он протянул ей руку, как только увидел ее, но она отдернула свою.

— Зачем протягиваете вы мне руку, Сильвэн? — спросила она. — Вы, вероятно, хотите знать, нет-ли у вас лихорадки. Я и так вижу по вашему лицу, что нет.

Сильвинэ, сконфуженный тем, что она не дотронулась до его руки, сказал:

— Я хотел поздороваться с вами, Фадетта, и поблагодарить вас за ваши заботы обо мне.

— В таком случае принимаю ваше пожатие, — ответила она, удерживая его руку в своей, — я всегда отвечаю на вежливость; не считаю вас настолько двуличным, чтобы встречать меня приветливо, если вам неприятно мое присутствие.

Сильвинэ, наяву, было еще приятнее держать её руку, чем во сне, он обратился к ней ласково:

— Вы вчера меня очень бранили, Фаншон, но я не сержусь на вас, сам не знаю почему? Я даже нахожу, что вы очень добры, если навещаете меня после всего того, что я вам сделал дурного.

Фадетта села около его постели и заговорила с ним не так, как вчера; она была добра, нежна и кротка. После вчерашнего выговора, Сильвинэ было еще приятнее её ласковое обращение. Он много плакал, сознался в своей вине и просил прощения просто и чистосердечно. Маленькая Фадетта убедилась, что он добр, а только не разумен.

Она выслушала его со вниманием, иногда слегка порицая его. Когда она хотела высвободить свою руку, он удерживал ее, словно её прикосновение исцеляло его от горя и болезни.

Когда она увидела, что достигла своей цели и успокоила его, она ему сказала:

— Теперь я уйду, а вы вставайте, Сильвинэ, вы здоровы и нечего вам нежиться, пока ваша мать сбивается с ног, услуживая вам. А потом съешьте то, что я вам принесла. Это мясо; знаю, что оно вам противно и вы предпочитаете вредную зелень. Но все-таки заставьте себя попробовать, не смотря на ваше отвращение. Не делайте страшных гримас. Вы очень обрадуете вашу мать, если будете хорошо питаться. На второй раз вам будет легче, а на третий вы и забудете, что не хотели есть. Увидите, что я права! Прощайте, надеюсь, я не буду вам больше нужна; вы будете здоровы, если захотите.

— Разве вы не вернетесь вечером? — спросил Сильвинэ, — я думал, что вы придете?

— Ведь мне не платят за визиты, Сильвэн, как доктору. У меня есть более важные занятия, чем ухаживать за здоровым мальчиком.

— Вы правы, Фадетта, не приписывайте эгоизму мое желание вас видеть, мне гораздо легче, когда я поговорю с вами.

— Но ведь у вас, слава Богу, обе ноги здоровы и вы знаете, где я живу. Вам тоже известно, что скоро я буду вашей сестрой через мой брак с Ландри, а также и по чувству к вам. Приходите побеседовать со мной, в этом нет ничего дурного.

— Я приду, если позволите, — сказал Сильвинэ. — Я сейчас встану, хотя у меня и очень болит голова от бессонной ночи.

— Так и быть, вылечу вашу боль в последний раз, — ответила она, — я приказываю вам крепко спать следующую ночь.

Она положила руку ему на лоб; через пять минут он почувствовал облегчение и бодрость, боль прошла.

— Я был не прав по отношению к вам, сознаюсь, Фадетта, — сказал он, — вы отлично лечите и хорошо заговариваете болезнь. Лекарства докторов только вредили мне, а вы исцеляли меня одним прикосновением. Вы больше на меня не сердитесь? верите-ли вы моему слову, что я буду во всем вам подчиняться?

— Верю, — ответила она. — Если вы останетесь таким же, я полюблю вас так, будто вы мой близнец.

— Если бы вы так любили меня, Фаншон, вы говорили бы мне «ты», близнецы разговаривают между собой без таких церемоний.

— Хорошо, Сильвэн, я согласна. А теперь вставай, ешь, болтай, гуляй и спи, — сказала она, вставая. — Вот мой приказ на сегодня, а завтра ты примешься за дело.

— И приду к тебе!

— Хорошо, — ответила она и ушла, бросив на него нежный и прощающий взгляд, который возвратил ему силы и желание покинуть ложе немощи и безделья.