Ради Вашей матери, которой была близка эта девочка в прошлом, нужно найти, куда она пропала. Очень жаль, что Вы не видели Пашу, когда я ее увидела первый раз – 18 летняя красавица. Смерть ее матери очень ее изменила. Кто бы она Вам не была – племянница, сестра, но поразительное с Вами сходство доказывает, что она близка Вам по крови. К Вашему сведению сообщаю, что своей молодостью и красотой Паша не торговала, а всегда жила честным трудом и потому такой родственницей можно гордиться. Теперь я понимаю, почему мне всегда казалось, что где-то раньше я знала Вас. Это выражение смелого открытого лица и есть выражение Ваше и Паши, если в прошлом Паше, как и Вам, пришлось пережить немало. Необходимо разыскать, где сейчас Паша и дать ей отдохнуть.
По Вашему приказанию Пашу разыскать нетрудно. Она каждый день звонит в секретариат. [Надо] предложить ей, чтобы она пришла. Если конечно она жива и с ней не случилось несчастье. У меня, ее вещи, подушка и одеяло и то, что она не пришла ночевать, меня страшно беспокоит. М. Михайловская» [372] . Указан московский адрес.
Не подлежит сомнению то, что о письме было доложено Сталину. На записке Иванова рукописная резолюция: «Архив». Уже одно то, что его не уничтожили как не имеющее серьезного значения, а, напротив, направили в личный архив вождя, говорит само за себя. Письмо написано малограмотной женщиной и не очень вразумительно, но все же ясно, что она, ссылаясь на мать Сталина, напоминает ему о событиях 1898–1899 годов. Поскольку Прасковье (Паше) «в первые годы революции» было около 18 лет (именно тогда М. Михайловская впервые с ней встретилась), то и год ее рождения падает, скорее всего, на 1899-й, то есть именно на тот год, когда Сталин был исключен из духовной семинарии. Как известно, у Кобы не было ни сестер, ни племянниц, ни других близких кровных родственниц. То, что Михайловская не знает, как обозначить степень родства Паши, можно отнести на счет наивной хитрости пожилой женщины, оставляющей «свободу» выбора в этом щекотливом вопросе самому Сталину. Ссылка на то, что мать Кобы знала о существовании девочки и даже как-то принимала в ней участие, вряд ли можно отнести на счет фантазии автора письма или женщины, претендующей на роль первой дочери вождя. Конечно, Кеке к этому времени (1938 г.) уже была мертва и не могла подтвердить или опровергнуть свидетельство Михайловской, но ссылка на фотографии и письмо к Сталину, переданные Пашей в секретариат (откуда, видимо, они были отправлены в НКВД), слишком серьезный довод, чтобы отмести всю эту историю. И конечно, то, что руководство НКВД СССР сочло необходимым в деликатной форме переслать Сталину это письмо, возможно уже после ареста Прасковьи (после ее «внезапного» исчезновения утром в апрельские дни 1938 года), говорит о многом. Исчезновение Прасковьи Михайловской и мало скрытый, но отчаянно преодолеваемый ужас малограмотной тетки ее покойного мужа, нацарапавшей послание в защиту несчастной женщины, красноречивее массы более определенных фактов. Для меня особенно убедительно прозвучала заключительная фраза об оставленных подушке и одеяле и материнское сочувствие не только к Паше, но и к Сталину, которому в молодые годы тоже «пришлось пережить немало». И это все, что пока можно рассказать о Паше, возможно, первом сталинском ребенке, испортившем ему духовную карьеру и развернувшем ее в революционное русло.
В романе Владимира Успенского, в котором густо перемешаны слухи, россказни, домыслы и факты, говорится, что на родине вождя якобы помнили о его неблаговидном поступке: «Речь шла об изнасиловании несовершеннолетней девушки из-за чего, мол, Джугашвили выгнали из семинарии, а близкие и знакомые подвергли его презрению» [373] . Очень может быть, что именно эта история, о которой семинарское начальство по понятным причинам предпочитало не распространяться, и послужила той отправной точкой, с которой начинается реальный отсчет революционной судьбы Кобы. В конце концов, в революцию приходят столь же неисповедимыми путями, как и в любую другую сферу общественной и духовной жизни. Кавказ, как и весь Восток, чадолюбив. Детей, даже «незаконных», любят не меньше официально признанных. Бедная как мышь Кеке, может быть, пыталась хоть как-то помочь маленькой Паше, чья мать была явно не из состоятельных слоев? Кто знает? Сам же Коба вспомнил о ее существовании, скорее всего только ознакомившись с этим письмом. Дальнейшее – покрыто еще более густым мраком.
Лидия перепрыгина – малолетняя любовница «оськи корявого»
В первый раз он обвенчался законным браком, по православному обряду, в 1906 году, когда ему исполнилось 27 лет, на очень молоденькой пышной грузинке, с поволокой в глазах, Екатерине Сванидзе. Говорят, что родом она была из деревни Диди-Лило, откуда были родом дед и отец Кобы. Очень может быть, что это был брак «по сговору» родителей, точнее – матери. Конечно, лишь по случайности ее звали так же, как мать Сталина. Через год от нее родился сын Яков, а через два месяца Като (Екатерина) умерла. На фотографии похорон Коба выглядит убитым горем.
В промежутках между официальными и неофициальными женитьбами и параллельно с ними Сталин не упускал случая завести любовницу. В 1910 году он жил в Баку с партийной соратницей и дворянкой Стефанией Леонардовной Петровской, с которой познакомился еще в сольвычегодской ссылке в 1908 году. Именно оттуда она последовала за Сталиным на Кавказ. Когда их арестовали, именно он просил у местного жандармского начальства разрешить официально на ней жениться [374] . Но брак не состоялся. В 1933 году, возможно, именно она проходила по «делу Слепкова» [375] .
Наиболее известны его амурные похождения в сибирских ссылках, где он чувствовал себя особенно заброшенно и одиноко. Во время пребывания во второй сольвычегодской ссылке в 1910–1911 годах у него родился сын Константин от молодой вдовы Матрены Кузаковой. После революции Сталин тайно поддерживал их. Все в той же вологодской ссылке в 1912 году он отбил у своего товарища и в будущем самого близкого клеврета В.М. Молотова девушку Марусю, о чем тот не забывал до самой смерти. Там же в Вологде у него случился и более продолжительный роман с не очень красивой и не очень молодой Полиной Георгиевной Онуфриевой [376] . Были и другие более или менее длительные связи. Так что женщины его любили. Но об истории, о которой я сейчас расскажу, до недавнего времени мало кто знал.
Работая в архиве Сталина уже несколько лет, я как-то решил просмотреть документы, связанные со слухами о его провокаторской дореволюционной деятельности. В 1956 году в американском журнале «Лайф» появилась фотокопия документа, якобы доказывающая связь Сталина с тайной царской полицией. Произошло это на фоне начавшейся борьбы за разоблачение «культа личности Сталина». Тогдашний руководитель государства Н.С. Хрущев отдал распоряжение председателю КГБ Ивану Серову разобраться с этим вопросом. В июле 1956 года Серов направил письмо на имя Хрущева, в котором, опираясь на мнение экспертов, доложил, что документ, опубликованный в «Лайф», фальшивый. Одновременно с этим Серов писал: «Кроме того, по рассказу гражданки Перелыгиной было установлено, что И.В. Сталин, находясь в Курейке (крохотная деревня в Восточной Сибири. – Б.И.), совратил ее в возрасте 14 лет и стал сожительствовать.
В связи с этим И.В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней.
И.В. Сталин дал слово жандарму Лалетину жениться на Перелыгиной, когда она станет совершеннолетней. Как рассказывала в мае месяце с.г. Перелыгина, у нее примерно в 1913 году родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина Давыдова, который усыновил родившегося мальчика Александра. За все время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время Александр служит в Советской Армии и является майором» [377] .
