Устраняя своих реальных и мнимых оппонентов, он довольно быстро заболел обычной болезнью диктаторов – страхом за собственную жизнь и опасениями потерять сладостность абсолютной власти. Год от года эти страхи нарастали и толкали к наращиванию репрессий, которые в свою очередь приводили к сгущению атмосферы страха. Гордыня заурядной личности, получившей в свои руки бесконтрольную и необъятную власть, привела к страшнейшей социальной катастрофе за всю историю человечества. По своим последствиям она сопоставима с катастрофой, в которую вверг Германию Гитлер. И тот очаровал немцев своим специфическим обаянием зла. Сила этого обаяния ужасает.

Бытовая человеческая гордыня всегда порождает культ: в семье, в небольшом сообществе, в собственной душе. Но люди, внезапно овладевшие необъятной властью, загораются сатанинской гордыней, толкающей их к неукротимому самообожествлению. На протяжении всех тридцати лет правления Сталин сознательно и планомерно выстраивал культ собственной личности как «гения всех времен и народов». Главными орудиями подобного строительства стали ужас и страх, которые он наводил на своих собственных сограждан и которые очень быстро парализовали всякие позывы к сопротивлению. Ужас внушался грубо сфальсифицированными «открытыми» политическими процессами, массовыми расстрелами по приговорам внесудебных органов, «разнарядками» на массовые аресты и репрессии, спускаемыми с самого верха. По самым скромным подсчетам сталинских чекистов, за годы его правления было репрессировано более 3,3 миллиона человек. Эти цифры не внушают доверия, но и такие людские потери сопоставимы с потерями в крупномасштабной войне. Страх, который примерно каждые десять лет достигал очередного пика, теми же волнами поднимался, когда по прямому указанию Сталина забивали до отказа все новые и новые фабрики смерти и лагеря рабского труда системы ГУЛАГа. Страх, пропитавший всю общественную жизнь, многочисленные идеологические кампании, «промывавшие» не столько мозги людей, сколько освобождавшие их затравленные души от моральных запретов и табу, превращал людей в массовых истериков, мазохистов и доносителей, все более и более влюблявшихся в своего «вождя и учителя». К этому надо добавить изнуряющий труд и скудость существования. Все способствовало притуплению общечеловеческого механизма восприятия добра и зла у людей, живших в творимом вождем мире. Но нет и не будет в мире силы, способной разрушить или извлечь из человеческих душ моральный императив. Насилие над ним ведет к распадению личности, а насилие над массовым сознанием приводит к коллективным психозам. К концу правления Сталина его культ личности подпитывался уже не только голым ужасом и страхом, а выраставшими из них суррогатной «любовью» и «уважением». Образ нового Ивана Грозного поднялся из преисподней, наполняя души народов СССР ликующим восторгом. И этот новый образ царя был вызван из бездны лично Сталиным. Кульминация восторга совпала с победой в Отечественной войне, потери от которой затмили страдания и ужас репрессий. Остроносая маска белокительного генералиссимуса и золото звезд на его погонах прикрыли позор двухлетних поражений и двадцативосьмимиллионную жертву. Ни одна страна в мире не потеряла такое количество жизней, сколько потерял СССР за годы властвования Сталина.

Но это очарование злом вскармливалось и другими средствами. Из них наиболее важными были прельщение особым, «идеальным» образом личности Сталина и картинами будущего «коммунистического» общества. Именно с интуитивного неверия большинства в коммунистическое будущее, построенное сталинскими методами, началось разрушение его империи как идеи. Однако когда Хрущев на ХХ съезде КПСС слегка приподнял завесу, скрывавшую реальности культа Сталина, то мир ужаснулся, но большинство наших сограждан ни на минуту не задумались о своей прямой и косвенной сопричастности к источнику зла.

Любить и уважать образы своих покойников или возводить их в культ – это совершенно разные вещи. Культ мертвого Сталина вызрел не из прижизненного культа и уж тем более не из любви и уважения народа к его государственным делам, как это пытаются представить современные сталинисты. Не случайно посмертный культ Сталина пережил свои периоды подъема и спада. Он то вдруг приходил в упадок, а то возрастал, но всегда под воздействием двух факторов: тайны и пропаганды. После смерти кумира его культ продолжал жить механической жизнью еще три года, поскольку ни один луч правды не проникал в его смертные тайны. В этом были заинтересованы политические наследники Сталина, тщательно скрывавшие все его преступления. После «разоблачения» в 1956 году одна из сталинских масок, скрывавшая масштабы репрессий, была приподнята. И если при жизни Сталина жертвы и палачи перманентно менялись местами, что поддерживало в обществе высокий уровень единодушной «любви» к вождю и всеобщей ненависти к «врагам», то после ХХ съезда общество естественным путем разделилось на антисталинистов и сталинистов. Тайна сталинской власти как власти беспредельного зла была публично приоткрыта и по воле тогдашних руководителей стала частью не менее лживой официальной пропаганды. При Брежневе произошла «мягкая» смена курса и сталинистские настроения стали оживать в части общества, одновременно встречая глухое противодействие другой его части. При Горбачеве ситуация вновь изменилась: были раскрыты многочисленные архивные документы, стали известны механизмы и масштабы репрессий, имена ранее табуированных деятелей были реабилитированы. Тут же в общественном настроении возобладали антисталинистские тенденции. Очередной поворот начался в 2000-е годы. Проводниками современного суррогата сталинизма стали наиболее сохранившиеся структуры советского прошлого, то есть спецслужбы и коррумпированные технологи политпропаганды, обитавшие когда-то в рядах демократов и антисталинстов. Коммунистическая партия и Советская армия не смогли пережить перестроечные годы, а заменившие их структуры пока неэффективны. Но под воздействием основных пропагандистских каналов образ Сталина вновь стал воздыматься в массовом общественном сознании, воспроизводя глубоко лживую, мефистофелевскую формулу о зле, творившем через насилие добро людям и победы стране. Сейчас мы находимся накануне очередного поворота к антисталинизму, но не только потому, что образ воплощенного зла замылил глаза наивным соотечественникам, но и потому, что виртуальный Сталин застит дорогу идущим ему вслед. В результате посмертный культ личности Сталина, как и во времена Хрущева, оказался сейчас под двойным ударом: с одной стороны, тех, кто пытается бороться с самой идеей «благодатной» тирании, а с другой – надеющихся перевоплотить ее (идею сталинизма с человеческим лицом) в личину нового вождя.

Развитие культа мертвого Сталина хорошо иллюстрирует диалектику добра и зла в исторической перспективе, когда череда его разоблачений и воскрешений ведет к постепенному снижению в общественном организме концентрации токсинов зла. Рано или поздно наступит время катарсиса, разрядки напряжения, вызванного трагедиями сталинской эпохи. Тогда придет новое время, и большинство россиян будет относиться к Сталину примерно так же, как сейчас относится к хану Батыю или Ивану IV – любопытно, но и только. Ни подлинной любви, ни искренней злобы и страха. Но и тогда не сбудутся слова пушкинского Нестора: «Добру и злу внимаю равнодушно…» Из поколения в поколение в душе каждого человека все исторические герои будут все так же «бороться» за то или другое место. Поэтому небольшая группа адептов продолжит курить фимиам перед своим кумиром так же, как сейчас во Франции ничтожное количество бонапартистов покланяется праху Наполеона или монголов праху Чингизхана. Сказано было: не сотвори кумира, а я осмелюсь переиначить: не сотвори из себя кумира, все равно уйдешь в равнодушие. Так жизнь нейтрализует зло, но оставляет в подсознании народов уродующие души раны. Чем глубже каждый такой рубец, тем сильнее разрыв в поле «добра – зла», шаг за шагом приближающий окончательную гибель общества, а с ним и государства. Обозревая финальные картины существования не только национальных государств, но и отдельных цивилизаций, везде замечаешь роковой перевес полюса зла над полюсом добра, что и служит подлинной причиной разрухи, оскудения полноты жизни. Ее видно не только наблюдателю со стороны (историку), но в особенности современнику событий.