Бухарин

Пятая точка – рисунки Сталина на полях «Истории» Дмитрия Иловайского

Историк Дмитрий Иванович Иловайский не был автором каких-либо глубоких исторических концепций, но был трудолюбив, писал свои сочинения легко и увлекательно, да так, что нередко увлекался и сам. Он родился в 1832 году, в то время когда еще был жив Пушкин, а умер при советской власти в 1920 году. В последние тридцать лет XIX века он был одним из самых популярных официозных историков, так как придерживался монархистских убеждений, был ярым антинорманистом, но, в свою очередь, выдвинул идею сближения Древней Руси с гуннами. Поскольку именно он был автором десятки раз переиздававшихся учебников по всеобщей и русской истории для средней школы, то многие образованные люди, чьи школьные годы пришлись на 70—90-е годы позапрошлого века, были искренне убеждены (например, поэт Николай Гумилёв) в мощной «гуннической» составляющей нашей истории.

В Тифлисской духовной семинарии, в которой учился Сталин в 90-е годы того же XIX столетия, гражданскую историю преподавали, скорее всего, по учебникам Иловайского. Но точно об этом неизвестно. Однако в советское время, в середине 30-х годов, когда Сталин инициировал широкомасштабную работу по подготовке унифицированных учебников истории в неовеликодержавном, а точнее – в сталинистском духе, он лично углубился в изучение некоторых дореволюционных изданий. Среди тех книг, на которых сохранились пометы Сталина, есть и «Средняя история. Курс старшего возраста. Составил Д. Иловайский. Издание пятое, с сокращениями. М., 1874». Книга эта интересна не только тем, что на ней сохранился редкий штамп «Лицей цесаревича Николая», или тем, что она содержит многочисленные пометы и даже нелицеприятные оценки вождя. Например, на последней странице он крупно витиеватым подчерком написал: « Много неверного в этой истории Х.Х.Х.! Дурак Иловайский!..» Книга интересна тем, что на ее страницах сохранилось несколько рисунков Сталина, сделанных пером, чернилами в том же стиле, что и портрет «Зиновьева».Три намеченных пером профиля мужественных, усатых и бородатых красавцев остались на последних листах учебника по соседству с оглавлением и картой Европы IХ века. Неясно, чем были навеяны эти образы, но очень может быть, что именно так представил себе Сталин средневековых венгров, австрийцев и испанцев. Если это «венгры», то, скорее всего, периода правления прославленного короля Матвея Корвина. К этой догадке подталкивает не только определенное типологическое сходство, но и то, что на одной из страниц учебника, где идет рассказ о деяниях Матвея Корвина, Сталин написал тем же пером по-венгерски: « Ma’tya’s uta’n ninesigarza’g!»[96] Он сделал обратный перевод (с русского языка на венгерский) мадьярской поговорки: «После Матвея нет более справедливости». Конечно, Сталин не знал венгерского языка, как он не знал немецкого, французского или латыни. Но и на всех этих языках он оставил небольшие пометы на других книгах, переписывая их из примечаний, сверясь со словарями или спрашивая знающих языки людей. Впрочем, эту старинную поговорку он мог заучить, общаясь с венграми на фронтах Гражданской войны или по делам Коминтерна. Но важнее другое – Сталин воспринимал историю «по-школьному», через образ, будь то литературный образ или рисунок, киноизображение. Новые школьные учебники истории, выпущенные перед войной, содержали обезличенный и выхолощенный текст, но в то же время – большое количество иллюстраций и фотографий, что было редкостью в массовых учебниках дореволюционной поры. Сталин лично следил за идейным содержанием и техническим качеством этих иллюстраций. О том, что история была для него как нечто вроде серии «комиксов» на советский лад, говорят обильные иллюстрации в сталинских школьных учебниках, потоки безвкусных живописных полотен на батальные и исторические сюжеты в выставочных залах и музеях и особое пристрастие вождя к фильмам той же тематики. Даже самые талантливые произведения кинематографистов, даже гениальные фильмы Сергея Эйзенштейна об Иване Грозном и Александре Невском – это с научной точки зрения всего лишь иллюстрации наивного видения вождя образов князей и царей, вождей и врагов, народа и героев и т. д. Но без этих псевдоисторических, идеализированных, как и сталинские рисунки, образов невозможно нарисовать исторический портрет самого Сталина.

Рисунки и надписи Сталина пером на страницах учебника Д. Иловайского «Средняя история». Москва, 1874

Рисунки и надписи Сталина пером на страницах учебника Д. Иловайского «Средняя история». Москва, 1874

Шестая точка портрета – «подвесить Брюханова за яйца». – И. Ст.»

Н.П. Брюханов был руководителем второго-третьего калибров в советском правительстве. Занимал посты: в 1921–1926 годах – нарком продовольствия РСФСР и СССР, затем, до 1930 года, – наркомфин СССР. Хорошее, умное было лицо у человека – с приподнятыми бровями и потому с чуть насильственно приоткрытым, мягким взглядом, с обвислыми усами и небольшой бородкой. Весной – летом 1930 года положение с экономикой и финансами в стране стало катастрофическим. Виновником, конечно же, был министр финансов, а не политика горячечной индустриализации и коллективизации. Но в целом 1930 год был годом очередных сталинских триумфов и «великих переломов». Поэтому нередки были минуты и даже часы, когда Сталин и его окружавшие смеялись, шутили, над кем-то подтрунивали. Даже над Самим иногда. Правда, он с детства был тяжело, страшно обидчив и насмерть злопамятен. Но во время частых пирушек аккуратному, по-кавказски щеголеватому наркомпроду А.И. Микояну временами подкладывали на стул, под зад, зрелый сочный помидор. И… по-детски смеялись. Подвыпившему, а потому осоловевшему М.И. Калинину сыпали в рюмку соль и перец. Или более зло шутили над пьяным в зюзю Поскребышевым или над очередным гостем, одуревшим от счастья общения с вождями. Заводилой был Сталин, который, по-моржовьи задирая усатую голову, громко и от души хохотал. Рассказывают, что в расстреле Зиновьева участвовал один из сталинских секретарей и личных домоуправителей – К. Паукер. А потом Паукер шутейно изображал в приемной генсека, как Зиновьева буквально тащили на руках к месту казни, и при этом он повизгивал: «Позовите товарища Сталина!» Рассказ вызвал взрыв гомерического хохота, и в первую очередь вождя. А Паукера вскоре самого расстреляли.

Сталин вообще любил временами смех, шутки, улыбки, здравицы и карнавалы по-советски – демонстрации трудящихся и народные гулянья. Несмотря на уродливую ногу, любил поплясать. По радио, после сообщения об очередном процессе и кровавом приговоре, обязательно запускалась пластинка с камаринской или гопаком [97] . Анри Барбюс в книге «Сталин» счел нужным поделиться зарисовкой с натуры: «Он смеется как ребенок. Когда в Московском Большом театре шло торжественное заседание, которым был ознаменован юбилей Горького, то во время перерыва, в салонах, расположенных за бывшей императорской или великокняжеской ложей, собрались руководящие деятели. Какой адский шум они там подняли! Какой хохот! Там были Сталин, Орджоникидзе, Рыков, Бубнов, Молотов, Ворошилов, Каганович, Пятницкий. Они рассказывали эпизоды времен Гражданской войны, припоминали забавные случаи: “Помнишь, как ты свалился с лошади?” – “Да, вот проклятая кобыла! Не знаю, что с ней случилось…” Гомерический хохот, юношеская жизнерадостность, мощное веселье, сотрясающее царскую драпировку в салонах, – короткая, свежая разрядка великих бурлаков реконструкции» [98] . Вскоре трое из семерых смешливых «бурлаков» были убиты, а один покончил с собой.