Так или иначе, год для Цоя был все равно потерян, если не считать неофициального альбома «46» и нескольких поездок с концертами осенью того же года.
О них стоит рассказать подробнее — есть интересные свидетельства.
Для меня вторая половина 83 года памятна тем, что я лично познакомился с Цоем и наконец услышал его песни. Расскажу сначала об этом.
В книге «Путешествие рок-дилетанта» я уже вспоминал, как произошло мое знакомство с Гребенщиковым и Курехиным. Это случилось летом 1983 года на «Ленфильме», нас познакомила одна моя знакомая журналистка, а потом мы втроем переместились ко мне домой и посидели часа два, неспешно потягивая коньяк.
С этого дня началась моя дружба с БГ и знакомство с Курехиным. У Бори я стал бывать очень часто, в неделю раза по два-три — я тогда окунался в незнакомый мне мир андеграунда, и Боб добровольно, взял на себя роль проводника.
К тому времени я уже прослушал довольно много музыки, лично познакомился с Жорой Ордановским («Россияне»), «Странными играми», «Мифами» — как правило, во время долгих посиделок дома у них или у меня. Мне просто они были интересны как люди.
Но о Цое еще даже не слыхал.
…Он пришел к Борису вместе с крупной и довольно громкой девушкой, было видно, что она здесь своя. Не помню уже, кто в тот момент сидел в «гостиной» БГ — так называлась ничья комната в этой квартире из «служебного» фонда, предназначенная для жилья дворников. Эту комнатку Боря самолично приспособил под свой кабинет, а также под место встреч гостей, хотя часто сидели и за большим столом в общей просторной кухне, служившей центром квартиры — туда выходили двери жилых комнат. Соседи Бориса и его жены Люды запомнились как абсолютно толерантные и понимающие люди, от них никогда не было никаких неудобств.
Это было осенью 1983 года, примерно в октябре-ноябре, как мне помнится.
Цой был в длинном сером плаще, довольно коротко пострижен, вид имел абсолютно безучастный, почти отсутствующий. Гребенщиков представил его мне, сказав: «Это Виктор Цой», и мы обменялись рукопожатием. У Цоя была узкая ладонь, руку он пожимал некрепко, как бы мимолетом, рассеянно.
Странно, что при всей невозмутимости и отсутствующем виде в Цое не было высокомерия. Он был просто отгорожен от всех, но я заметил, что это совсем не погружение в себя, когда человек никого не замечает, увлеченный своими мыслями. Скорее, было похоже на высокий и прочный забор, которым он отгораживался и из-за которого (может быть, в какую-то специальную дырочку) зорко наблюдал за происходящим. Его не было видно, мы же все были у него как на ладони. И Цой внимательно следил, как мы к нему относимся.
Когда он отошел, я шепнул БГ: «А кто это — Цой?»
«Суперзвезда рок-н-ролла», — ответил БГ.
Сказал он это совершенно серьезно, без иронии или желания меня разыграть. Но воспринималось это тогда совершенно абсурдно.
Это сейчас, через четверть века, можно подойти к какому-нибудь молодому парню и спросить: «Кто такой Цой?» — и получить естественный ответ: «Суперзвезда». А тогда такой ответ казался диким. О музыкантах питерского рок-клуба знали лишь фанаты этого клуба, с трудом пробивавшиеся на концерты. Плюс такие же фанаты из провинции, жадно ловившие исходящие из Ленинграда звуки новой музыки на магнитофонных бобинах. Правда, число этих фанатов росло, как снежный ком. И все равно — вне пределов этого круга, в прессе, на радио, на телевидении о рок-музыкантах андеграунда либо молчали, либо писали совершенно ужасные вещи.
В этих условиях слово «суперзвезда» могло звучать лишь насмешливо.
Но Боб был серьезен, повторяю. Это было тем более необычно, что я понимал уже, что Борис вряд ли может поставить кого-то рядом с собою на пьедестал суперзвезды рок-клуба, каковым он и являлся на тот период.
Правда, был еще Майк, с альбомом которого «Сладкая N и другие» я уже успел познакомиться.
— Что же он написал? — продолжал интересоваться я.
— У него пока один альбом. Называется «45», я его продюсировал, — сообщил Боб. — Есть еще бутлег «46», но это не считается.
Я проглотил неизвестное мне слово «бутлег», не переспрашивая.
— А сколько же ему лет?
— Не помню. Типа двадцать. Или двадцать один, — сказал Боб.
Итак, мне было предложено поверить, что этот юноша с восточным лицом, автор неизвестного мне альбома, является суперзвездой русского рока. И я поверил, недаром же Боб спел уже в одной из своих песен фразу «В этой жизни я не ошибаюсь».
Фраза понтовая, но что-то в ней есть.
А Цой в это время, пока мы тихо беседовали о нем, сидел на низком диване, развалившись и вытянув свои длинные ноги. В руке он держал бокал с сухим вином. Мы в мансарде БГ пили большею частью сухое вино, потому что оно было дешевле. Кислые «Рислинг» и «Ркацители» часто вызывали изжогу, но выбора у нас не было.
Конечно, после этого вечера Боб дал мне переписать альбом «45», и я впервые услышал песни, не похожие на те, что обычно я слушал на концертах в рок-клубе.
Не скажу, что я был совершенно очарован, но воспринял положительно.
А вскоре мне довелось услышать Цоя живьем. Коля Михайлов, президент рок-клуба, сказал:
— Наши едут в Металлострой на концерт. Не хотите с ними поехать?
— А где это?
— Да на автобусе часа два.
— Хочу, — сказал я.
«Наши» — это были БГ, Майк и Цой в сольном варианте, без составов. Концерт предполагался акустическим.
В назначенный день мы сели в автобус и поехали. Собственно, детали поездки из памяти улетучились. Помню, что зальчик был совсем небольшой и народу было немного, то есть ребята играли перед аудиторией человек в пятьдесят. И единственная песня, которую я запомнил с того концерта, была «Транквилизатор». Потому что я ее совсем не понял — про что это? А народ вокруг дружно ржал. Цой пел ее с отсутствующим выражением лица и абсолютно отмороженным голосом, а вокруг покатывались со смеху.
Я тогда еще плохо знал субкультуру, а про то, что Цой недавно вернулся из психушки, вообще не имел понятия.
Зато на выездных концертах в Свердловске (Екатеринбург) в конце декабря 1983 года было значительно веселее, судя по воспоминаниям.
Леонид Порожня (из книги «Чайфstory»):
«В данном случае событие было вполне положительное, для Урала совершенно неординарное: на «квартирные гастроли» ехали Майк и Цой. Про Цоя тогда мало кто знал, ждали просто Майка. При первом известии о будущих концертах в городе началось нервное шевеление, сопровождавшееся некоторой одурью любителей музыки и организаторов, одурь распространилась и на официальные структуры, достаточно сказать, что ни культурные, ни правоохранительные органы, уже изрядно набившие руку об «Трек» и «УД», в это дело даже и не сунулись. Очевидно, не верили, что такое вообще возможно.
Первым о концертах питерцев узнал, разумеется. Бегунов…
«Вывели меня на хату на Вторчермете» (Бегунов). По-русски это значит, что Бегунов узнал адрес квартиры, находившейся в районе Вторчермет (полная свердловская задница), куда должен был приехать из аэропорта Майк. И с двумя друзьями по Архитектурному клубу туда отправился. Нашли дверь, постучались, открыл незнакомый дядька, коему они вместо «здрасьте» заявили: «Есть информация, что Майк должен приехать к вам»… Дядька их глазами ощупал, дал команду: «Дуйте за бухлом».
«Мы сгоняли, затарились, бухали, ждали. Переросло это в глобальную пьянку, все рейсы из Москвы прилетели — никакого Майка нет. И совершенно непонятно, откуда появились Майк, Вова Синий и какой-то полный урод неформального вида восточной национальности» (Бегунов).
Майк вошел в дверь и сказал: «Ребята, портвешка нет?»… Ребята к тому времени давно на водке сидели, которая тоже стремительно кончалась, а деньги кончились давно. Но хозяин оказался непрост и с привычками Майка знаком — был портвейн в заначке! Закуски не было.
Сели пить по второму кругу, разговор начался интересный, только Бегунову на нервы действовал «неформальный восточной национальности». Вопросы Вовка задавал Майку, а отвечал почему-то тот, второй. И вообще, в разговор лез… Бегунов был борзой, начал «греться». «Я про себя думаю: «Что ты лезешь?»… Очень не любил я его в тот момент. И только потом до меня стало доходить, что это какое-то «Кино»… А запись я уже слышал. В общем, понял я — свой браток…» (Бегунов). Так Цой счастливо избежал мордобоя в первый же день по приезде на Урал.
«Пришел я «вмертвень» домой, счастливый до неприличия» (Бегунов).
На следующий день был концерт. Бегунов заранее сообщил о нем Шахрину, тот прихватил Кукушкина с Решетниковым, но Бегунову об этих двоих сообщить забыл. «Поехали на концерт, — вспоминает Решетников, — встретились с Шахриным, тот говорит, что ему тут на остановке нужно еще с другом встретиться. Подождали, идет странный товарищ в полушубке драном, в каких-то танковых штанах, в ботинках чудовищных… И Шахрину говорит: «А это ты что за чмушников притащил?»… Меня зацепило, думаю: сейчас в глаз буду бить. Потом выяснилось, это и есть Бегунов. Так что на концерте Майка мы впервые и встретились все вместе».
На концерте Майка они впервые встретились все вместе! Без драки.
Концерт был удивительный. Двое играли на акустических гитарах и пели, вот и все. Майк безостановочно жевал резинку, был благостен, видать, причастился с утра портвешком. Цой, наоборот, ужасно почему-то стеснялся, пел с закрытыми глазами, играл с закрытыми глазами и открывал, только когда поворачивался к Майку.
То был rock'n'roll. Абсолютный, стопроцентный, настоящий, который двое похмельных молодых людей извлекали из двух простеньких гитар и собственных глоток. То был момент откровения, вдруг стало очевидно, что рок-н-ролл делается просто и весело, на глазах у публики. Теперь, наверное, трудно понять, что за революция творилась в головах сидевших на концерте, но революция творилась натурально, священная музыка, существовавшая доселе исключительно на магнитофонной ленте, делалась прямо здесь, на глазах, на улице Восточной…
Объективности ради следует заметить, что и для прочей уральской музыкальной общественности концерт Майка и Цоя не прошел даром, но для «Чайфа» он стал решающим — концерт заново объединил Шахрина и Бегунова.
Я тогда в первый раз понял, что по-русски можно петь, и это будет полноценно. Когда слушал записи, это было круто, но себя рядом поставить было невозможно — другой уровень. Оказалось, можно, а у Вовки были песни… После этого концерта я прибежал к Шахрину с дурными глазами!» (Бегунов).
«И после концерта я рванул к Бегунову…» (Шахрин).
Куда бежать-то — на концерте вместе были!.. Забавный нюанс: они не помнят, что слушали Майка и Цоя, сидя на соседних стульях. И тем не менее, на самом деле…
Прямой результат гастроли питерцев свелся к тому, что в ВИА «Песенка» появился Бегунов, событие это для новорожденного «Чайфа» стало во многом решающим. Это был именно шаг именно к группе, которой доселе не было».
