Вообще, состояние увэй, обычно переводимое как «недеяния», является характерной чертой такого человека. Обычно это понимается как действие в соответствии с Дао, то есть отсутствие личного позыва к действию, но лишь отклик, эхо Дао. Это во многом верная, но все же крайне философско-запутаная трактовка. Если обратить внимание на действия центрально-американских шаманов, то там мы без труда встретим практически аналогичный мотив «ничего не делания», «приглашения проявлений жизни», состояния «не-желания» — практически весь тот арсенал состояний и переживаний, которым описывается в даосских трактатах «мудрец». Мудрец в состоянии транса, когда его личностное сознание отключено и он как персона «пребывает в недеянии», оказывается непобедим и совершенен во всем — например, «пребывая в недеянии, не терпит неудач» (§ 64). В момент недеяния на него переходят свойства того духа, который пребывает в нем в этот момент.
Транс мудреца приводит его к переживанию абсолютного единства с миром, и это состояние подробно описывается в специальной литературе, посвященной приему различных галлюциногенов и измененным состояниям сознания. В древних текстах под «единением» (чаще всего в текстах — «сокровенным единением») или «Единым» подразумевается некое состояние и — дословно «один», «единый». Скорее всего, речь идет об абсолютной целостности ощущений, которой достигает любой медитирующий, равно как и объятый экстатическим возбуждением адепт. «Дао дэ цзин» практически точно воспроизводит это переживание единства всего со всем и, более того, характеризует правителей и мудрецов именно как «пребывающих в Едином» (§ 39):
Вот то, что с древности пребывало в Едином:
Небо пребывало в Едином и потому достигало чистоты.
Земля пребывала в Едином и потому достигала покоя.
Духи пребывали в Едином и потому были одухотворенно-подвижны.
Правитель и князья пребывали в Едином и потому были честны с Поднебесной.
Лишь благодаря Единому они достигали этого.
«Дао дэ цзин» содержит целый ряд пассажей, непосредственно представляющих собой медитативные наставления, которые должны привести к погружению человека в транс и обретению «сокровенного единого» или «священного единения». Вчитаемся в следующие строки: Закрой отверстия, запри двери, притупи лезвие, распутай узлы, пригаси свет, уподобься пылинке. Это и зовется сокровенным единением.
Примечательно, что многие современные техники даосской медитации оперируют схожими терминами и состояниями. Например, «закрыть отверстия» и «запереть двери» означает закрыть все свои органы чувств от отвлекающих факторов внешнего мира, более того, в провинциях Хэнань и даосских школах в горах Удан в провинции Сычуань существует даже четкая техника, именуемая «запиранием дверей», которая приводит к абсолютному отвлечению адепта от любых раздражающих и отвлекающих факторов, в том числе звуков, запахов и даже мыслей.
…???…
Илл. 115. Чжуан-цзы
Призыв «пригасить свет» вообще соотносится со многими описаниями и известными состояниями медитативного транса, сопровождаемого либо «гашением красок» и полной темнотой, либо, наоборот, яркой вспышкой, с чем, скорее всего, и связано буквальное значение китайского термина гуанъ — «сияние, которое видят даосы».
Вполне возможно, что здесь под «сокровенным единением» подразумевается вполне конкретная техника, а не какое-то отвлеченно-философское состояние.
Еще более подробно описана техника медитации в § 10 «Дао дэ цзина», где идет речь о дыхательных упражнениях:
Можно ли, соединив душу и плоть, объять Единое и не утратить это?
Можно ли, регулируя ци и становясь податливым, обрести состояние новорожденного?
Можно ли, отполировав сокровенное зеркало, не оставить на нем пятен?
Можно ли, любя народ и правя государством, пребывать в недеянии?
Можно ли, открывая и закрывая Небесные Врата, сохранять состояние самки?
Можно ли, постигнув четыре начала, пребывать вне знания?
Давать жизнь и вскармливать?
Давать жизнь и не обладать этим?
Действуя, не требовать воздаяния?
Взращивая, не править этим?
Это зовется сокровенной Благодатью.
Собственно, единственное, что отличает такого человека-мудреца от других, — то, что некая энергия дэ, обычно переводимая как Благодать, «собрана в нем в избытке» (§ 59). И при этом на него переходят некоторые черты самого Дао, например «он ярок, но не слепит» (§ 58).
Маг, контролирующий мир духов и общающийся с ним, оказывается выше любого правителя.
«Взошедший на трон правитель и три владетельных князя, хотя и имеют драгоценные кольца и сопровождаются четверкой лошадей, не сравнятся с тем, кто, не сходя с места, снискал дары Дао» (§ 61).
С человеком, который достигает мира духов, так же как и с традиционным шаманом, происходят мистические трансформации и перевоплощения. Вообще, способность изменять свое тело является одной из важнейших характеристик древних магов, а позже и великих даосов. Нередко «великая трансформация» (да хуа), о которой рассказывают многие даосские произведения, ошибочно представляется лишь аллегорией, однако нам думается, что за этим стоит широко известная техника мистического перевоплощения медиума в некое запредельное существо (например, духа горы) или животное (бабочку) с последующим возвращением в собственное тело.
Думается, именно к этой категории относится знаменитая притча о Чжу-анцзы (Чжуан Чжоу) и бабочке, ставшая истинной жемчужиной китайской мистической классики:
«Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой — счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она — Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я — Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он — бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она — Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей!»49
Здесь очевиден мотив полета и выхода за пределы собственного тела в момент перевоплощения — это известный сюжет практически для всех медитативных и мистических систем, и его наверняка переживали многие, кто хотя бы немного практиковал медитацию. С полетом и перевоплощением связан, например, и легендарный основатель китайской нации Желтый владыка Хуан-ди, который после своей физической смерти, как считается, обрел бессмертие и вознесся на небо вместе с колесницей, наложницами и слугами. Он стал сянем и поселился на горе Куньлунь. «Чжуан-цзы» указывает именно на полет Хуан-ди, после того как он «обрел Дао»: «вознесся в заоблачные дали».
Вообще такое состояние связано с перемещением в какое-то иное пространство. «Чжуан-цзы» рассказывает о целом ряде магов, которые после проникновения в Дао тотчас перемещались в некую мистическую сферу: «Каньпэй обрел его — и поселился на горе Тайшань. Пиньи обрел его — и погрузился в большую реку. Желтый владыка обрел его — и вознесся в заоблачные дали. Чжуаньсюй обрел его — и сделал своей обителью Темный дворец. Юйцянь обрел его — и нашел себе место у северного края земли… Фэюэ обрел его — и стал советником у царя У Дина, владел всей Поднебесной, а после смерти попал на небеса и странствовал вместе со звездами»50.
Перемещение на горы, под воду, в какие-то труднодоступные места у всех народов традиционно связывается с путешествием шаманов в мир мертвых, так же как и полеты на облаках и странствия в волшебных мирах. Напомним, что «совершенный человек» также характеризуется тем, что «странствует с облаками и туманами, ездит на солнце и луне и уносится в своих скитаниях за пределы четырех морей». Он может «оседлать облака и вознестись к небесному чертогу, подобно сяню».
Полет и вознесение, проникновение в запредельные сферы, как видим, — характерная черта «совершенных людей», мудрецов, бессмертных-сяней. Вознесение на облака вместе с «ветрами, облаками и туманом» описывается в другом произведении, «Чу цы» («Чуские строфы»), содержащем немало пассажей, связанных с практикой медиумов. Примечателен здесь мотив «тумана» (иногда «облаков) — это характерное описание перехода из одного состояния в другое в момент медиативного или экстатического транса. Медиум здесь буквально окутан облаками, в частности в стихотворении «Цзю гэ» из «Чуских строф» говорится: «В моем одеянии из облаков и с полами из радуги, сжав свой лук, я воспаряю в небеса». Вряд ли эту фразу стоит воспринимать исключительно как метафору — речь могла идти о реальном одеянии медиума. Стоит напомнить, что дракон, особенно на изображениях, рисуется в окружении облаков или дымки и вплоть до начала XX в. именно в таком виде присутствовал на императорских одеяниях.
