– Конечно, – тихо согласился Баум. – Конечно.

Он снял очки и вытер их о галстук, рассеянно глядя на свой стол. Добрых тридцать секунд он потратил на одну линзу, затем принялся за вторую. А тем временем в других комнатах издательства «Элизиум» трезвонили телефоны, и сотрудники что-то отвечали. Аппарат Баума непрерывно мигал, но беззвучно, если не считать отрывочных кликов, как будто кто-то нервно сглатывал. Тео разглядывал офис: шеренга книг-близнецов в твердом переплете подле бачка с питьевой водой, экспозиция прошлых публикаций, постеры главного и пока единственного бестселлера, африканские статуэтки, эскизы обложек на стенах, нераскрытые картонные коробки, а еще, в дальнем углу, гора рукописей (некоторые до сих пор запечатанные в нестандартные упаковочные пакеты), – вероятно, самотек. Тео не ожидал увидеть такой Эверест. Он рисовал себе гору, не столь удручающую и тем более не выставленную на всеобщее обозрение.

– Такая книга, как ваша, неизбежно вызывает разнотолки в такой индустрии, как наша, – сказал Баум. – У меня нет иллюзий. Вы обращались в Oxford University Press, Knopf, Harcourt, Grove Atlantic, Little, Brown, HarperCollins, Penguin… возможно, еще какие-то издательства, про которые я не слышал. Подозреваю, что вы связывались практически со всеми, у кого большие тиражи. И под конец пришли ко мне.

– «Элизиум» – очень уважаемое издательство академических текстов, – заметил Тео.

– Ну да, ну да, – отмахнулся Баум. – А также, всего пару лет назад, мелкая рыбешка, аутсайдер, воробышек, прыгающий вокруг гиен в надежде, что, когда пиршество закончится, ему тоже что-нибудь перепадет.

В его голосе появилась жесткость. Впервые с тех пор, как он пригласил Тео в свой офис, в нем не осталось ничего от тихого букиниста.

– Два года назад, во время разудалой резни, которую издатели называют книжкой ярмаркой, когда главные хищники растащили все «большие книги», оставив после себя кровавые следы, ну и мне, как всегда, по мелочи – требуху да когти, я случайно наткнулся на рукопись норвежского школьного учителя, в переводе не совсем двуязычного энтузиаста, об играх, в которые родители должны играть со своими детьми в процессе их обучения арифметике. Эта тоненькая книжечка, как вам наверняка известно, стала неожиданным бестселлером «Элизиума». Мало того, она обставила все прочие книги с той ярмарки – все эти разрекламированные романы, за права на которые выкладывались астрономические суммы, все эти рукописи, доставляемые шофером на лимузине, все эти золоченые гранки. Она оттопталась на них своими маленькими вязаными скандинавскими пинетками. И мы по сей день продаем тысячи экземпляров в неделю озабоченным папам и мамам, желающим петь перед сном таблицу умножения вместе со своими малышами.

Тео помалкивал. Когда человек так завелся, лучше его не перебивать.

– Я похож на брюзгу, Тео? Значит, брюзга. Слишком долго я был воробьем, прыгающим вокруг гиен. Я состарился, дожидаясь своего часа. Я прекрасно понимаю, что мой детский арифметический шедевр не убедит престижных авторов отдать в «Элизиум» свой magnum opus[2] «Умножь на семь в мажоре» так и останется счастливой случайностью, и на следующей франкфуртской книжной ярмарке агенты будут мне впаривать пособие «Как с помощью джаз-балета обучить свою собаку геометрии».

– Моя книга не обучает собак геометрии, – напомнил ему Тео. – Мистер Баум, поймите, это новое евангелие! Это ранее не известное описание жизни и смерти Христа, написанное на арамейском, языке самого Иисуса. Если на то пошло, это единственное евангелие на арамейском; все остальные написаны по-гречески. И оно более раннее, чем от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, причем существенно. Я не могу понять, почему издатели не сбились с ног в стремлении это напечатать. 99,99 % книг, по большому счету, не представляют никакой ценности. А эта – настоящая ценность.

Баум печально улыбнулся.

– Тео, вы упорно называете это книгой. Вот вам проблема № 1. Мы имеем дело не с книгой, а с тридцатью страницами текста максимум, если набрать крупным шрифтом, с широкими полями. Мы не можем это напечатать отдельным памфлетом. Вывод очевиден: мы должны уплотнить текст за счет рассказа, как вы нашли эти свитки, как вывезли их из Ирака, плюс любопытные факты об истории и структуре арамейского языка, а также что вы ели на завтрак по прилете в Торонто, и так далее и тому подобное. Для «Элизиума» это риск. Мы ведь понятия не имеем, умеете ли вы писать. А это, что бы вы ни думали по поводу «Умножь на семь в мажоре», для меня не последнее соображение.

– Я написал несколько статей об арамейском языке в лингвистических журналах, – сказал Тео.

– Попробую угадать. Ваш гонорар за эти статьи составил пару бесплатных экземпляров. Не двести пятьдесят тысяч долларов. – На этот раз Тео не успел возразить, а Баум продолжал: – Проблема № 2: свитки, по большому счету, украдены. Вот почему Oxford University Press, Penguin и все остальные не хотят ввязываться, как вам известно.

К такому повороту Тео был готов и заранее выработал линию защиты.

– Я смотрю на это иначе. Моя совесть чиста. Если бы вы спросили в музее, были ли у них эти свитки до моего появления, последовал бы ответ: «Какие свитки?» Все знали: нет у них никаких свитков. Я изучил инвентарные списки музея, все до последней статуи, монеты или таблички, на момент начала войны. Свитки в них не упомянуты. Так что официально они не существуют. С таким же успехом они могли выпасть из дупла дерева на улице или оказаться на берегу, выброшенные морской волной.

Баум устало кивнул.

– Любой из этих сценариев был бы гораздо предпочтительней с правовой точки зрения, но уже поздно строить гипотетические версии. Суть не меняется: это серая зона. Музей не знал о существовании того, что вы унесли. Находка же представляет собой особую ценность, и иракский народ, безусловно, не захотел бы с ней расстаться в обычных обстоятельствах. Как они себя поведут, если мы это опубликуем, остается большим вопросом. Может, никак не отреагируют. В конце концов, сейчас они… озабочены другими вещами. Сама концепция иракского народа, включая тех, кто выступает от его имени, и тех, кто его представляет, повисла в воздухе. Но подозреваю, что рано или поздно кто-нибудь в Ираке наверняка потребует возвращения свитков. Что может и не создать проблему для нашей книги, которая к тому времени успеет разойтись энным тиражом. А может и создать, если какой-то иракский адвокат докажет, что наша прибыль незаконна и мы должны ее вернуть. Не знаю. Серая зона. Я отлично понимаю, почему другие издатели побаиваются ступать на эту территорию. Я и сам потом могу пожалеть о том, что на нее залез.

– А как же Библия? – Голос Тео зазвенел, и он ничего не мог с собой поделать. – Разве не любой вправе издать Библию, если возникнет такое желание? Или Диккенса или Марка Твена или «Путешествия Гулливера»… все, чему больше ста лет. Да, какому-то человеку или общественному институту могут принадлежать права на оригинальную рукопись, но это уже отдельный вопрос. Текст, сами слова не защищены копирайтом. Это сфера общего доступа.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.