"Должно быть так и только так". Действительно что сказал бы мир? Принцессу из дома Габсбургов не в канаве нашли, чтобы отослать затем к жениху так просто, незаметненько, как какую-нибудь гувернантку.

- Не в канаве нашли, - вздыхал огорченно Франц, но ради политики бросаете в грязную канаву. И для этого печального зрелища я же еще должен устроить фейерверк?

В конце-концов супруги договорились, - в таких случаях всегда верх одерживает женщина, - что празднества состоятся, но в самом узком семейном кругу: будут приглашены лишь доверенные правящему дому столпы общества. Император полагал, что так все обойдется дешевле, высшая же аристократия думала, что так намного величественнее и знатнее. И любой ценой стремилась заполучить приглашение.

Из разосланных "пригласительных билетов", как всегда, только самая малость была отправлена в Венгрию. Из венгерской знати пригласили лишь самых крупных олигархов: Эстерхази, Палфи, Баттяни, Надашди, рыцарей Ордена Золотое руно, из тайных советников вообще только четырех. Из Трансильвании - губернатора, из Хорватии - бана⁴⁴. О, попасть на придворный бал тогда еще было великой честью.

Потому все и удивились, когда при составлении списка приглашенных император продиктовал министру двора такое имя:

- Штефанус Ратони, Надьсёллёш.

Министр двора почтительно задал вопрос:

- Ваше величество желает пригласить его на придворный бал?

- Да.

- Не имею чести знать этого господина.

- Постарайтесь познакомиться с ним и в ходе бала не забудьте представить его мне.

Министр двора подобострастно поклонился.

- А какой титул написать в пригласительном билете?

- Напишите: ваше высокоблагородие.

Министр двора не сказал больше ни слова в присутствии императора, но когда тот ушел, долго, может быть целый час, качал головой по поводу того, что император таким образом испортил красоту списка каким-то плебейским именем, и рассказывал подряд всем с превеликим удивлением, воздевая к небу глаза и жалуясь: и откуда только приходят императору на ум такие имена?.. Улучил удобный момент, он упомянул об этом и ее императорскому величеству, надеясь, что может быть она поможет. Но императрица отнеслась к его жалобе с безразличием.

Одним словом, высокоблагородный и уважаемый господин Иштван Ратонии, вице-губернатор губернии Угоча получил приглашение в Вену на придворный бал, проводившийся в самом узком кругу, что сразу подняло целую бурю во всей округе, потому что такая великая честь еще никогда не выпадала простому дворянину.

Губернатор барон Перени, предки которого не раз сиживали за королевским столом, и не один король бывал у них гостем, очень удивился, что приглашение получил не он. И если не получил, почему тогда получил его второй заместитель? Может быть устраивающий придворные церемонии министра двора с ума спятил?

Еще более загадочным это приглашение показалось неприглашенным на бал соседним графам Карои и тем паче - графу Бутлеру Парданьскому, который считался фаворитом при дворе. И почему именно Ратони? Верно, Ратони - богатый помещик, дворянин, хороший человек, но всего лишь вице-губернатор. Да и губерния-то какая-то Угоча, которая к тому же отказалась участвовать в коронации⁴⁵. И чего они хотят от этого Ратони? Просто уму непостижимо. Но в конце-концов все утешились объяснением, что при дворе наверняка хотят послушать, как он поет. Надо сказать, что Иштван Ратони великолепно пел старинные венгерские народные песни - в удивительной "разбойничьей манере" - за квартой хорошего вина.

Самом Ратони тоже не давал покоя этот случай, но тем не менее он собрался не в близкую дорогу и отправился в Вену, вырядившись по случаю бала в черную суконную атилу на серебряных пуговицах и ментик с каракулевым воротником и оторочкой, которые он надевал только на сессии губернского собрания. Появившись в этом простом для высочайшего двора одеянии, среди многих разряженных в роскошные генеральские формы и мундиры, сверкающих множеством бриллиантов и смарагдов, шуршащих бархатных и шелковых платьев он выглядел как обыкновенный деревенский петух среди павлинов, попугаев, страусов, золотых фазанов, пеликанов и цесарок.

Министр двора, который уже давно подкарауливал его в зале, тотчас же его узнал, даже спрашивать не пришлось, и провел прямиком к императору. Ратони стеснялся, упирался, говорил, что не хочет, но министра двора заявил категорически: таков приказ.

Император только что вышел из внутренних покоев и совершал традиционный обход по кругу собравшихся на аудиенцию, разделив сей тяжелый государев труд со своей царственной супругой. Они с милостивым снисхождением подзывали к себе стоявших в каре дам и господ - императрица из числа тех, что стоял справа, император тех, кто был слева.

Министр двора поставил Ратони в середину этого полукруга, сказав ему:

- Стойте здесь, ваше высокоблагородие, пока его императорское величество не соизволит позвать вас, что непременно будет иметь место.

Ратони весь, как на иголках (он предпочел бы сейчас посиживать у себя на веранде да покуривать трубку), ждал, пока министр двора пробрался к императору и негромко доложил, что вон тот симпатичный, невысокого роста мужчина в середине полукруга, что рядом с длинным графом Фридрихом Вальдштайном и есть Иштван Ратони из Надьсёллёша.

Император одобрительно подмигнул министру и продолжал без помех выполнять свой долг, зажигая по пути розы радости на лицах, точно так же, как и его супруга государыня, пока - уже в самом конце - не дошел черед и до Ратони:

- Ну, каков урожай был нынче в Угоче?

- Так себе, ваше величество.

Великой мудростью министра двора была выдумана эта процедура, по которой в середине полукруга государь и государыня встречаются, аудиенция на сем кончается, и император, подав руку императрице, совершает еще один круг по залу, после чего, посмотрев, как идут танцы в танцевальном зале, они удалятся в свои покои.

Все здесь было заранее вымерено и рассчитано: и степень приветливости в голосе, и улыбки, и слова, которые государи произнесут, и поклон головы, и степень снисходительности, этому столько, этому - полстолька. Конечно, случались иногда вещи и непредвиденные. Например, такая, что из прически императрицы вдруг выпала белая роза.

Граф Фридрих Вальдштайн наклонился за ней и, подняв, протянул почтительно императрице.

- О, моя бедная розочка, ты хотела меня покинуть? - воскликнула императрица. - Спасибо, милый Вальдштайн.

Она взяла у него из рук цветок и, рассеянно помахав им в воздухе, задала графу несколько вопросов о состоянии дел в Праге.

- Там сейчас тоже такие же холода?

- Да, ваше величество.

- И тем не менее люди счастливы, не так ли?

- Частично, ваше величество. Но много и таких, кому нечего есть. Нет хлеба.

- Почему же они не едят булочки? - сказала императрица, и ее красивое чело закрыли тучи. Сказал так, она машинально зашагала дальше, с громким шелестом волоча за собою шелковую парчовую юбку цвета резеды, в тот же миг совершенно позабыв о Вальдштайне, поскольку ею уже была выдана положенная ему порция императорской милости. А одному человеку должно быть довольно одной порции. Итак, она пошла дальше, вернее пошла бы, но как раз тут был конец ее части пути. Ближе всего к ней находился как раз Ратони, он но находился уже на территории императора, который и разговаривал с ним. Императрица нетерпеливо посмотрела на своего супруга, потому что сейчас он должен был по ритуалу протянуть ей руку, и вместе с нею двинуться дальше по кругу, но император еще не закончил своего разговора и, увидев ожидавшую его императрицу, повернулся к ней и вовлек ее в разговор:

- А вот наш верноподданный Ратони, - сказал он, - которого я заставил приехать сюда издалека.

- Это большая милость для меня, - поклонился Ратони.

- Я рада, - почти одновременно с ним проговорила императрица.

- Это ему принадлежит деревня под названием Акли, - пояснил император.