— Да что вы, Олег Викторович? — удивилась Надя. — Так уж и заворожила?

Она хотела казаться строгой, но это у нее плохо получалось. Вероятно, потому, что после случая в горах Вашенцев стал для нее одновременно и отважным рыцарем-спасителем, и человеком, коварно обиженным какой-то очень несерьезной и, безусловно, плохой женщиной. Ей было жаль его, и она не скрывала этого.

— Вы, Наденька, настоящий Бетховен, — с серьезным видом сказал Вашенцев.

— Ох, куда вы замахнулись... — Надя недоуменно пожала плечами. — Вообще-то, Олег Викторович, я больше люблю Грига, его северные мотивы. Они мне ближе.

Но разбираться в музыкальных тонкостях Вашенцев сейчас не собирался, да и не очень понимал в них. Ему просто хотелось сказать Наде приятное, но теперь он уже чувствовал сам, что перестарался.

— Ну если не желаете быть Бетховеном, будьте Григом, а лучше всего — Надеждой Забелиной.

Надя добродушно рассмеялась.

Вашенцев подбросил Наде несколько приятных комплиментов, затем достал из кармана конверт и извлек из него фотографию дочери.

— Теперь полюбуйтесь вот этой фантазией, — не без гордости сказал Вашенцев.

Надя изумилась:

— Какая девочка, какой милый кукленок! — Она смотрела то на карточку, то на Вашенцева, примечая родственное сходство. — Это же вы, Олег Викторович. Ну как две капли воды. Надо же так...

Вашенцев тяжело вздохнул и опустил голову.

— Что с вами, Олег Викторович? — забеспокоилась Надя. — Зачем вы так? Может, еще все уладится.

— Эх, Наденька, Наденька! Ничего уже не уладится. Только вы никому об этом ни слова, — спохватившись, предупредил он. — Никому-никому...

Надя встревоженно вскинула голову. И без того крупные глаза ее увеличились, как у испуганной птицы.

— Опять тайна! Ну зачем это вам, Олег Викторович? Ну и пусть все знают. Не вы же виноваты!

— Все равно нельзя, чтобы знали. Нельзя! Люди не поймут. Они во всем обвинят меня. И тогда каждый будет показывать: вот он, который бросил жену и ребенка. А я не хочу этого. Вы понимаете, Наденька? Не хочу.

— Но вы же такой сильный, Олег Викторович, — сказала Надя. — И зачем вам гадать: кто и что о вас подумает. Да выбросьте вы все это из головы. Будьте, как всегда, жизнерадостным. Слышите?..

Он притянул ее к себе, обнял и поцеловал.

Надя попятилась к пианино и закрыла лицо ладонями.

— Уйдите, — почти шепотом сказала Надя. — Я прошу вас!..

— Извините меня. — Вашенцев виновато прижал к груди руку.

Надя, не ответив ему, подошла к окну. Близился вечер. Огромная степь с полукружьями холмов и частыми разводьями торчащей из-под снега чилиги тонула в морозном тумане.

В прихожей стукнула дверь. Пришла Екатерина Дмитриевна. Раздеваясь, она тихо позвала:

— Надюша!

— А у нас гость, — сообщила Надя, выйдя навстречу матери.

— Вижу, вижу, — сказала Екатерина Дмитриевна. — А ты, дочка, хоть чайник на плиту поставила?

— Нет, мама, забыла. Я сейчас поставлю.

— Ради бога — никаких чайников, — запротестовал Вашенцев. — К сожалению, через несколько минут я должен покинуть вас, дорогая Екатерина Дмитриевна.

— Что уж так спешно?

— Приходится. Служба. — Вашенцев вытянулся и слегка щелкнул каблуками, как перед начальством.

— Ничего, Олег Викторович, посидите, — махнула рукой хозяйка и, вынув из буфета вазу с конфетами, поставила ее на стол. — Должны же вы Надину «Фантазию» послушать.

— Уже послушал, — сказал Вашенцев.

— Так вы давно здесь?

— Н-не очень. Но...

Хозяйка укоряюще покачала головой:

— Ай! Ай! Почему же вы меня-то не предупредили? А я сижу себе, консультирую, не тороплюсь. Да, вот что, — вспомнила Екатерина Дмитриевна. — Этот самый Красиков, которого вы хотели отчислить, очень способный парнишка оказался, просто чудо.

— Ох и чудо! — с грустью вздохнул Вашенцев.

— Нет, нет, Олег Викторович, я вполне серьезно. Он показал мне сегодня тетрадь со своими песенками. Очень милые сочинения. И все в двух вариантах — на русском и на английском. И такой, знаете, перевод хороший.

— Не знаю, какой там перевод, — сказал Вашенцев, озадаченно хмурясь. — Только вы смотрите, Екатерина Дмитриевна, подведет он вас со своими сочинениями. Доверитесь, а потом только ахнете.

— Неужели? А я хотела похвалить его на педсовете. Не стоит, значит?

— Ни в коем случае. И вообще... будьте с ним построже.

— Ну хорошо, учту, — пообещала Екатерина Дмитриевна. — А все-таки жаль, очень жаль.

Надя в разговор не вмешивалась, старалась держать себя как можно непринужденнее. Но взгляды матери смущали ее. Они были слишком долгими и пристальными. Наде казалось, что матери не терпится спросить ее о чем-то, но при госте она не осмеливается. И Надя не ошиблась. Как только Вашенцев оделся и, извинившись, что задерживаться больше не может, исчез за дверью, Екатерина Дмитриевна сразу же повернулась к дочери с вопросом:

— Почему ты в шерстяной кофте? Тебе холодно?

— Нет, мама, не холодно, — сказала Надя.

— Но ты же никогда не надевала ее дома? А ну подойди ко мне!

— Ну что ты, мама?

— А почему ты нервничаешь?

— Я вовсе не нервничаю. Тебе просто кажется.

— Интересно, — покачала головой Екатерина Дмитриевна. Она, по-прежнему хмурая, взволнованная, стояла посредине комнаты и пристально следила за каждым движением дочери. — Не нравится мне, что Олег Викторович пришел в такой момент, когда ты одна. И долго он был у тебя?

Надя залилась румянцем. Ей стоило больших усилий не вспылить и не убежать от матери.

— Не у меня, а у нас.

— И долго он был... у нас?

— Не знаю, мама, к чему эти допросы. И вообще я не понимаю тебя: то Олег Викторович хороший, милый человек, совсем не похож на других, то вдруг какие-то улики. И на меня глядишь, как на преступницу. Ну в чем я виновата, если он пришел? Не могла же я не пустить его.

— А ты не обижайся, — сказала Екатерина Дмитриевна. — Олег Викторович действительно человек, благородный, культурный. Что есть, то есть — не отнимешь. Но ведь он семейный. У него ребенок, жена.

— А если бы не было жены?

— Но тогда бы... Нет, а почему ты так спрашиваешь? — Екатерина Дмитриевна снова уставилась на дочь, как будто не узнавала ее. — Ох, Надюша, Надюша!

— Все-все, не буду. Сядь и успокойся. — Надя взяла мать под, руку и потянула к столу. Екатерина Дмитриевна молча опустилась на стул.

Надя улыбнулась. Она была рада, что допрос кончился.

От Забелиных майор Вашенцев пошел обратно в дивизион. Над городком густели сумерки. Сильно морозило. В сухом, прозрачном воздухе кричали встревоженные галки. Силуэты метавшихся птиц были хорошо видны на фоне холодного, синего неба.

Проходя мимо клуба, Вашенцев услышал знакомый, негромкий, с хрипотцой голос:

— Олег Викторович! На минутку!

С крыльца библиотеки со стопкой журналов спускался полковник Осадчий. «Вот уж совсем некстати», — подумал Вашенцев.

— А я звонил вам, — сказал Осадчий. — Но в дивизионе — нет, дома — тоже нет. Хорошо, что поймал. Так это о вашей жене статья в журнале напечатана? Молодец, мужественная женщина. И дела у нее, как видно, неплохие. Хотя бы рассказали когда-нибудь. Нельзя же укрывать таланты.

Вашенцев смотрел на полковника, ничего не понимая: какая статья? В каком журнале?

— Да вы что, не читали?! — удивился Осадчий.

Вашенцев растерялся:

— Н-нет, н-не читал.

— Ну как же! Геолог Ирина Вашенцева. Она ведь?

— Да, конечно. Если геолог — она.

— А я полагал, что вы уже в курсе. Ну держите. — Осадчий протянул Вашенцеву тонкий зеленоватый журнал. — Идите читайте. Потом вернете.

— Спасибо, — машинально произнес Вашенцев и уже на ходу внимательно посмотрел на обложку журнала с изображением лесов и кранов какой-то новой большой стройки.

В своем кабинете, не раздеваясь, он торопливо отыскал статью с загадочным названием «Легенда о красивом камне», прочитал начало: