В каком-то смысле в России мне было легче, я училась на гуманитарном факультете, для меня это было, что семечки щелкать. А здесь масса литературы на иврите и английском.

Студенческая жизнь для меня по сравнению с Россией — небо и земля. Во-первых, а Москве я училась на вечернем отделении и моей студенческой жизни у меня не было. Я жила студенческой жизнью своих подруг и друзей, которые учились в дневных институтах — ходила на их вечера, ездила в их походы. По сравнению с израильской студенческой жизнью, какая была у нас в Иерусалимском университете — советская студенческая жизнь — просто убожество.

Во-первых, здесь у студентов полная свобода. Живут они все в общежитии, т.е. постоянно находятся вместе, с утра до вечера. Живут совершенно самостоятельно, делают, что хотят. Студенческий городок — кампус — это настоящий городок: в нем все есть. Есть Кино повторного фильма, есть современные концерты, есть театры, есть масса всяких мероприятий, вечера постоянные, экскурсии бесконечные. Я очень много путешествовала по стране, в жизни столько не путешествовала, хотя походы любила и в Союзе. Но здесь — это и чаще, и интереснее, и организовано лучше. И, главное, дышится легче.

— Сейчас ты кончаешь университет. Какие у тебя планы? Собираешься ли ты работать по выбранной специальности?

— Да, я почти кончила университет и уже больше не могу называть себя студенткой, и мне, как и каждому человеку, просто необходимо определиться, и как-то себя назвать. Когда мне задают вопрос: какая у тебя специальность, мне нечего ответить. И чем больше я с этим сталкиваюсь, тем больше понимаю, что мой выбор был неверным.

У меня было два факультета: советологии и истории. Учительницей я не стала, и потому история для меня не специальность, а советология — это вообще не специальность. Сегодня я столкнулась с серьезной проблемой — мне 25 лет, и я в общем-то никто. Есть образование, но нет специальности.

Дело не в устройстве на работу. Устроиться, разумеется, можно, и за диплом будут платить лишние деньги. В Израиле очень большая сфера обслуживания, где нужны люди определенной интеллигентности, причем не требуется никакой специальности, кроме каких-то знаний. Может требоваться, например, знание языков или печатание на машинке или какие-то чисто индивидуальные качества, организационные способности, например, но специальности как таковой не требуется. Несложно найти такое место. Но работы, которая бы меня удовлетворила не в смысле материальном, а в духовном — у меня нет, и я боюсь, что не будет. Я очень боюсь. Я надеюсь, все время ищу, но пока в обозримом будущем — нет.

— А ты знаешь, чего бы тебе хотелось в идеальном случае?

— Нет, не знаю. Я никогда ни к чему конкретно не стремилась. Меня воспитывали так, что я должна проучиться определенное количество лет в высшем учебном заведении, получить, диплом и после этого быть кем-то. В России я училась на юридическом, хотела быть адвокатом, но понимала, что для девочки-еврейки это невозможно также, как и быть судьей. Но я могла и уже даже начала работать арбитром, и это было довольно симпатично. Мои родители, например, считают, что они погубили мою жизнь переездом в Израиль, в России я была бы со специальностью хоть и не мной выбранной, а здесь я никто.

— А у тебя такого чувства не появляется? Бывают моменты, когда ты жалеешь, что уехала из России, или что уехала именно в Израиль?

— Никогда. Об этом и речи быть не может. Я ни на секунду не жалею и Россию вспоминаю, как страшный сон. Здесь мне несравненно легче, я себя спокойно чувствую. Несмотря на то, что мое будущее очень зыбко, неясно. Может быть в конечном итоге моя жизнь будет неудачной, но о том, что я уехала из России, я ни разу не пожалела. Россия или Израиль — для меня не может быть двух мнений. Мне хочется стать совсем израильтянкой. Я даже немного комплексую, когда оказываюсь в кругу незнакомых израильтян. Это потому, что я говорю с акцентом на иврите и иногда делаю ошибки в словах. А мне хочется быть совсем израильтянкой, потому что в своей ментальности я уж точно на треть израильтянка...

И по Европе я ездила, меня специально родители послали, чтобы я там осталась, если мне нравится.

Я посмотрела, мне очень понравилось. Прекрасно гулять по Парижу, сидеть в кафе, тратить деньги. Но, конечно, жить я бы нигде не могла, потому что главное для меня то, что в Израиле я дома. Я была лишена этого чувства 20 лет, и второй раз терять это сознательно — ни за что, я от этого добровольно никогда не откажусь.

— Это звучит как чистая пропаганда!

— Пропаганда? Но ведь я действительно чувствую именно так!

Гиль Пинхас, 1952 г. рождения. Студент Иерусалимского университета.

Приехал из Москвы в 1971 г. Живет в Иерусалиме.

— Я приехал 21 июля 1971 года из Москвы: приехал один, а родители остались в Москве. Родители и две сестры. Отец по специальности график, мать — инженер-строитель. Сестры учатся в институте. Я с ними переписываюсь, но не очень регулярно.

— Трудно сказать, когда появилась идея выезда, но она реализовываться стала в начале 70-го года.

— Ты можешь объяснить, почему ты приехал в Израиль? Это пришло из твоей семьи?

— Разумеется, нет, это не из семьи. Семья у меня совершенно ассимилированная. В общем могу сказать, что пришел я к этому интеллектуальным путем. Назовем это так. В ходе размышлений... Скажем, поиски самоопределения. Человек должен сознавать, к какой группе, коллективу он относится. Человек сам по себе не живет. Он должен сознавать, пусть даже ничего не делая, к какой группе он относится. Естественно, следуя правде, еврею, живущему в России, следует признать, что он принадлежит к еврейскому народу. Осознав этот момент, делают конкретные выводы... или не делают. Либо ты член еврейского коллектива в России, что в общем-то, невозможно, так как коллектив этот распадается и умирает. Либо присоединяешься к еврейскому коллективу в каком-либо другом месте. Ясно, что если уезжать из России и присоединяться к какому-либо другому коллективу, то, разумеется, в Израиль, так как зачем же переезжать, скажем, из России в Америку, хотя там, конечно, легче быть евреем, чем в России. То есть, менять одну деревню на другую, когда можно жить, скажем, в городе Иерусалиме.

— Этот процесс самоопределения, о котором ты говоришь, проходил под влиянием каких-то факторов. Ты страдал от антисемитизма?

— Не особенно. Были, в общем-то, как у любого еврея некоторые... контакты с антисемитским миром, но это не было главным поводом. Я, конечно, знал, что я еврей — это никогда не было секретом, но из этого биологического факта не делалось никаких выводов, не вытекало никаких конкретных действий.

— Может быть, ты помнишь какое-то событие, повлиявшее на тебя?

— События не было. Где-то к годам 15-16 меня стали интересовать вопросы: что значит быть евреем, где еврей должен жить, чем заниматься, т.е., что нужно делать для того, чтобы быть евреем. Стал накапливать информацию об Израиле. Читал также Дубнова, но конкретной заинтересованности не было. Просто меня интересовала история, в частности, еврейская.

— Почему же все-таки тебе захотелось определиться как еврею?

— Затрудняюсь найти точный ответ на этот вопрос. Уже в Израиле я пришел к выводу, который может показаться несколько надуманным, что все это промысел Божий. В это я верю совершенно бесповоротно. В данный момент, глядя на весь этот процесс, — иногда я на него осматриваюсь и от этого становится хорошо на душе, — я понимаю, что не просто так я здесь очутился и не от одного меня это зависело, даже, скажем, вообще от меня не зависело. Разумеется, нам еврейство дается намного труднее, чем тому, кто родился в настоящей еврейской семье; гораздо труднее постоянно делать такие вещи, которых в жизни никогда не делал. А для того, чтобы быть евреем хорошим, необходимо делать массу разных вещей. В частности, уехать из России, так как там невозможно оставаться евреем. Естественный вывод для тех, кто хочет остаться евреем, — приехать в Израиль. Но к такому выводу не приходишь сразу. Еще в России наряду с пробуждением еврейского самосознания были десятки разных прочих процессов. Скажем, пробуждение (такой марксистский термин) социального самосознания, т.е. интерес к тому, как должно быть устроено общество. Это привело меня к демократическим кругам. Это было параллельно. Но потом я от них отошел, так как их дела были далеки от моих целей. Доминирующим в моей жизни стало еврейское. Сложнее было то, что многие из демократов были евреи. Потом многие из них тоже приехали в Израиль.