Его путешествие было грубо прервано, и ему предложили покинуть Россию.

В Париже он обзавелся новым паспортом и направился в Польшу, которая настойчиво пыталась убедить всех и вся, что поляки совершенно неповинны в геноциде евреев и что теперь, при коммунистах, к евреям относятся с неслыханным ранее либерализмом.

Абрахам совершил грустное паломничество в Ядвигский концентрационный лагерь, в то место, где закончила свой путь почти вся семья Кадзинских. Оно осталось нетронутым, это место поклонения, гробница его народа. В Ядвиге перед ним предстали годы ночных кошмаров, газовых камер и крематориев, на которые он смотрел и глазами убийц из СС, и убитых евреев.

Он был и в медицинских бараках, где маньяки от медицины проводили свои чудовищные хирургические эксперименты.

И снова он говорил с множеством людей, и многие хотели поговорить с ним. В варшавской гостинице «Бристоль» он был задержан во время обеда, после чего по обвинению в сионистском шпионаже провел три дня в штаб-квартире тайной полиции и был выкинут из Польши.

То же самое ждало его в Восточной Германии, где пропаганда настойчиво внушала, что, обратившись к коммунизму, восточные немцы полностью обелили себя, в то время как западные немцы остались истинными нацистами. Во время его третьего посещения Восточного Берлина Кэди объявили, что его дальнейшее пребывание в стране нежелательно.

Затем Абрахам Кэди прошел путем тех выживших беженцев второй мировой войны, которые со всей Восточной Европы собрались в Вене.

Из Вены их путь лежал в сборные лагеря на побережье Италии и Франции, откуда агенты нелегальной иммиграции, нанимая старые, дырявые, обветшавшие суда, пытались через Средиземное море добраться до Палестины, прорывая английскую блокаду.

Он бродил по сказочному острову Кипр, подобно прозревшему Лазарю, ибо именно здесь англичане организовали концентрационные лагеря, в которые загоняли тех беженцев, которых им удавалось захватить на пути в Палестину.

Вернувшись в Германию, он проинтервьюировал несколько дюжин бывших нацистов, никто из которых, как оказалось, не знал слова «Хорста Весселя», гимна гитлеровской эпохи. Так же как и никто из тех, кто жил рядом с Дахау, не ощущал странного запаха из труб крематориев.

Бродя по улицам Мюнхена, Франкфурта и Берлина, он восстанавливал перед мысленным взором «Кристальную ночь», когда коричневорубашечники обрушились на германское еврейство.

По завершении семи месяцев скитаний Абрахам Кэди явился в Израиль, где, обняв немногих оставшихся в живых родственников, совершил по этому крохотному государству путешествие длиной в двадцать тысяч миль. Он разговаривал с тысячами людей, после чего у него осталось больше трех тысяч фотографий. Сотни часов он провел в архивах смерти. Он перерыл горы книг и документов, читая до тех пор, пока слезы не застилали глаз.

Его долг Дэвиду Шоукроссу возрастал.

В первое же лето к нему приехали Бен и Ванесса. Эйб с радостью принял их, потому что уже изрядно устал от темпераментной венгерской любовницы, бурно протестовавшей против покушения на ее «территорию».

Когда лето подходило к концу, дети откровенно заявили, что не хотят возвращаться в Англию.

— Почему? Что скажет ваша мать?

— Она так устала изображать самоотверженную мамашу, что ничего не будет иметь против, — убеждала Ванесса.

— Брось, Винни, — вмешался Бен. — Мы хотим остаться потому, что мы обрели здесь именно то, что, как ты надеешься, люди смогут найти в твоей книге.

Спорить с ними было очень трудно, тем более что Эйб уже знал — его сын хочет стать летчиком израильской авиации. Но истинная причина, о которой все умалчивали и Кэди с волнением думал о ней, заключалась в том, что дети не хотели оставлять его одного во время работы над книгой. Результаты всех поисков были собраны воедино и приведены в порядок, и, по мере того как приближался момент сесть за книгу, напряжение росло с каждым днем.

«Дэвиду Шоукроссу

77 Камберленд-террас

Лондон NW-8

15 декабря 1964

Дорогой дядя Дэвид,

У меня были не очень радостные известия, но, к счастью, все вроде наладилось. Неделю назад мы нашли папу на пляже: от усталости он потерял сознание. Его поместили в больницу в Тель-Авиве, поставив диагноз небольшого апоплексического удара. Все говорят, что нам крепко повезло, ибо могло возникнуть более серьезное заболевание, но его успели вовремя пресечь.

В течение последних трех месяцев отец работал день и ночь не покладая рук, отрешившись от всего мира. Он полностью поглощен этой книгой и останавливается только, когда его перестают слушаться пальцы и голова больше не работает. Часто он засыпает прямо над машинкой.

Мы никогда не сможем забыть эти дни. Каждый день после захода солнца мы все собираемся в патио, и Ванесса читает то, что написано за день. Отец слушает молча, не прерывая ее, а только делает заметки на листе бумаги. И мы испытываем почти такое же эмоциональное напряжение, как то, с которым он живет.

Рукопись почти готова кроме трех последних глав которые папа хочет переписать. Как только она будет закончена, я тут же с оказией пошлю ее вам.

С ивритом дела у меня идут отлично. Я надеюсь, что мне его хватит, чтобы начать готовиться к полетам. Ванесса кончает гимназию с английским языком обучения, и скоро ее призовут на год военной службы. Формально она не подлежит призыву, но сомневаюсь, чтобы кто-то мог удержать ее.

И не беспокойтесь о папе, О нем очень хорошо заботятся.

Наши лучшие пожелания тете Лоррейн.

Бен Кэди».

«Телеграмма

Абрахаму Кэди

Кфар-Шмаръяху-Бет

Израиль

15 января 1965 года

Прочел рукопись тчк уверен что тебе удалось достичь того о чем мечтает каждый писатель но что мало кому удается тчк ты написал книгу которая будет жить не только после завершения твоего земного пути но в веках тчк преданный тебе друг Дэвид Шоукросс».

Эйб провел в Израиле больше года, не избегал посещать кладбище в предместье Хайфы. Получив от Шоукросса телеграмму, он понял, что наконец может прийти на могилу отца.

18

«Холокауст» вышел в свет летом 1965 года. Мне потребовалась вся жизнь, чтобы в один прекрасный день пришел успех. Я по капле отдал этой книге всю свою кровь, чтобы теперь отбиваться от стервятников и паразитов, которые так и роятся вокруг, стараясь отхватить свой кусок. Самый благородный из них Лу Пеппер, который выразил желание забыть прошлые обиды.

Когда в начале года я закончил книгу, меня охватило неутолимое желание вернуться в Америку. Меня не покидало воспоминание о симпатичных деревянных домиках с широкими окнами на холмах Саусалито, откуда открывался захватывающий вид на залив Сан-Франциско. Стремление вернуться в Америку постоянно жило во мне вместе с отчаянным желанием сделать вещь, которая потрясет всех и, вся; она должна была подтвердить способность или неспособность человека продолжать свое существование на планете Земля.

Многое свершалось на берегах залива, и, живя тут, можно было предсказать большинство тех событий, которые должны будут происходить в других местах.

Можно было бы впасть в полное отчаяние, стоило только подумать о том, какому уничтожению подвергается земля, воздух и вода, о загнивании моральных принципов, об алчности и коррупции и о том бесконечном списке человеческих грехов, с которыми нам пришлось внезапно столкнуться.

Человек-хищник и грабитель, умеющий только разрушать, оказался лицом к-лицу с тысячелетиями грехов и преступлений, которые привели к Армагеддон этого столетия.