В короткий срок я многое узнала, а впрочем, скоро мне стало этого недостаточно. Хуан — повторяла я снова и снова, иной раз вслух, иной раз про себя, пока не привыкла называть его по имени, — был крайне несобранным, мало ел, спал и того меньше и проводил почти каждый вечер вне дома, несмотря на то что должен был рано вставать, так как читал лекции по утрам. Днем он обычно оставался дома и смотрел на меня. Порой он подходил к балкону с книгой в руке или долго говорил по телефону, не сводя глаз с окна, подстерегая каждый следующий мой жест, как бывало в детстве. Мои зеленые жалюзи не опускались ни днем, ни ночью, усталость давала знать о себе и подкрались сомнения: довольно ли ему скромной победы над моим изображением в балконном проеме, льнущим часами к стеклу, словно трехмерная переводная картинка? — однако знаков, что он уповает на большее, не последовало. Я крепилась еще какое-то время. Затем тревожное волнение одержало верх и подвигло меня к составлению списка тактических маневров, в равной мере безрассудных. Вывесить на балконе плакат я очень стеснялась, от одной мысли о том, чтобы набрать его номер, у меня сосало под ложечкой, а перейти дорогу и попросить у него соли было бы невозможно физически, потому как мои ноги навеки срослись бы вместе, прежде чем я бы переступила порог его дома. Кончилось тем, что я вытряхнула из гостиной всю мебель. Перетащила ее в коридор и принесла из кухни табуретку, поставила табуретку ближе к балкону и села на нее без всякого дела. Я надеялась, он поймет, он, который умел толковать все мои жесты, однако, когда я подняла глаза, его глаза лишь на пару секунд удержали мой взгляд.

Его отсутствие не смутило меня, ведь он тут же вернулся, распахнул створки балкона и, облокотясь на балюстраду, посмотрел на меня. Подражая ему, я повторила его жесты один за другим, поначалу я не узнала мелодию, но в моей памяти она отозвалась прежде, чем я спохватилась, настанет день, он шевелил губами совсем рядом, по другую сторону улицы, но я не слышала его, и час пробьет, и в этот миг я поняла, что не знала, никогда не слышала его голоса, ты от меня уйдешь, и мне захотелось позвать его, окликнуть по имени, вымолить его крик, мне уже не важно, но я не осмелилась выдавить ни единого звука, все не так уж важно, и тут вдруг подхватила с ним вместе последние слова припева, и всему коне-е-ец, и потом музыка смолкла. А я настороженно замерла, уцепившись обеими руками за балюстраду. И смотрела на него, и едва не улыбнулась в ответ.

Погода прояснялась, и эта песня стала паролем, по звуку которого отворялись двери наших балконов. Дальнейшее произошло внезапно. Той июньской ночью стояла жара, тяжелый воздух был точно налит свинцом, а край лунного диска, казалось, вскипал на небосводе, таком горячем, что темнота не ложилась сплошным мазком. Он прибавил в динамиках громкости, и мне послышался плач, стон обреченной и жестокой любви, будто бы по другую сторону улицы резонировало отчаяние. Я встала и приблизилась к балкону, голос певца звучал, как и прежде, но только не для меня, и тогда я нащупала пуговицу блузки, не сознавая, что то был первый спонтанный жест со времен моего переезда сюда, единственное не выверенное заранее, не взвешенное слово; когда блузка упала на пол, я начала расстегивать юбку, а его глаза сосредоточенно смотрели на меня из-под бровей безупречного очерка, невозмутимых, словно выточенных из мрамора, моя юбка также оказалась на полу, и я сняла с себя остальное, не переставая смотреть на него, а он смотрел на меня, но не двигался, просто смотрел, вытянувшись в балконном проеме, как часовой, или кукла, или истукан, или как мертвое тело.

Мои веки сомкнулись, и слезы своим чередом потекли, побежали, покатились по щекам, знаменуя мой полный провал. И я должна была подчинить себе мышцы лица, побороть инерцию, что пригибала все мое тело к земле, чтобы снова открыть глаза, и больше никого и ничего мне не хотелось видеть, но передо мной был опустевший балкон, и мое сердце чуть не показалось наружу из сдавленной глотки.

Затем настала моя очередь опустить голову. Приподняв подбородок и наконец-то расправив плечи, переходил улицу он.