Так рассказывал Василий Шилов петербургским адмиралам.

Карта его исполнена очень аккуратно. На ней тщательно вырисованы даже дымы огнедышащих гор.

Вот Умнак с величайшим из всех алеутских вулканов — Шишалдином, только показанным почему-то без дыма. Зато у Шилова курится Макушинский вулкан на Уналашке. Совершенно точно обозначена огнедышащая гора на северном конце острова Канага с самыми большими клубами дыма над ней. Серое облако встает и над соседним островом. Два последних вулкана первым увидел Андреян Толстых.

Сама Екатерина Вторая смотрела карту Василия Шилова. На императрицу нашли сомнения: не слишком ли далеко к северу поместил он Новообретенные острова, раз там так тепло от вулканов, но все же она наградила его золотой медалью на голубой ленте.

Русские адмиралы продолжали сопоставлять шиловские рассказы с отчетами Чирикова и Беринга. Алексей Нагаев уже в апреле 1767 года вычертил первую сводную карту всего севера Тихого океана. Он свел воедино данные Глотова, Пономарева, Шишкина и Василия Шилова. Российские адмиралы сочинили также записку об огнедышащих горах Алеутских островов и их «подземной теплоте».

Глотов и Шишкин оказали большую услугу науке, заявили адмиралы. Не будь чертежей этих неученых людей, положение Умнака в 1764 году не было бы определено даже и приближенно. Решающее слово сказал вслед за ними Василий Шилов.

О Василии Шилове из книг я знал давно, но никогда не думал, что судьба приведет меня к стенам его дома.

…Осенний ветер проносил желтые и алые листья по улицам Устюга Великого. Во второй части города высился белокаменный дворец, необычайный дом-красавец. Его строили с выдумкой: возвели сначала трехэтажное здание, а потом в него как бы вставили еще один дом о двух этажах. Дворец этот был единственным в своем роде для всей бывшей русской провинции

Историк Великого Устюга, престарелый Вениамин Шляпин, ходивший летом в подшитых валенках и в картузе с выцветшим бархатным околышем, рассказал мне, что этот удивительный дом построил после 1772 года сам Василий Иванович Шилов.

Кладовые с шестью затворами и тремя железными дверями, одиннадцать теплых покоев, два флигеля и почему-то две бани… За трижды защищенными железом входами хранились сокровища Аляски и Прибыловых островов, шелка Китая и ревень из Малой Бухарин.

В 1790 году Василий Шилов был еще жив. Затем, после смерти, его имя, как владельца этого дворца и крепости, постепенно забылось. В 1936 году особняк назывался «домом Азова». Даже такой знаток северной архитектуры, как Иван Евдокимов, описывал дворец под этим названием.

Мне довелось писать о Шилове и о его доме в Устюге Великом[86]. Фотокорреспондент «Наших достижений» Олег Кнорринг щелкал аппаратом, снимая шиловский дом и самого В. Шляпина, составляющего тогда списки устюжских мореходов на Восточном океане. Но труды Вениамина Шляпина не были введены в научный оборот нашими историками географических открытий.

О Василии Шилове почти ничего тогда не говорили.

Лишь в 1948 году я наконец увидел первое печатное издание карты В. И. Шилова[87].

Кстати, шиловские «Объяснения» тоже не миновали дома Миллера на Вшивой горке. Там, среди груд бумаг, лежала и записка об огнедышащих горных исполинах Восточного океана.

Афанасия Дудина-меньшого уже считали погибшим. И вдруг в августе 1767 года он предстал перед Креницыным и Левашевым. Вот что рассказал о своих приключениях Дудин-меньшой.

Его галиот «Святой Павел» потащило через первый Курильский пролив в Восточный океан. В пасмурный ноябрьский день показались берега Авачинской губы. Но вновь налетел жестокий шторм и унес корабль в открытое море. Одна за другой рухнули мачты, в клочья превратились паруса.

В начале января 1767 года бедствующие мореплаватели увидели землю, закрытую туманом. Темные утесы вставали из кипящей воды. Галиот несло на буруны. Страшные удары о камни разбили корабль. Дудину-меньшому и двенадцати его товарищам удалось спастись, а тридцать человек нашли себе могилу в курильской пучине. Тринадцать спасшихся бродили по угрюмому берегу седьмого Курильского острова Сия-Кута — Сияскотана, севернее которого находился Оннекотан. Дудин-меньшой искал прибежище и нашел его в юртах добрых людей — курильцев, зимовавших на острове. Они кормили русских китовым жиром, морской капустой и дягильным кореньем.

Летом А. Дудин попросил курильцев, чтобы они отвезли русских к устью реки Большой. Курильцы приготовили байдары, и люди со «Святого Павла» благополучно доплыли до Большерецка. Там к тому времени были починены корабли «Святой Павел» и «Святой Гавриил». 6 сентября 1767 года оба этих корабля зашли в устье реки Камчатки.

Той же осенью там бросил якорь галиот «Святая Екатерина», и Иван Синдт, встретившись с Креницыным и Левашевым, рассказал им о своем походе. Возможно, он передал экспедиции даже письменные свидетельства. В наше время считается доказанным, что Синдт открыл, во всяком случае, остров Святого Матфея в Беринговом море. Остров этот впоследствии был Джемсом Куком назван в честь англичанина Гора Этот клочок суши, затерянный в море за 60° северной широты, был покрыт унылыми растениями тундры.

Имея под рукой святцы, легко установить, что Синдт усмотрел остров Святого Матфея 9 августа. На тот же месяц приходятся дни в память святых Стефана и Далматия; их именами Синдт назвал другие, но, увы, мнимые острова. Считают, что это был плод зрительного обмана и Синдт принимал туман за берега новых островов.

Осенью 1767 года креницынский штурман Михаил Крашенинников, выполняя приказ своего начальника, составил карту течения рек Камчатки от Нижне-Камчатского острога до Ключевской.

Это было крупным вкладом в дело освоения Камчатки.

Незадолго до этого Крашенинников начертил и карту Охотского побережья. В обоих случаях он подробно показывал остроги и поселения, устья рек, отдельные высоты и горные цепи.

Первая карта вскоре попала к Миллеру. Есть еще одна креницынская карта того времени, и, вероятно, тоже работы Крашенинникова. Но она почему-то легла не на полки Архива иностранных дел в Москве и даже не в миллеровские «Портфели» в доме, что на Вшивой горке, а очутилась в библиотеке Геттингенского университета.

Подобно тому, как Ломоносов когда-то держал совет с бывалыми груманланами, Креницын и Левашев совещались с камчатскими мореходами, лучшими знатоками Алеутских островов.

К экспедиции был причислен старый беринговец и открыватель Ближних островов Михайло Неводчиков. Он даже успел послужить подштурманом у Дудина-большого на боте «Гавриил» и вместе с ним приплыть в Большерецк. Неводчиков стал недомогать, и мореплаватели лишились ценного спутника. Но старый подштурман вместе с Тимофеем Шмалевым в 1767 году еще трудился над составлением карты Камчатки

В числе промышленных людей, нанятых Креницыным, были Михайло Авдеев, Петр Анфилатов,

Алексей Безруков, Степан Глотов, Леонтий Дружинин, Алексей Дружинин, Михаиле Лебедев, Никифор Новоселов, Дмитрий Панков, Алексей Удачин, Алексей Хомяков, Василий Штинников, Иван Шеин.

С Креницыным и Левашевым отправлялись четверо толмачей — молодых алеутов. Принятые ими имена и фамилии указывали на то, кто именно вывез их на Камчатку. Алеутов звали Иван Степанов Глотов, Алексей Иванов Соловьев, Алексей Иванов Попов, Андрей Яковлев Шарапов. Все они в Нижне-Камчатске овладели русским языком и письмом, обучив в свою очередь русских алеутской речи.

Весна 1768 года прошла в подготовке кораблей к плаванию. Креницын взял у Ивана Синдта его галиот «Святая Екатерина», а открывателю острова Святого Матфея отдал «Святого Гавриила». На нем Синдт вскорости и отплыл в Охотск.

Корабельные мастера починили тупоносый гукор «Святой Павел». Сто тридцать шесть участников плавания стали грузить на суда муку и медные единороги, связки сушеной рыбы и мушкетоны, сухари и дрова, фальконеты и ячневую крупу. Бывалые камчатские мореходы крепили на палубах байдары; их было по одной на каждом корабле.