Перед отлетом вверх по реке Лене. Вдали видна «Колыма», налево от него самолет «Савойя» и впереди «Юнкерс»

Зимой жизнь катится медленно, монотонно. Приходят длинные полярные ночи, загорается северная часть неба и стелется по небо яркая, огненная, колеблющаяся пелена. Снопы лучей играют и бегают, отражаясь в снежном покрове тундры.

Страна спит мертвым сном в течение восьми месяцев в году, и за это время промерзают до дна реки и озера. Все ждут весны, первой вестницей которой в Булуне является северная ворона.

С февраля месяца начинают готовиться к лету: в каждой хибарке плетут сети, точат крючья, остроги, льют из свинца пули.

Часто по берегам в обвалах находят тунгузы кости мамонтов, хранившиеся тысячелетиями в этих естественных ледниках. В долгие зимние ночи терпеливо вытачивают из нее кустари различные безделушки — портсигары, браслеты и статуэтки, которые сбываются с успехом на приходящие весной суда.

Во вскрывшуюся реку из океана идут стаи рыб, и тогда берега оживают, всюду видны рыбные сушилки, обвешанные гроздьями рыбы.

По реке и к устью сплавляются баржи, груженые пушниной, и около Булуна перегружаются на суда, привозящие запасы продуктов и снаряжения на весь зимний сезон сразу.

В черных скалах устья Лены слои каменного угля выходят на поверхность. Можно ожидать, что скоро они покроются шахтами, и этот мертвый край возродится к новой жизни.

Зимой здесь мечтают о весне, о пароходе, что приедет оттуда — «сверху», что привезет и продукты, которых с каждым днем зимовки становится все меньше и меньше, привезет долгожданные газеты и почту…

На второй день нашего вынужденного пребывания в Булуне мы устроили полеты и «прокатили» трех тунгузов — членов Осоавиахима. Я хотел их сфотографировать, но они сразу же побежали в город, желая немедленно поделиться впечатлениями о полете со своими сородичами.

На третий день, когда мы от скуки успели облазить все окрестные скалы, снова осмотрели город и вечером после ожесточенного шахматного боя перечитывали… майские газеты, послышался гудок парохода.

Все население города бросилось к реке, и мы бежали туда вместе со всеми… Это прибыл буксир «Красная Звезда», привезший нам бензин и масло. Мы узнали у капитана судна о дальнейших пунктах, где оставлен для нас бензин, и отправились спать.

Местное население в эту историческую для Булуна ночь, — в момент пребывания в городе и парохода и самолетов, — не спало.

На рыбных промыслах…Во вскрывшуюся реку из океана идут стаи рыб, и тогда берега оживают…

Волнение жителей не имело границ. Люди стояли на берегу и смотрели на самолеты и пароход, оживленно обмениваясь мнениями.

В четыре часа утра мы приступили к зарядке и осмотру самолетов, готовясь к далекому полету в Иркутск.

Учреждения в городе не работали. Все его население и обитатели близкой тундры стояли около наших самолетов… до трех часов дня.

После обеда под приветственные крики жителей мы улетели из этого замечательного полярного городка.

Пройдя 536 км от Булуна, мы сели в ненанесенный на карту пункт Джарджан, чтобы пополнить запас бензина и лететь дальше в Жиганск.

Но найти бензин было трудно. По словам капитана «Красной Звезды», бочки стоят около двух юрт, в которых находятся шесть рабочих, и отмечены красными и белыми полотнищами, разостланными внизу.

Но, как оказалось потом, обе юрты снялись, а флагами рабочие обмотали себе головы, спасаясь от комаров.

Лишь через несколько часов, после ряда поисков, мы нашли далеко в стороне от предполагаемого места оба боченка.

Вслед за этим пришли и рабочие, которые уходили заготовлять топливо для «Красной Звезды» в далекий кустарник.

Они помогли нам перекатить бочки к самолетам и зарядить их.

Наутро, после полета, во время которого было пройдено 420 км, мы спустились в городе Жиганске.

Маленький городок Жиганск по внешнему виду почти ничем не отличается от Булуна. Летом он пустует: мужчины уходят на промыслы, а начальство, как это было в момент нашего прилета, уехало с докладами в Якутск.

Городок предоставлен сам себе. Преимущественно женское население питается слухами.

Когда пароход выгрузил здесь бочки с бензином, около которых были поставлены на шестах красный и белый опознавательные флаги, то поползли слухи, что опять начинается война красных с белыми.

При такой оторванности от общей жизни Союза неудивительно, что когда на горизонте показались две ревущие черные точки, наиболее набожные женщины побежали за советом к священнику:

— Батюшка, что-то летит, свистит.

Священник, чинивший в это время рыболовную снасть, ответил им, что это «вероятно свистит в трубе ветер», но & этот момент самолеты показались над крышей крайнего домика и, быстро повернув, полетели к реке.

Священник постарался успокоить женщин и спровадил их домой, но и сам пойти к месту, где только что спустились два самолета, побоялся.

«Ненанесенный на карты» пункт Джарджан. Типичный безрадостный пейзаж тундры в низовьях реки Лены

Высокий и худой, похожий без рясы больше на рыбака, чем на священника, он с любопытством смотрел с крыши сарая на место стоянки самолетов.

Нас никто не встретил, и после совершения «самолетного туалета», как называл Егер покрывание мотора чехлом и установку самолета на стоянку, мы пошли в город.

Улицы города были пусты, но мы замечали, что изредка в оконцах поднимался уголок кумачевых занавесок и чьи-то любопытные взгляды обмеривали нас.

Неожиданно у колодца встретили двух женщин, которые сообщили нам, что «кроме батюшки, из начальства в городе никого нет».

Мы пошли к дому священника и по дороге встретились с его сыном, — членом Осоавиахима, прежде всего показавшим нам свой значок.

Священник пригласил нас зайти к нему закусить, но мы отказались и пошли в дом Госторга, который он нам отвел для отдыха.

Пищи у нас не было, и мы мрачно ходили по пустому зданию, наполненному затхлым, нежилым воздухом, и думали о… еде…

Через час к нам снова пришел священник и с большим тактом предложил нам организовать чай с закуской — здесь.

Немного погодя мы сидели в его обществе и пили чай. Тут он и рассказал нам о том переполохе и слухах в городе, которые вызвал наш прилет.

Закусив, мы зарядили самолеты. Священник и его сын деятельно помогали нам и по окончании работы пригласили нас пообедать.

За обедом он рассказал нам, как во время гражданской войны ему приходилось укрывать своего племянника, красного партизана, с его товарищами, и как потом раздраженные неудачами белые офицеры, дошедшие в отступлении до берегов океана, по доносу одного из жителей узнали об этом.

А потом пришли регулярные части Красной армии, и его обвинили в укрывательстве белых офицеров и чуть было не «вывели в расход».

…«В общем плохо быть попом!..» — закончил он свой рассказ, и, вероятно, многие из нас искренне согласились с этим.

После обеда мы отправились на берег реки, где уже было много народа, и после краткого объяснения о целях нашего полета, простившись со священником и его сыном, полетели дальше.

Вскоре за Жиганском мы снова пересекли Полярный круг и, ведя наши самолеты в спокойном полете, продвигались к устью реки Вилюя.

С правой стороны от нас тянулся невысокий горный кряж, а по мере полета налево и впереди вырастали на горизонте Верхоянские горы.

По обоим берегам Лены растянулась на тысячи километров тайга. Первое время она радовала глаз после диких тундр далекого севера.

И солнце здесь, «по эту сторону» Полярного круга, стало ярче светить и начало немного греть.