© Текст. Евсеев Б. Т., 2015

© Иллюстрации. Фомина В. В., 2015

Грустный человек с лёгкой, как пух, бородой и седыми, чуть встрёпанными волосами стоит у раскрытого рояля. Кажется, он хочет на минуту присесть и что-то сыграть, но никак не может на это решиться.

А вокруг него по огромной, в четыре окна, гостиной мягко движутся, хороводят полупрозрачные фигурки: юркие, быстрые, подобные игре отражений в вечерних зеркалах.

Эти фигурки словно сошли со старинных, чуть потрескавшихся картин. Здесь офицеры в ладно скроенных, шитых золотом мундирах. Здесь франты в узких фраках, тучные бояре, казаки, крестьяне. Даже ведьма, второпях оседлавшая чёрта, и злобный Мышиный король, отвратительно подёргивающий своими тремя головами, здесь. И хотя на офицерских шляпах пыль, а лица крестьян покрыты каким-то стылым туманом, – фигурки эти бойко пляшут, поют, теребят человека с седой бородкой.

Но он почти не обращает на них внимания. Думает о чём-то своём.

Видно, почувствовав это, фигурки в непривычных, давно устаревших костюмах постепенно исчезают. Правда, в откинутой крышке рояля человек всё ещё продолжает видеть их тускнеющие отражения, слышать их стихающий говорок.

Может, это отражается в зеркалах рояля красноватое пламя толстых, вставленных в шандалы свечей, может, что-то другое… Но только грустный человек – а это знаменитый на весь мир композитор Чайковский – всё смотрит и смотрит на игру огней в чёрной рояльной бездне.

Он глядит на огни и вспоминает свою жизнь.

И так ему хочется, чтобы всё, что с ним происходило, тоже оказалось всего лишь весёлой игрой, рассказанной кем-то сказкой, предваряющей ту великолепную и загадочную жизнь, которая ждёт его впереди!

Здесь сразу хочу сказать тебе, юный читатель: всё, что случается с человеком, никуда не исчезает! Жизнь становится сказкой, рассказом или, в крайнем случае, историей. И переходит в некий особый, надёжно спрятанный от нас мир. Правда, потом истории и сказки из этого особого мира неведомыми путями опять возвращаются к нам…

И вот сейчас ты эту музыкальную сказку, переплетённую с правдивыми историями из жизни Петра Ильича Чайковского, без промедления услышишь.

Надо только перевернуть страницу! Послышится шелест вьюги, звон дальнего колокольца, покажется дом двухэтажный, мелькнёт в окнах первого этажа свет. Зазвучат детские голоса…

Это и будет настоящим началом нашей повести-сказки!

В сонном Воткинске, в доме управляющего горных заводов, – праздник. Встречают Рождество.

Воском оплывают свечи. Мокрым холодом дышит ёлка. Резвятся дети. Взрослых никого нет. Лишь изредка приоткроет тяжёлую резную дверь старый слуга, башкирец Халит. Но, причмокнув толстыми коричневыми губами и качнув наголо обритой головой, тотчас спрячется снова.

«И надо же такому случиться, – думает в углу комнаты, в старинном кресле, маленький Петя, – чтобы именно сегодня моя милая Фанни отлучилась».

Петя уже напраздновался, наплясался. До головокружения наигрался на фортепиано. Наслушался мелодий механического органчика – оркестрины. И теперь устал, забился подальше от шума и беготни в кресло.

– И маменьки нет… – протяжно вздыхает он. – Она бы, конечно, ни за что не позволила какому-то гадкому карле обижать меня. А какая противная была на нём маска!

– Противная? Это мою-то премиленькую маску ты называешь противной?

К Пете стремглав бросается толстый маленький человечек в костюме пирата. Один глаз его закрывает чёрная повязка. В правой руке пират держит короткую, но совсем не похожую на игрушечную, саблю.

– Вот я тебя сейчас, дерзкий мальчишка! – кричит карлик и взмахивает острой саблей.

– Как вы смели подслушивать мои мысли… Кто вас звал сюда? – едва слышно шепчет Петя.

– Го-го-го, ух-гу-у! – гудит печною трубой гадкий карлик. – Конечно же, никто! Но ты, дерзкий мальчишка, своими глупыми фортепианными наигрышами не даёшь заснуть моему маленькому царству. И это тебе даром с рук не сойдёт!

Тут Петя испугался по-настоящему, хотел было позвать старшего брата Николеньку или убежать. Но любопытство пересилило, и он спросил:

– Какое царство, где оно?

– А вот я сейчас тебя упеку в него-о! – снова завыл толстяк. – А царство у меня – серно-смоляное! И мне как раз недостаёт стеклянного часового у Главной Башни. Вот и поставлю тебя на часы, охранять мои владения! Потому что я царь! А зовут меня – Софир! Царь Софир, царь Софир, – заберу тебя в свой мир!

Толстяк грубо расхохотался.

«Просто брюхан какой-то», – лишь успел подумать Петя, как Софир ухватил его поперёк туловища и поволок к противоположной стене, за огромный диван.

За диваном оказалась небольшая дверка без ручки.

И как Петя раньше этой дверки не видел? Как не догадался, что рядом с новеньким цветастым диваном вход в какое-то мерзкое царство?

Карлик принялся небольшую дверку открывать.

Петя хотел было закричать, но отчего-то не смог. И вот, когда запыхавшийся царь Софир уже совсем было пропихнул и впрямь остекленевшего Петю в дверной проём, раздался шум, треск и шелест крыльев!

Возле дивана возникла самая настоящая фея в длинном сверкающем белом платье. На головке её сияла маленькая золотая корона.

– Наконец-то я тебя поймала, гнусный Софир! – крикнула фея и протянула руку карлику, отчего тот тут же шлёпнулся на пол. – Теперь уж тебе не уйти от расплаты! Отпусти мальчика! – как-то совсем по-гусиному прошипела она.

Гадкий Софир, который и лёжа на полу продолжал удерживать Петю, наконец разжал руки и, жалко повизгивая, полез в проём потайной дверцы, затих, пропал.

Петя сразу же успокоился и даже подумал: «Вот интересно, заметили то, что сейчас происходило, братец Николенька, сестрицы Лиза и Саша? Или совсем заигрались?»

Окончательно осмелев, он стал оглядываться по сторонам.

Однако праздничная зала была пуста, никого из детей и в помине не было.

Фея же, дав Пете окончательно прийти в себя, сказала:

– Вместо царства этого нахального Софира ты отправишься совсем в другие места. Тебя ждёт увлекательный полёт. В награду за смелость, я возьму тебя с собой. Надевай же поскорей свой тулупчик и валенки! Потому что сперва будет очень холодно.

Никогда ещё Петя не путешествовал с феями!

(А надо сказать, тогдашние феи были прелестны, нежны и добропорядочны. Совсем не чета нынешним: неприветливым, иногда даже просто грубым. Но грубость их как раз можно объяснить! Современные феи стали такими оттого, что их долгое время отовсюду изгоняли. И даже превращали в каменные статуи, что уж совсем никуда не годится! Правда, всё же немного виноваты и они сами, хотя бы потому, что позволили всяким неприятным и злым временам так сильно на себя повлиять!)