Развивая англоязычное обучение, колонизаторы, конечно, преследовали свои цели — создать из местной интеллигенции людей, тесно связанных с режимом, «прослойку, индийскую по крови и цвету кожи, но английскую по вкусам, взглядам и складу ума», как выразился один из деятелей британской администрации в Индии.
Этот эксперимент удался, но не совсем. Довольно скоро индийские джентльмены осознали, что образование не сделало их англичанами, что они принадлежат к индийской интеллигенции и что их равноправие невозможно, пока они сами не будут управлять страной.
Но совершенно естественно, что языком, на котором впервые были выражены национальные чаяния, — языком сначала робких петиций, а затем все более решительных требований — стал английский. Если политический деятель хотел быть понятым повсюду, он должен был обращаться к слушателям и читателям по-английски. Если создавалась общеиндийская политическая партия, то каким бы ярым национализмом ни горели ее лидеры, они вынуждены были проводить заседания на английском.
Разумеется, этот же язык стал рабочим языком Национального конгресса. И даже Конституция независимой Республики Индии была записана сначала на английском и лишь затем переведена на основные индийские языки.
Однако такое решение вопроса — существование общего языка, который в то же время ничей, — теперь не может удовлетворить страну. Допустимо было создавать культуру на санскрите, на персидском, на английском, пока образование оставалось уделом незначительного меньшинства, пока в политике, управлении, культурной жизни участвовали только верхи населения, некоторые члены высших каст у индусов и представители военно-феодальных слоев у мусульман. Сейчас же ни санскрит, который знают лишь ученые пандиты, ни персидский или английский, которыми владеют не более 2% населения, не отвечают целям всестороннего культурного развития и политической консолидации Индии.
Кроме того, еще со средних веков отмечался бурный рост местных языков и местных культур. Совершенствовались языки, корнями своими уходящие в глубокую Древность, вроде тамильского. На протяжении XVI-XIX вв. появилась литература на всех остальных письменных языках Индии.
В Конституции, вступившей в силу 26 января 1950 г., официальным языком республики объявлен «хинди в письме деванагари».
Что это значит? В XV-XVI вв. в Северной Индии из разнородных компонентов (бытовавших здесь пракритов, ведущих начало от санскрита, элементов, принесенных мусульманами персидского и арабского языков) сложился язык хиндустани. Этот единый разговорный язык имел две литературные формы — хинди и урду. Писатели хинди использовали санскритскую форму письма (деванагари) и употребляли больше санскритских слов, а писатели урду — арабский шрифт и вводили в текст слова из арабского, персидского и афганского языков. Хинди стал языком североиндийских индусов, а урду — языком мусульман. Те и другие прекрасно понимали друг друга — грамматика была одинаковой, а общеупотребительные слова, откуда бы они ни пришли, знали все. Так и получилось, что в Северной Индии одновременно существуют как бы и один и два языка. Причем если когда-то наблюдалась тенденция к их слиянию, то в последние годы они начали расходиться. Новая терминология заимствуется одними только из санскрита, а другими — исключительно из персидского.
В чем преимущества хинди, позволяющие ему претендовать на роль официального языка государства? Прежде всего его распространенность. Жители пяти штатов — Харианы, Уттар Прадеша, Мадхья Прадеша, Раджастхана, Бихара — всего около 220 млн. человек, т.е. около 45% населения, говорят на его диалектах. Затем, близость к санскриту, некогда языку культуры, слова которого нередко бывают понятны многим другим народам. Наконец простота грамматики.
Однако есть и серьезные противопоказания к его распространению. Это довольно новый язык, не имеющий давних традиций. Социально-политическая и техническая терминология перенесена в него из английского или искусственно создана из «санскритских» конструкций, никогда не употреблявшихся в санскрите. Самые решительные противники введения хинди в качестве официального языка — тамилы и бенгальцы, языки и культура которых действительно древнее и более развиты.
Любопытно, что наиболее многочисленный народ в Индии, который должен дать свой язык всей стране, не имеет самоназвания. На бенгали говорят бенгальцы, на телугу — андхра, на ория — ориссцы. А на хинди? На хинди говорят «хинди спикинг пипл» — люди, говорящие на хинди. В научной литературе был изобретен термин хиндустанцы. Но в Индии можно услышать: «Я — бенгалец» или «Я — гуджаратец», но никто не скажет: «Я — хиндустанец».
Таким образом, хинди может сыграть роль языка-объединителя, но может послужить и фактором разобщения индийских народов. Все зависит от методов и темпов его распространения. Конституция, объявившая хинди официальным языком, целым рядом оговорок сделала его не обязательным, а лишь желательным. Во-первых, английский в качестве государственного языка еще не отменен. (Он был сохранен на 15 лет, после чего его дальнейшая судьба должна была стать предметом рассмотрения. 15 лет прошло, но отменять его употребление рано — хинди пока не занял его место. Парламент продлил этот срок опять на 15 лет.) Кроме того, в Конституции предусмотрено, что каждый штат может сам решать, какой язык будет официальным внутри штата.
Эти ограничения, учитывающие фактическое положение вещей, по мнению крайних националистов, давно пора снять. Они считают возможным немедленно перейти к повсеместному употреблению хинди.
Вспоминается случай, происшедший несколько лет назад. Тогдашний президент страны С. Радхакришнан, андхра по национальности, обратился к парламенту с речью, как обычно, на английском языке. Представители правой оппозиции подняли шум — глава государства не должен говорить на чуждом стране языке — и потребовали, чтобы он говорил на хинди. Но Радхакришнан не знал хинди. Что ж, заявляли националисты, пусть тогда вообще не обращается к парламенту.
В последние годы объектом ненависти шовинистов стали английские буквы на номерах машин. По Дели было опасно ездить, если номер начинался с двух английских букв (конечно, исключение составляли СD — «Дипломатический корпус»). Их начали заменять транслитерацией на хинди. Но, допустим, английское «р» — это не «п» и не «пэ», а «пи», английское «h» — это «эйдж» и т.д. И вот теперь на номерах машин красуются целые надписи на хинди. Например, вместо WH — «даблъю-эйдж». Это, конечно, не облегчает работу дорожной полиции и регулировщиков. А главное, надпись ведь все равно остается английской, хотя в ней нет латинских букв.
Ярым сторонником хинди хотелось бы выкорчевать не только английский, но и язык-близнец урду. В Варанаси в 1968 г. был избран новый муниципалитет, в который вошло несколько мусульман. В этом не было ничего удивительного — во многих североиндийских городах мусульмане составляют значительный процент населения. Конфликт возник по вопросу о том, на каком языке члены муниципалитета — мусульмане должны приносить присягу. Они избрали, конечно, урду, а мэр города Шьям Мохан Агравал, принадлежавший, кстати сказать, к партии «Джан сангх», требовал присяги на хинди или по крайней мере на английском. Поддержал мэра и главный судья, заявив, что не может принимать присягу на языке, которого не понимает. В свою очередь, мусульмане заявили, что не станут приносить присягу на непонятном для них языке. Когда я покидал Индию, конфликт продолжался, хотя всём была ясна его беспочвенность: присяга устная, а разговорные урду и хинди почти не отличаются друг от Друга.
Интересно, что Дж. Неру, хорошо владевший хиндустани, как правило, не употреблял того рафинированного хинди, наполненного санскритизмами, который сейчас пытаются сделать общеиндийским языком. Он предпочитал пользоваться многочисленными синонимами вне зависимости от того, были ли они «мусульманского» или «индусского» происхождения. Это делало его речь особенно красочной и богатой. Возникло даже специальное словосочетание «Пандитджи ки забан» («язык Пандитджи»).
