– С шеей все нормально, – успокоил Кэмпбелл. – Главное, не забывай смазываться WD-40.
Он выудил из плошки с маслом большой шарикоподшипник, поднял его, зажав между большим и указательным пальцами – будто хотел оправить в рот, как сливу, – и уронил в открытую полость. Затем несколько раз провернул его отверткой, а потом – торцевым ключом.
– Попробуй-ка! – предложил Джон роботу. Безголовое тело выгнуло пару раз спину.
– Вроде нормально, – ворчливо протянула голова. Кэмпбелл поставил на место пластины, побрызгал на них WD-40, вернул кожу на место и тщательно разгладил ее. Высунув от напряжения кончик языка, он заделал разрез суперклеем. Затем отошел, рассматривая свою работу.
– Неплохо, – подытожил он.
Тело встало, подошло к полке и водрузило голову на место. Со щелчками воссоединились болты и провода. Кэмпбелл затянул несколько креплений на шее и затылке. С очевидной неохотой робот натянул маску. Шерсть скрыла зазор между головой и телом. Обезьянья морда задергалась – робот проверял управление.
– Спасибо, – поблагодарил он. Затем повернулся к Вермелену, механически дергая веками. – Прошу прощения, кажется, нас еще не представили. Я стал такой забывчивый – не ровен час, и голову свою забуду.
Он протянул длиннопалую, волосатую, кожистую руку.
– Корнелиус Вермелен, егерь парка, – представился Вермелен, пожимая ее.
– Пилтдаунский человек, поддельный человекообразный. Можно Пилтдаун. Очень приятно. – Робот обвел ангар тоскливым взглядом, будто уже скучал по этому месту. – Ох, пора назад, в образ. У-ук, у-ук!
Он направился вперед, едва не касаясь пола костяшками пальцев, подковылял к двери, погладил апатозавра и обернулся, взглянув на мужчин просительно – будто пес, ожидающий, когда же его выведут на прогулку. Кэмпбелл сложил инструменты в ящик и выпрямился, потирая шею и спину.
– О да, – согласился Джон Ричард. – Пора и нам в образ. И поклонюсь я в доме Риммона.[11]
Вермелен хихикнул и кивнул. Они с Кэмпбеллом презирали креационистов, заправлявших парком, хотя и по диаметрально противоположным причинам. Корнелиус с детства состоял в англиканской церкви и всю жизнь проработал егерем в парке. Ему было уже за сорок, когда Институт Бытия, основанный несколькими богатыми бизнесменами, изгнанными из США, получил лицензию на туристическое обслуживание Ваймангу. За прошедшие пять лет Вермелен не отступил перед креационистами ни на шаг. Он не позволил загромоздить живописнейшую вулканическую долину, и там поставили лишь несколько аниматронных динозавров да пару фальшивых пещерных жилищ. Водя туристов по маршруту, Корнелиус не следовал креационистскому сценарию, согласно которому древний на вид, а на самом деле относительно новый пейзаж долины с ее пышной растительностью преподносился как доказательство того, что на самом деле Земле всего 6000 лет. Вместо этого егерь всегда подчеркивал, что эффект эрозии и зарастания почвы из спрессованного вулканического пепла никак не может служить моделью для геологии магматических и осадочных пород. Хотя, конечно, появление стабильного ландшафта и зрелой экосистемы всего за два столетия – явление замечательное.
Что же касается Кэмпбелла, то, по мнению егеря, тот сам взвалил на себя тяжелый крест, причем своего собственного изготовления. Высокий, тощий и жилистый интроверт, самоучка, упрямец, Джон Ричард к своим двадцати двум годам умудрился вылетить из двух фундаменталистских сект. Из Реформистской пресвитерианской церкви Новой Зеландии, в лоне которой он был крещен, Кэмпбелла изгнали на семнадцатом году жизни. В порыве юношеского энтузиазма он подал в церковный журнал статью, доказывавшую (с неоспоримыми ссылками на Библию), что Земля плоская, а ее очевидную сферичность можно объяснить искривлением пространства, сотворенным Божественным провидением (вывод подкреплялся неудобоваримой, но безукоризненной математикой). Статья называлась «Сотворение наблюдаемой формы Земли с точки зрения науки и Библии» и, к несчастью, еще до публикации оказалась в Интернете – чем и навлекла на церковь Кэмпбелла всемирное осмеяние, к огромной его досаде. Джон Ричард очень расстроился, искренне раскаялся – но отозвать статью отказался и упорно твердил, что никакой сатиры не имел в виду, хотя в этом случае отделался бы лишь предупреждением. А упрямство повлекло за собой обвинение в неподчинении воле общины. Поскольку он не был формально членом церкви, не мог и быть отлучен, – но Джон Ричард не смог вынести недовольства братьев по вере. Чтобы избегнуть раздоров, он перешел в еще меньшую секту, Конгрегациональную баптистскую апостольскую церковь Северного острова, Аотеароа. Ее молельный дом по счастливой случайности – либо провидению Божьему – оказался поблизости от технического колледжа в Роторуа, где Кэмпбелл начал изучать робототехнику. Обжегшись однажды на вопросах веры, года два Кэмпбелл держал свое мнение при себе. Но тяга к спекулятивной теологии снова взяла верх – и снова не привела ни к чему хорошему. Джон Ричард разместил на своей страничке в сети текст, где искренне выражал обеспокоенность спасением души роботов, способных пройти тест Тьюринга, и прочих искусственных разумов. Статья попалась на глаза пастору. На этот раз Джона Ричарда обвинили в ереси. Отрицать он не стал.
Менее уверенный в себе человек озлобился бы. Кэмпбелл же считал, что теологические дебаты теперь бессмысленны. Все нужное уже сказали святой Августин, Кальвин и реформисты. Вряд ли можно стать лучше, чем они. Джон окончил колледж невоцерковленным и неуверенным в будущем. Из своих теологических эскапад он заключил, что попытка придать креационизму видимость научности – это неверная и напрасная попытка говорить с неверующим миром на его языке. Но именно в парке научного креационизма Ваймангу Кэмпбелл нашел свое призвание. Наняли Джона Ричарда благодаря его инженерным навыкам, и он помалкивал о своих убеждениях – но втайне презирал хозяев парка за то, что они пытались доказать явленное Богом. Сам Джон Ричард придерживался взглядов, определяемых им самим как «теория неодолимого самообмана». То есть доказательства сотворенности очевидны, стоит взглянуть на внешний облик мира, а любые более глубокие исследования изначально обречены на искажение благодаря духовной тьме, присущей всем людям. С точки зрения Вермелена, подобные мрачные взгляды как нельзя лучше соответствовали натуре Кэмпбелла, когда тот только устроился на работу. Но с год назад, после поездки в Шотландию, парень заметно приободрился. Кэмпбелл о поездке не очень распространялся, но из пары осторожных замечаний Вермелен понял, что в Шотландии Джон Ричард встретил людей со сходными убеждениями. Конечно, по большому счету, это могло оказаться ему совсем не на пользу, но пока Вермелен был очень доволен тем, что природная жизнерадостность коллеги все же выбралась из тени мрачных теологических сомнений.
Кэмпбелл с лязгом захлопнул двери ангара, запер их, поднял ящик с инструментами. Оба человека и робот подошли к джипу Вермелена, припаркованному на дороге перед Инфоцентром. Уже прибыла первая туристическая группа и выстроилась в очередь за видеоочками, накладывающими на вид долины причудливые сцены эдемской и допотопной жизни – намного детальнее, насыщенней и красочней, чем аниматронные представления. Насколько понял Вермелен, толпа явилась с индонезийского круизного лайнера. Туристы толкали друг дружку и указывали на пилтдаунского человека. Тот попозировал для видео, помахал рукой пару раз, потом забрался на среднее сиденье джипа.
– Пристегнись, – приказал роботу егерь, взявшись за руль.
Робот завозился, тыча в пряжку неловкими обезьяньими пальцами. Вермелен нагнулся и сам защелкнул ремень.
Джип въехал на небольшой холм. Сверху открывался вид на всю долину: лесистые склоны там и тут скрадывал утренний туман, поодаль в прохладном сентябрьском воздухе поднимались плотные столбы пара от горячих источников и озер. Далеко внизу сквозь лес блестела крикливая яркая лазурь Адского кратера, бледно голубела вода озера Фраинг Пэн. На горизонте за долиной высилась гора Таравера. На ее боку отчетливо виднелась расселина, оставленная извержением 1886 года.