– У погибшего бывало так много гостей? Как это понимать? – спросил Фергюсон.

– Он проводил службы в квартире, – пояснила Хатчинс. – Очевидно, она использовалась как церковь. Подчиненные сержанта Карра пытаются составить список всех тех, кто регулярно посещал службы, чтобы допросить их и взять образцы ДНК.

– Пытаются? Это так трудно? – осведомился инспектор.

– Трудней, чем кажется на первый взгляд, – заметил Карр. – Любители помолиться обычно не слишком афишируют свои пристрастия. И мы не вправе потребовать у них образцы ДНК.

– Попросите их проявить инициативу, – сказал инспектор и глянул на своего ропа. – Отправь запрос нашему пресс-секретарю.

– Конечно, босс, – заверил робот.

– Прости, Хатчинс, – извинился Фергюсон. – Продолжай.

– Патель и Конноли собрали записи с ближайших магазинов, уличных камер наблюдения и прочих. Также мы недавно выпустили обращение ко всем, кто был поблизости от места происшествия, с просьбой загрузить запись со своих видеоприборов в сеть Национального правоохранительного искусственного интеллекта. Все уже в ленте новостей.

– Загрузили уже целую кучу, – добавил Патель. – Пока ничего очевидного.

– Ничего очевидного? – спросил Фергюсон, подойдя к констеблю. – Мы и не ищем очевидного. Хотя, если вам вдруг попадется видео, на котором кто-нибудь вручает жертве подозрительный пакет, – пожалуйста, уж поделитесь с нами этой новостью.

– Сэр, я не это имел в виду, – смущенно выговорил Патель. – Весь прошлый час мы гоняли найденное через поисковые программы НПИИ и не обнаружили ничего. После обеда отправим материал на анализ, а сами выйдем работать на улицу.

– Хорошо, – заметил Фергюсон, садясь. – Шона, извини еще раз.

– Что подводит нас к вопросу о возможных подозреваемых, – продолжила Хатчинс так, будто ее и не прерывали. – Конечно, патрульные опрашивают соседей, свидетелей и, хм, э-э… прихожан, если находят таковых. В соответствии с распоряжением инспектора Фергюсона на публике мы говорить этого не станем, но, думаю, все согласятся: это не личная ссора и не рядовое преступление. И, если я не ошибаюсь, до сих пор не всплыло ни бытовых, ни уголовных причин. Патель с Конноли одновременно кивнули.

– Следствию еще и дня нет, – проворчал Карр.

– Ну да, – подтвердила Хатчинс. – Старший инспектор Мухтар, если не ошибаюсь, вы можете рассказать нам о вероятных направлениях поиска?

Мухтар отлепился от стены и прошел вперед.

– Вы позволите? – попросил он.

Хатчинсон отошла. Фергюсон кивнул, и она уселась на свое место.

– Здесь есть несколько возможностей, – начал Мухтар, указывая лазером на кусок доски, испещренный подписями и линиями. – Прежде всего позвольте заметить: перед событием не было «сплетен», не было оживления в переписке между теми, кто потенциально способен на подобное преступление. Как вы знаете, мы таких отслеживаем. Я перечислю возможные варианты в порядке возрастания их вероятности. Номер один: исламисты. Все известные остатки исламистских групп – за рубежом, причем, преимущественно, где-то у черта на рогах. Последнее время никакой агрессии против христиан они не проявляют. Враждебность не выходит за рамки локальных споров, по существу ограниченных конкретным этносом. Но даже и они весьма редки, отличаются крайней узколобостью и касаются католической церкви, в лучшем случае, крайне отдаленно. Западом исламисты вообще интересуются мало, а если и интересуются, то на острие их ненависти прежде всего евреи, затем отступники – секуляризованные мусульмане – и атеисты. Атеистами они называют практически всех неверующих, кроме мусульман.

Номер два: антикатолические христиане того или иного толка. Я знаю, мы привыкли считать постапокалиптические культы американской проблемой. Однако у «Оставленных» есть приверженцы и в Шотландии, не говоря уже об Англии. Но когда эти типы впадают в агрессию, они предпочитают запереться где-нибудь, взяв заложников, либо убивают направо и налево – но не рассылают бомбы. Что подводит нас ко второму, традиционному типу антикатолических христиан – к протестантам. Констебль Патель, посмотрите об этом в сети потом – или расспросите констебля Конноли. А сейчас я был бы очень благодарен, если бы вы не отвлекались… Спасибо. Итак, протестанты. Хм. С этой стороны проблемы возникали лишь в связи с Ирландией, а верней, из-за отсутствия связи с ней. Но опять же, с ольстерскими боевиками – почти то же самое, что с исламистами. Их мало, и у них есть мишени поинтереснее и поближе священника в Эдинбурге. Честно говоря, со стороны лоялистских экстремистов не было никакой активности уже многие годы. Времена рэкета давно прошли, и политической мотивации осталось чертовски мало.

Мухтар вздохнул, развел руками и продолжил почти с сожалением:

– Вряд ли можно ожидать чего-нибудь даже от радикальных юнионистов здесь, в Шотландии. Конечно, мы их проверим, но не стоит надеяться на результат. Думаю, вероятнее всего искать злоумышленника среди воинствующих противников религии – небольшие их группы продолжают активно нападать на верующих даже сейчас. Некоторые из этих групп – измельчавшие остатки либо осколки организаций, сыгравших значительную роль в период Второго Просвещения: секуляристских сообществ, союзов и партий, сформированных для борьбы с определенным бедствием либо злоупотреблением со стороны религиозного сообщества. Эти группы отчасти пересекаются с группами недовольных среди ветеранов Войн за веру, кого мы также обязательно проверим. Прочие антихристианские элементы представлены маргинальными субкультурными течениями, вроде гностиков, язычников или сатанистов. В нашем отделе мы в первую очередь обратим внимание на тех, кто публично высказывал недовольство католической церковью, а также угрожал местью ее служителям.

– Имена есть? – спросил Фергюсон.

– Есть немного, – ответил Мухтар.

– Простите, – подал голос сержант Денис Карр, – но всех святош-чадолюбов и тиранок-монахинь мы извели давным-давно. Разве сейчас у молодых могут быть личные обиды на церковь? В наши дни таких просто нет.

– Я не говорил про молодых, – возразил Мухтар. – Многие из упомянутых мной субкультурных течений отнюдь не молоды. Есть и мои ровесники. К тому же претензии к духовенству далеко не всегда кроются в насилии над детьми. Некоторые люди винят религию во всем плохом, что случилось в их жизни. Обычно причина таких обвинений – секс, но не всегда. Люди по-разному страдали от священников.

– Как я понимаю, отца Лайама Мэрфи уже проверили по базе данных Оккупационных властей Ватикана? – спросил инспектор.

– Само собой, – ответил Мухтар. – Он прошел сквозь чистки без единого пятна на репутации. Поэтому я предполагаю скорее политические либо сектантские мотивы, но не личные.

– О’кей, – объявил Фергюсон, встал и снова вышел к доске. – Спасибо всем. Думаю, вряд ли нужно повторять, что, если старший инспектор Мухтар прав, нам следует как можно скорее отыскать преступника. Если не прав – тем более. Работайте, пополняйте профиль, сообщайтесь друг с другом, докладывайте мне, и давайте побыстрей прижучим ублюдка.

Он обвел взглядом комнату.

– Деннис, вопросы?

– Я подумал, может, стоит предложить другим священникам полицейскую охрану? – спросил тот. – Из участковых, я имею в виду.

– Исключено. Во-первых, у нас нет ресурсов, во-вторых, мы же не знаем, кто у нас священники. Вы не забыли? Они находятся «вне официальной юрисдикции».

Карр кивнул. Мухтар лукаво усмехнулся.

– И я не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы узнать, кто они и где, – добавил Фергюсон. – А что касается прессы…

Он глянул на Лодыря.

– Наверное, представим так: мы расследуем убийство. Теоретически допускается возможность того, что мотив преступления – борьба с религией. Потому духовенству, и католическому, и любому другому, лучше быть начеку. Остальное как обычно.

– Понял, – отозвался роп.

– А как с другими нашими расследованиями? – спросила сержант Хатчинс. – С Лейф Уотер?