Анюта опять открыла газету с объявлением. Какое там число указано… пятнадцатое? Сегодня как раз пятнадцатое! Она перечитала: адрес… ближайшая станция метро «Краснопресненская»… А что, если пойти… просто так, для смеха, попробовать… В это время двери вагона открылись, и как гром среди ясного неба прозвучало: «Станция «Краснопресненская», следующая станция «Белорус…» И она вдруг поднялась, заторопилась и… Так вот она и не доехала до станции назначения — вышла на другой, на чужой, там, где не собиралась.

И ее приняли! Хотя троих претендентов перед ней завернули и двоих после… И английский ее подошел, и внешние данные, и ответы на вопросы. Еще пусть кто-нибудь скажет, что у нас студентов в университете плохо готовят: красивые, образованные, с языками, смышленые… конкурс официантов в престижный ресторан мирового класса — играючи!

Все на этом рабочем месте было для Анны новым…

Новыми были не только названия соусов, которые она вызубривала: какой к цыпленку — о’кей, а какой — ни в коем случае… Само внутреннее устройство отношений, которые формулировались в «манифесте» владельца ресторана, было новым. Начиная от окрыляюще оптимистичного: «Примите наши поздравления! Вас выбрали из огромного количества желающих работать у нас, и ваша работа сыграет очень важную и интересную роль в успехе общего дела. Для нас важны не только профессиональные качества, но и ваши улыбка, энергия, гостеприимство. Наш образ — это молодость и динамизм, хотя мы не говорим здесь о каком-то определенном возрасте или социальной группе…»

Кое-что из этой декларации нелишне было бы позаимствовать и для жизни вообще… Например, «препятствием к успеху может стать ваш характер, а не только профессиональные качества». Поэтому: «Вы — это человек, который вежлив, дружелюбен, внимателен, приятно общается с коллегами и руководством, с гостями, демонстрирует способность работать в команде и терпелив к товарищам, уверен в себе, положительно настроен, общителен, хорошо понимает философию и цели предприятия, поддерживает их…»

Ну и дальше… Некоторая, уже чисто ресторанная специфика: «Знает все о блюдах и напитках, аккуратен с чеками и кредитными картами и т. д…»

Все это Анне, в общем, понравилось.

И сердечность, с которой следовало говорить: «Я бы порекомендовала вам «хрустящего цыпленка», или «пот роуст», или «глядя, какой на улице снег, я бы предложила вам чашечку ирландского кофе, чтобы согреться».

И ей, в общем, нетрудно было научиться разговаривать с людьми так, чтобы у них создавался «мысленный образ» того, о чем шла речь… Не просто сказать «что хотите на десерт?», а непременно: «Может, вам понравится наше шоколадное пирожное «Эбони и Айвори», покрытое темным шоколадом и мороженым из белого шоколада, слоем горячего шоколадного соуса, слоем карамельного соуса, орехами и тертым белым и черным шоколадом?»

В общем, это было приличное место, а отнюдь не злачное — слово, которое непременно соединяется в сознании со словом «ресторан». Хозяин ресторана, известный человек, имел у себя на родине, в Америке, имидж борца за здоровый образ жизни, и в «концепцию» ресторана входило особое отношение к алкоголю. Разумеется, категорически запрещалось подавать его бутылками. Официант должен был хорошо ориентироваться в трех стадиях опьянения и следить, чтобы посетитель, не дай бог, не перевалил за вторую, приличную и бархатную, когда еще весело и приятно, но ситуация полностью человеком контролируется.

К сожалению, когда начались будни, оказалось, что американскому здоровому, оптимистичному и улыбчивому подходу к жизни не так-то просто устоять перед народными привычками и московской стихией…

Тем не менее… Если бы Анюта сызмальства мечтала работать в ресторане, то лучшего места она не смогла бы для себя выбрать. Проблема заключалась в том, что с детства Анна об этом вовсе не мечтала, совсем напротив…

И когда впечатления, связанные с новизной, закончились и стали обыденными, с ней стало происходить нечто такое, что объяснить словами было очень трудно, поскольку у нее вроде бы не было объективных оснований для недовольства своей новой жизнью. Ответ она нашла, когда случайно прочитала интервью с каким-то президентом иностранной суперкорпорации, который вдруг взял да и ушел со своей завидной работы, что называется, по собственному желанию, и когда недоумевающие стали интересоваться, в чем же, собственно, дело, он сказал: «Видите ли, все время, пока я работал здесь, я чувствовал себя несчастным». Ее поразила иррациональность и романтичность повода, на основании которого «акула капитализма» совершила столь опрометчивый поступок.

Конечно, она и раньше знала, что существуют тупиковые профессии. То есть такие, в которых есть непременный потолок. И есть люди, которые для них предназначены: они довольно быстро достигают профессионального совершенства в своем деле и далее многие годы довольствуются неизменностью, ежедневным повторением. Однообразие для них комфортно и вовсе не делает их недовольными, уставшими, несчастными…

Знала Аня и то, что другим такие профессии противопоказаны, им нужно постоянно продвигаться вперед и нужна такая работа, чтобы полоска горизонта вечно удалялась по мере приближения к ней, открывая все новые и новые пространства… Знать-то знала, но знание это было каким-то абсолютно теоретическим.

Разумеется, любую профессию можно превратить в тупиковую, хотя для этого надо быть уж воистину тупым человеком.

А всякому другому желательно все-таки найти профессию, которая дает энергию, ощущение меняющейся жизни, и эта энергия, как чистая, сильная вода, несет лодку жизни вперед, не позволяя ей обрастать ракушками и медленно погружаться на илистое дно, где все уже «фиолетово».

Нет, конечно, не сразу наступил тот день, когда она со всей очевидностью поняла, что работа в ресторане делает ее несчастной, прямо как того президента корпорации. Но уже вылезали на первый план вещи, которые ее совсем не радовали. И ресторан уже снижал под давлением московской стихии планку. Стали появляться среди посетителей какие-то парни в тренировочных штанах, хотя такая «форма одежды» отрицалась правилами ресторана категорически.

Очень угнетала ее «плата за обслуживание»… То, что для иностранцев было всего лишь платой за обслуживание — автоматически подразумевающиеся десять процентов от стоимости заказа… Для наших это все равно были «чаевые», со всем тем унизительным смыслом, который вкладывал в это слово социализм.

«Наших» в ресторане вообще стало много — здесь полюбили проводить parties, вечеринки, «деятели культуры», кино и шоу-бизнеса. Видя их вблизи, а не на экране телевизора, Аня временами приходила в отчаяние. Лишь единицы: певица Алена Свиридова, Жванецкий, девушки из группы «Лицей», да еще почему-то Олег Газманов производили впечатление людей, чьи родители позаботились об их воспитании и манерах. Однажды она, просто зачарованная жуткой неправдоподобностью сцены, наблюдала, как два «деятеля культуры» (телеведущий, которого знала вся страна, и не менее знаменитый шоумен), широко раскрыв рты, подсчитывали друг у друга золотые зубы, состязаясь в богатстве. «Может, у них там и бриллианты?» — подумала тогда Аня — так они были увлечены и серьезны. Потом ей пришло в голову, что это, наверное, естественно: производители масс-культуры, очевидно, не должны отличаться по уровню от ее потребителей. Напротив, они должны быть «своими в доску», иначе как же они эту масс-культуру произведут на свет божий.

Манеры — это когда французы одинаково обращаются и к жене президента, и к уборщице, называя их «мадам». У наших с этим туго… «Эй!» и щелканья пальцев сейчас не так уж и редки, как, наверное, когда-то в трактире братьев Колотушкиных, который Аня разглядела как-то на снимке старой Москвы.

Поэтому она больше всего любила воскресные утра, которые из-за немногочисленности посетителей остальные официанты недолюбливали. Обычно в это время в ресторан приводили детей. Папы, которые, по всей видимости, сильно провинились перед мамами накануне и теперь, заглаживая вину, обязаны были проснуться ни свет ни заря вместе с ребенком и отправиться его развлекать, чтобы смыть позор вечного упрека — «ты совсем не занимаешься сыном!».