И теперь вот она идет как потерянная и умирает от горя, думает чуть ли не о смерти… А он счастлив и доволен жизнью.

Нелли Всеволодовна вдруг как будто очнулась и поняла, что у нее устали руки… Невероятно устали… От букета, который она несла, совершенно позабыв о нем, уже бог знает сколько часов.

Прелестный букет… Оказывается, можно перешагнуть через человека, с которым прожита жизнь, оплевать его с ног до головы, растоптать его любовь. И при этом прислать букет цветов…

Она зло поискала глазами урну, чтобы выбросить эти розы. Избавиться от напоминания о своем унижении и разочаровании, о своей потерянной любви. Но урны рядом не было. В свете зажженных фонарей лепестки роз, уже чуть поникшие, отливали жемчужным светом. «Как они красивы, — подумала Нелли, — и ни в чем, ни в чем не виноваты… Это ужасно — выбрасывать такие цветы… Ведь они умрут, никому не принеся радости…»

Ясновская огляделась по сторонам… Вокруг шумели, обтекая маленький московский сквер, машины… На этом уютном островке сидели на скамейках старушки. Нелли выбрала ту, что сидела с краю в какой-то смешной шляпке, как будто из театрального реквизита пьесы Бернарда Шоу… Ее соседки о чем-то болтали, а она сидела, склонив голову набок, как маленькая заснувшая птичка, и о чем-то грустно думала, должно быть, что-то вспоминала…

Ясновская подошла к ней и протянула ей розы.

— Разрешите вам подарить.

Старая женщина изумленно подняла на нее глаза.

— Мне?! — Она, ничего не понимая, смотрела на Ясновскую.

И вдруг что-то ожило в ней при виде этих прекрасных тяжелых роз… Что-то блеснуло в погасших старых глазах… Она улыбнулась — почти победоносно, как в молодости, когда она была, наверное, одной из первых красавиц, и благосклонно кивнула:

— Благодарю… — Она приняла неожиданный букет как должное… И Нелли сразу поняла, что эта дама умела принимать цветы и дарили ей их когда-то нередко.

— Антонина Марковна! — окликнула ее одна из соседок по скамейке. — Лучше бы нам, бедным пенсионеркам, колбаски подарили, правда?! «Докторской»! Зачем такую уйму денег на баловство — на цветочки тратить…

— Вы не правы, — возразила старая дама, вдыхая аромат роз. — Женщина, которая поменяет розы на «докторскую» колбасу, — это так скучно…

«Вокруг столько людей, которым, наверное, гораздо хуже, чем мне… — подумала тогда Ясновская. — Но они стойкие… Они живут. Потому что жить — это значит быть сильной…»

В тот день Ясновская вернулась домой уже глубокой ночью. И с удивлением увидела, что в окнах горит свет…

Она открыла своим ключом дверь, подошла к приотворенной двери гостиной и увидела, что за столом сидит ее приятельница (не то чтобы самая близкая, но одна из многих) и не отрываясь смотрит на зажженную настольную лампу… Эта обычно деятельная, оживленная, вечно чем-то занятая женщина просто сидела и немигающим взглядом смотрела на прикрытый зеленым стеклянным абажуром огонь лампы… И лицо ее было невероятно жестоким.

— Вы?! — удивленно спросила Нелли. — Как вы сюда попали?

— Меня впустила домработница и, закончив дела, ушла.

— Что же вы здесь делаете в такое время?

— Жду… Жду вас. Я узнала, что вас бросил муж. И мне не хотелось, чтобы вы оставались сегодня одна.

— Не стоит меня утешать…

— А я не хочу вас утешать… Но я хочу сказать вам: расплата рано или поздно приходит ко всем… Ко всем, кто ее заслужил.

В тренажерном зале «Фитнесс-клуба» не пахло здоровым спортивным потом, как можно было бы ожидать, поскольку, по идее, люди в таких местах качаются, сгоняя в поте лица лишние калории и наращивая мышцы… (Петя усмехнулся, вспомнив рекламу одеколона «Спортклуб» — сладкая парочка замирает в блаженстве… Любой спортклуб у Старикова, который знал, что такое качаться, ассоциировался с вполне определенным запахом.) Но в «Фитнесс-клубе» пахло, как в парфюмерном отделе дорогого бутика…

Петя ждал Аню, которую Марина Волкова уговорила пойти с ней на сеанс массажа, и от нечего делать разбирался в обстановке.

«Ну просто сказка — для тебя бесплатно!» — соблазняла ее Марина Вячеславовна. И глупая Анька не устояла… «Хотя зачем ей массаж… Когда она — сама свежесть и юность», — думал Петр.

С некоторых пор, а точнее, с тех самых, как Анна, якобы заболев гриппом, пропала на две недели — ни слуху ни духу, и в университете нет, и телефон молчит, — Петр взял себе за правило провожать девушку до дома… «Хватит с меня!» — подумал он, принимая это решение. И в самом деле, за две недели Аниного исчезновения он так тогда извелся…

Ожидая Анну в «Фитнесс-клубе», он увидел столько знакомых лиц, будто посмотрел новогоднюю телепередачу, в которой все знаменитости страны торопятся поздравить сограждан с праздником. Певцы, модельеры, телеведущие, политики, депутаты, финансовые магнаты, всякого рода модные люди, почти ежедневно мелькающие на экране… Уже и вспомнить не можешь, чем же они прославились и чем, собственно, занимаются в свободное от участия в телепрограммах время…

Лица этих людей, несмотря на обилие сложнейших тренажеров, отнюдь не блестели от пота. Платили они тысячи долларов за свое членство в «Фитнесс-клубе» совсем не для того, чтобы тренироваться. (Чтобы избавиться от пуза, уж Петя-то это знал, вовсе не нужно столько денег…)

Это было место общения. Здесь важно было состоять, иметь очень дорогую и стильную экипировку, соответствующий автомобиль и все другие признаки определенного уровня благосостояния. Все это давало возможность встретиться и поговорить, а главное, засвидетельствовать, что у тебя все о’кей: ты не отбился, не отстал от элитной части стада.

— У, какие мы серьезные… Какие мы грустные…

Перед Петей, глазевшим по сторонам, как дитя на новогодней елке, стояла сама хозяйка, сама «фитнесс-леди» Надежда Хоккер.

— Здравствуйте.

— У, какие мы официальные…

Именно так Надежда с ним и разговаривала, как с обиженным недоразвитым дитятей, которому не досталось подарка на общем празднике.

— Пойдем ко мне в кабинет, выпьем по чашечке кофе… Мариночка и Анечка задерживаются у массажиста и просили не давать тебе скучать…

— Не беспокойтесь, пожалуйста… — совершенно искренне запротестовал Петя, вовсе не стремившийся в паучьи сети рыжеволосой фурии. Но Надежда уже подхватила его под локоть, и хватка эта оказалась довольно крепкой.

На секунду Пете показалось, что он спасен: на Надежду вдруг спикировал приятный мальчик — ведущий телепередачи «Трах-тарарах новости» или что-то в этом роде… Он нежно, как родную маму, поцеловал «фитнесс-леди» в щеку.

— У, какие мы ласковые… — пропела Надежда.

И Петя понял, что так она, очевидно, разговаривает со всеми смазливыми молодыми людьми… Что, собственно говоря, не сулило Старикову в ближайшее время ничего хорошего… Правда, его все еще не покидала надежда освободиться — поскольку продвигались они к чашечке кофе, можно сказать, с боями. На хозяйку был большой спрос. Вслед за мальчиком из «Трах-тарарах новостей» к Хоккер подлетела дама с гладким, как надутая автомобильная шина, лицом, со следами шрамиков от подтяжек, которые не скрывали сейчас волосы, поднятые вверх — у, какие мы спортивные! — индейской повязкой.

— Наденька, я почти полгода была в Штатах… Сейчас только узнала. Примите мои соболезнования…

Петя почувствовал, как железные, впившиеся в его локоть пальцы «фитнесс-леди» ослабли.

— Додик был прелесть… Мне так жаль…

Глаза у дамы с молодым лицом были старые, как у обезьяны, давшей начало человеческому, если верить Дарвину, роду. И сейчас в них были ехидство и всепонимание.

Пете даже показалось, что Хоккер поежилась. Но стоило даме-обезьяне остаться «за кормой», как Надежда сразу оживилась и полностью восстановила форму, что чувствовалось по тому, как ее мягкое пышное бедро просто приклеилось к Старикову, словно она собиралась станцевать танго.

Надежда приставала к нему более чем откровенно. Наконец Стариков не выдержал:

— Я сожалею, мадам, — уже не пытаясь быть галантным, Петя снял со своего колена ее ладонь.