У Штепы, действительно, были веские основания любить и защищать Империю. Именно Империя принесла в гоблинские селения, оказавшиеся внутри ее границ, мир и относительное благосостояние: каменные дома, школы, больницы, и даже, в особых случаях - водопровод.
- От кого защищать-то? - усмехнулся Нимир. - Кто нам в здешней глуши угрожает?
- Нам, может, и никто, но разве ты не знаешь, что в Загорье снова неспокойно? Там наши братья, и мы должны прийти им на помощь...
- У приличных людей там никаких братьев нет и быть не может. Наверное, это твои братья? Вот ты за них и воюй.
Если бы они были здесь вдвоем, Нимир бы наверняка получил по лицу, - подумал Ярин. Столь явно намекать на происхождение, да еще и в подобном контексте, в Империи было крайне дурным тоном. Все народы были равны и одинаково хороши - и люди, и горные гоблины. Штепа, однако, не стал ввязываться в драку, в очередной раз продемонстрировав редкий для гоблина уровень культуры. Он просто сверкнул своими темными глазами и ушел. Ярину тоже не хотелось продолжать разговор с трусливым и надменным парнем. По счастью, из фельдшерского кабинета как раз вышел очередной призывник, и Ярин, воспользовавшись отсутствием организованной очереди, проскользнул вместо него.
***
Войдя в кабинет, Ярин увидел столы, за которыми сидели две фельдшерицы Гвардии. Первая из них, Ирма, была хорошенькой девушкой, только что закончившая Академию Ремесел по классу лекарей. Рядом с ней сидел молодой горный гоблин, смотрящий на девушку нагло, с насмешливым вызовом, отчего та уперла взгляд в лежащую на столе историю болезни. Зато свободна была ее соседка, Тыша - толстенная бабища-троллиха, которой, впрочем, было не чуждо некоторое кокетство: белый халат слишком туго обтягивал внушительные телеса, веки слегка выпученных глаз были густо измазаны изумрудной тенью, а губы - кроваво-красной помадой. Она поманила Ярина своим сосискообразным пальцем с толстым желтым ногтем, покрытым розовым лаком.
Ярин смущенно прикрылся мешком. Конечно, необходимо убедится, что будущие гвардейцы - здоровые люди. Что их зрение позволяет верно навести арбалет на цель, слух - расслышать приказы в шуме битвы, а сила - поднять меч. Но почему это должны делать женщины?
Подойдя к Тыше, парень услышал:
- Встань спиной, раздвинь ноги, нагнись и разведи руками ягодицы.
- Вы мне что, в задницу будете заглядывать? - удивился Ярин. Это как-то совсем не вязалось со здоровьем будущего гвардейца.
- Именно, - без тени улыбки ответила троллиха. Она явно не находила вопрос забавным.
Приняв запрошенную позу, Ярин буквально почувствовал сосредоточенное внимание к своей пятой точке. Несмотря на неловкость - все-таки было крайне непривычно находиться голышом в обществе двух незнакомых женщин, его разобрал смех. Что она надеется там увидеть? Как бы там ни было, через несколько мгновений он услышал от троллихи твердый вердикт:
- Годен!
Очевидно, готовность выполнять самые идиотские распоряжения ценилась в Гвардии больше острого слуха или верной руки. Фельдшерица позволила Ярину разогнуться, обмакнула перо в чернильницу и принялась перебирать лежащие на столе бумаги.
- Слушайте, у вас не может быть моих бумаг, я говорил дежурному, я... - толстуха полностью игнорировала его слова. Она уже выяснила о парне все, что могло бы ее заинтересовать.
Троллиха неторопливо копалась в огромном бумажном ворохе на своем столе. Она работала в Штабе очень долго - настолько, что успела продавить в кресле индивидуальное, идеально подходящее для нее одной углубление, - но организовать бумаги на своем столе если не в папки, то хотя бы в стопки, было выше ее сил. Посмотрев каждую бумажку на столе раза два, толстуха убедилась, что искомый документ среди них отсутствует. Троллиха подняла голову и заорала:
- Ирма!
- Что еще? - отозвалась молоденькая фельдшерица, оторвавшись от осмотра своего пациента.
- Где бумаги Ярина?
- Я-то откуда знаю?
- Не могу их найти!
- Ну поищи получше, значит.
- Они наверное у тебя лежат, посмотри.
- Слушай, я, вообще-то, занята.
Тыша поднялась, всем своим видом выражая неудовольствие, переваливаясь, подошла к соседнему столу, нависла над ним и начала искать документы. Ярин уже понял, что здешние обитатели слишком сильно верят в могущество Империи, чтобы слушать разумные аргументы, поэтому спокойно сидел на стуле и оглядывался по сторонам. Ирма честно пыталась работать, несмотря на пыхтение стоящей рядом толстухи. Но когда троллиха скинула пару свитков на пол, попутно чуть не опрокинув стоящую на столе чернильницу, она не выдержала:
- Отойди от моего стола, нету у меня ничего!
- Подожди-подожди, они наверняка где-то здесь, - ответила Тыша, и опрокинула, наконец-то, чернильницу. Ирма, взвизгнула и, чудом увернувшись от черного ручейка, выматерилась, выплескивая давно копившееся раздражение. Тыша не осталась в долгу, и уже в следующее мгновение они увлеченно орали друг на друга, выясняя, кто кому и в какое место должен засунуть яриновы бумаги. Конфликт накалялся, и Тыша уже закатывала рукава своего белого халата, чтобы преподать урок возомнившей о себе молодой хамке, которая дерзит почтенным работникам, когда дверь открылась, и в комнату вошел еще один служащий штаба - большая шишка, если судить по его форме. Даже не просто большая, а самая большая в этом здании - капитан-рекрутер Тейлар, начальник штаба Гвардии. Оглядев комнату, он откашлялся и заорал:
- Смиррррна! Тыша! Ты что, опять бумаги потеряла?
Несмотря на крик, его лицо выражало абсолютное спокойствие: очевидно, подобная ситуация была для учреждения отнюдь не редкой. Неудивительно, подумал Ярин. Он уже освоился в кабинете и заметил, что на столах, на своем законном месте, лежала хорошо если половина бумаг. Остальные свитки были свалены на креслах, на полу в углу, несколько плотно сложенных пачек бумаги подпирали для устойчивости тумбочку в углу, и, наконец, чье-то дело было разложено на подоконнике, и служило тарелкой под обглоданным рыбьим скелетом. Неужели они каждый раз устраивают такой цирк?
Тейлар подошел к Тыше и дал ей чистый лист бумаги. Бабища немедленно замолчала. Ее жизнь снова вошла в привычную колею: осмотр и запись, запись и осмотр. Неуклюже зажав в толстых пальцах перо, троллиха принялась вымученно-аккуратными, округлыми, как и она сама, буквами, деловито записывать на бумагу результаты осмотра Яриновой задницы.
- Теперь ты, - обратился капитан-рекрутер к Ярину, - где твои бумаги?
Ярин еще раз рассказал Тейлару о том, откуда он прибыл в город, как попал в штаб и почему в штабе в принципе не может быть его бумаг. В отличие от своих подчиненных, Тейлар быстро усваивал нужную ему информацию. И также быстро делал выводы. Запустив руку в карман, он вытащил оттуда Кольцо призыва.
- Через неделю придешь опять, - сказал Тейлар, надевая кольцо на палец Ярина, - к этому времени мы все подготовим. Кругом, шагом марш!
***
Утром пятого дня после визита в Штаб, Ярин вновь вышел из общежития ранним утром. Он быстрым шагом шел по мостовой, механически обходя колдобины и оставшиеся после ночной грозы лужи на дороге. Он не ощущал легкой утренней прохлады, не слышал пения птиц, не обратил внимания на клумбу с цветами, которые были высажены совсем недавно, и потому окрестные жители еще не успели срезать их на букеты или выкопать для пересадки в цветочные горшки. Не чувствовал он и повисшего в воздухе кисловато-металлического аромата: это работал расположенный неподалеку медеплавильный заводик, которому жители района были обязаны не только периодически возникающей вонью, но и изредка окрашивающимся в зеленоватый цвет снегом. Впрочем, от зеленого снега еще никто не умер, а стране нужна была медь - именно так говорили церковники на проповедях, предупреждая всяческое недовольство.
Мысли Ярина были заняты только одним: предстоящим визитом в Штаб. Он уже понял, что служба в Имперской Гвардии не имеет ничего общего с историями о подвигах боевых магов. Старые книги повествовали о чести, долге, отваге и сообразительности - и это совершенно не вязалось ни с толпами раздетых будущих гвардейцев, ни с унизительными медосмотрами, ни с общим бардаком, царившим в Штабе. Он расспрашивал о воинской службе своих соседей по комнате, и вообще всех постояльцев "Крестьянского Приюта". Они были единодушны: служба гвардейца - дело благородное.