Это мнение о главенствующей роли управляющего и метрдотеля не мешает барону отдать должную дань уважения шеф-повару — настоящему артисту в своем деле, заполучить которого мечтал весь королевский двор! Фактически в замках каждый был хозяином в своей области и не посягал на хозяйство другого. Метрдотель и шеф-повар обычно относились друг к другу с почтением и всегда приходили к согласию; всякое другое поведение неизбежно вызывало бы непоправимый кавардак.

Мы с вами уже видели, что в замке Шомон-на-Луаре принцесса де Брольи содержала восемьдесят лошадей. В Ферриер конюшни были рассчитаны на сотню… что никогда не было бы дозволено при старом режиме. Только король мог иметь сто и более лошадей, — достаточно посмотреть на конюшни Версаля и принцев Конде в Шантийи, которые наверняка самые красивые конюшни в мире. (Конде охотно принимали себя за королей). Поэтому в другом замке Шомон, расположенном около Сен-Бонне-де-Жу в департаменте Сона-и-Луара, конюшни маркиза де Ля Гиша, третьего в списке победителей конкурса на монументальность и красоту среди конюшен Франции, насчитывали всего девяносто девять стойл.

В Ферриере же конюшни — а их было в замке три — не могли, именно по причине того, что они не были единым комплексом, претендовать на создание такого гармоничного ансамбля, как, например, в Саси у герцога д'Одиффре-Паские, в Бизи или в Монжоффруа у маркиза де Контада, прекрасное поместье которого было посвящено лошадям.

В Ферриере не было также единства в управлении конюшнями. Конюшня для верховых лошадей подчинялась берейтору замка, «бывшему младшему учителю «Черных офицеров». Конюшни тягловых лошадей, стоящие вдоль деревенской улицы, частично проходившей по границе парка, и конюшни для рабочих лошадей, расположенные на двух фермах, были в подчинении управляющего.

Впрочем, во всех замках нельзя оспаривать значимость управляющего в том, что касается конюшен. Так же, как нельзя поставить под сомнение значимость старшего конюха, когда семья жила в замке.

До тех пор, пока автомобиль по-настоящему не получил права гражданства и не стал достаточно надежным, конюшни имели первостепенное значение. Для некоторых ненавистников стального коня оно сохранилось и по сей день. Другие заставили сосуществовать стойла и гараж. Понадобилось много времени, чтобы красота запряженного экипажа была затменена блеском кузова автомобиля…

В семье Ларошфуко герцог де Дудовиль имел в своем особняке на улице Варенн (в настоящее время там находится посольство Италии) двух кучеров, одного для себя, другого для герцогини. Герцог и герцогиня имели свою личную карету, нуждающуюся в паре лошадей, никогда не выезжавших два дня подряд, чтобы всегда быть свежими. «Таким образом, для их персональных нужд были необходимы восемь лошадей, не считая верховых, тягловых и тех, на которых играл в поло мой дядя, — рассказывает герцог д'Аркур. — За городом около пятнадцати маленьких пони использовались для прогулок». Естественно, число конюхов было значительным, так как был необходим один человек на две лошади.

Уборка помещений конюшен и двора около них требовала дополнительных работников. В то время упорно поддерживалась странная традиция: изображать у въезда в конюшню фамильный герб при помощи разноцветного песка. Каждый день приходилось восстанавливать хрупкое изображение, которое не могло устоять перед сапогами людей, копытами лошадей и порывами ветра. Подобные изысканные украшения можно было, впрочем, встретить почти во всех знатных домах.

В том, что касается внутреннего мира конюшен, вступление в должность молодого конюха представляется очень поучительным, особенно если об этом рассказывают дети такового, Поль и Мишель Шабо.

В 1877 году молодой Жан Шабо приехал в Париж из центра Франции, где он некоторое время служил в замке Пюлли у маркиза с одноименной фамилией, а затем в Блане у нотариуса. Там он познакомился с молодым человеком, парикмахером Блана, брат которого, уехав в Париж двадцать лет назад, в конце концов стал метрдотелем у принца де Сагана. Благодаря содействию последнего наш молодой человек смог поступить на службу к маркизу д'Аркуру, который был избран депутатом от Луаре и покинул родовое поместье, чтобы перебраться в Париж. Персонал его конюшни в Париже не был полностью укомплектован.

Итак, наш провинциал сошел с поезда на Аустерлицком вокзале и, взяв фиакр, направился в дом № 142 по улице Гренель, где его уже ожидали. В это время «стена д'Аркур» на улице Константин еще не была построена, и маркиз жил в особняке, который он разделял с принцем де Монтолон.

По зову привратника, «земляка», Жан был передан заботам метрдотеля, важного Феликса, который встретил его по-английски — небольшим наклоном верхней части тела — и попросил показать его рекомендации, перед тем как отвести к «госпоже маркизе». Та приняла его в малой гостиной, «одетая во все черное вплоть до шляпки с перьями, которую она вечно выставляла напоказ. Жан вскоре убедился, что черный цвет был самым распространенным в доме. Надо сказать, что у д'Аркуров была большая семья и много родственников».

Госпожа маркиза прочла рекомендации, которые Феликс подал ей на серебряном подносе, рассмотрела молодого человека и найдя, что он слишком мал ростом, чтобы быть выездным лакеем, но принимая во внимание его хорошие рекомендации, решила принять его на службу в качестве третьего кучера. Это полностью устраивало молодого человека, так как он всегда много занимался с лошадьми и любил их. И вот, все так же в сопровождении торжественного месье Феликса, который соизволил одобрить выбор маркизы, он отправился в конюшню. Там он попал под власть Альфреда, старшего конюха!

Последний выглядел как настоящая карикатура на извозчика: широкоплечий, коротконогий, толстощекий, с огромными усами, он считал себя важной персоной. Заискивая перед хозяевами, он, будучи в плохом настроении по любому поводу, вымещал свой гнев на конюхах или остальных кучерах, Эдмоне и Жане. Все годилось в качестве причины: попоны были плохо сложены, его кнуты из мушмулы или терновника плохо ложились на руку, упряжь была плохо начищена… короче, все было плохо и лучше было не попадаться ему на глаза. О! Конечно, все происходило за кулисами, но больше всего страдала от этого его жена. Он даже сумел внушить большой страх детям маркиза. К счастью, по утрам Альфред редко был занят. Маркиза пользовалась его услугами только после обеда, что касается маркиза, он был не особенно гордый и, выходя по утрам из дому, с удовольствием прогуливался пешком…

«Службы особняка были разделены между семьями принца де Монтолона и д'Аркура. У маркиза было восемь лошадей и пони для детей. Это были превосходные животные, по паре каждой масти, так как было немыслимо выезжать в экипаже, запряженном менее чем двумя лошадьми… Верхом совершенства всегда считались лошади розовой масти — в просторечье их называли персиками — у Эммануэля д'Аркура, брата маркиза, страстно увлеченного лошадьми, их было две пары».

Два здания составляли мир Жана, продолжает Поль Шабо. «Каретный сарай занимал одно из крыльев особняка. В это просторное помещение с четырьмя воротами, выходящими во двор, кучера, после того, как они распрягали лошадей, ставили кареты. Напротив располагались стойла из красного дерева, перегородки которых были закрыты коврами, чтобы лошади не поранились во время ночных гроз. К стойлам примыкали: погреб, кладовка и седельный чулан, где так приятно пахло кожей…».

Ужасный Альфред, как тиран, властвовал над конюшней и своей собственной женой, которая была одной из горничных в особняке. Эта супружеская пара занимала трехкомнатную квартиру над каретным сараем. Надо признать, что старший конюх нес определенную ответственность: он выдавал жалование, расплачивался за овес, оплачивал услуги ветеринара, и в случае необходимости шорника и кузнеца. Конечно, он записывал все эти расходы в бухгалтерскую книгу, за которой ревностно следил.

Что касается Жана, то он жил в маленькой комнате, расположенной между квартирой «Альфредов» и комнатой Эдмона, второго кучера. Это была очень чистая, побеленная комната с каменным полом, кроватью в углу, чугунной печкой, застекленным шкафом и туалетным столиком. На этаже имелся рукомойник. Конечно, это не роскошь, но этого было достаточно для молодого человека в то время. И Жан не был там несчастен, так как он умел обращаться с лошадьми и поэтому сумел завоевать уважение Альфреда. Самым трудным для него, как для шофера такси в наши дни, было научиться ориентироваться в таком большом городе, как Париж. Эдмон сначала познакомил его с обычными маршрутами членов семьи, но в остальном ему пришлось научиться разбираться в плане столицы. Однако большинство поездок необходимо было совершать в основном по пяти или шести районам: шестому, седьмому, восьмому, шестнадцатому и семнадцатому[21], не забывая, конечно, Булонский лес, Тюильри, кварталы вокруг Вандомской площади и часть бульваров.