— Я рада, что это не повергло тебя в уныние, Марти. Я знала, ты сможешь меня понять. Но мы ведь иногда сможем встречаться, правда?

Как же трудно расставаться, если ты так много хорошего получила от нее. Марти по-настоящему ее любила. Любила ли?

— У меня нет причин унывать, Стел. Ты же много раз говорила мне, что такая жизнь — не по тебе. Это ведь то же самое.

— Что значит — «то же самое»? — Неужели это ее собственный голос, звучащий так резко?

— То же самое и для меня, детка. Не переживай, время от времени я буду здесь появляться. И мы снова сможем бывать вместе, если ты этого захочешь.

— Марти, конечно, я все еще хочу тебя. А ты?

— Конечно. — Однако голос Марти звучал как-то неубедительно. После того как она повесила трубку, Марти так и осталась сидеть у телефона, бессмысленно глядя на него. Ладно, хватит возиться со Стеллой. Очаровательной, ветреной, эгоистичной Стеллой. Нет больше любви, не г больше мук. Пусть теперь в нее влюбится кто-нибудь еще — для разнообразия.

Я сильнее Евы, думала Марти. И сильнее Стеллы, потому что я знаю, когда наступает момент для прощания, даже если при этом кажется, что душа рвется в клочья.

Она-то знала, что это значит — умирать от боли д\ши. Теперь она больше не даст этому повториться. Особенно в Лос-Анджелесе, целлулоидном городе; впрочем, вся атмосфера, царящая там, не потворствует любви. Похоть — вот что там витало в воздухе. Похоть так или иначе поглощала там всех и вся.

Марти начала размышлять о том фильме, в котором она снялась, и это вызвало у нее улыбку. Черт возьми, уж точно не надо быть актрисой, чтобы красоваться в таком кинце! А ее партнер по нескольким сценам — он был просто потрясающим парнем. Такой чертовски опытный самец для своего юного возраста, такой чертовски соблазнительный. Ее могут удовлетворять и другие, так к чему эти переживания по поводу Стеллы?

Тишину неожиданно прорезал еще один телефонный звонок. Она подняла трубку; лицо ее приобрело каменное выражение, когда она узнала голос.

— Нет, Дэвид, я не знаю, где она. Я так и не разговаривала с Евой с тех пор, как вернулась. Может, она передумала и решила остаться в Нью-Йорке… О! Ну, вообще-то это не ее собачье дело, этой Стеллы, чтобы сообщать тебе, когда Ева должна была вернуться, а вы… вы, мужчины, иногда можете поступать просто как ублюдки! — Голос Марти рычал в трубку настолько разъяренно, что Дэвид невольно содрогнулся от обрушившегося на него заряда злости.

«Чертова лесбиянская сука!» — кипя от злости, думал он, в то же время проклиная себя за то, что — на кой черт! — он не мог совладать с собой и продолжал звонить снова и снова. Ева не ночевала дома прошлой ночью, она, вероятно, вновь была на вечеринке у Брэнта Ньюкома и его друзей.

— Я уверен, что ей сейчас хорошо, не утруждай себя и не передавай ей, что я звонил. — Переполненный бешенством и обидой, Дэвид швырнул телефонную трубку. Не нужно было ничего разузнавать. В аэропорт он приехал лишь из чувства долга, и хорошо, что он додумался взять с собой туда Ванду. Слава Богу, что она-то хоть не такая, как Ева. Это была наивная девушка с идеалистическими представлениями о жизни. И он был на сто процентов уверен, что она — девственница. Еву он ничему не мог научить — у нее уже все было до встречи с ним. Как-то даже он ее обвинил в бисексуальности, а она стала это отрицать, хотя потом все-таки выдавила из себя признание, что один разок все-таки попробовала заниматься этим делом — да, черт побери, с Марти! Он ей тогда не сказал, что уже знал об этом, потому что Стелла ему уже успела все рассказать. Это ее признание, детали, которые он с трудом выудил из нее, тоща так его дьявольски возбудили, что он даже прервал свой допрос и бросился трахать ее. Однако он приберег на всякий случай это ее признание, чтобы при необходимости использовать его как оружие против нее. С Евой он всегда чувствовал необходимость того, чтобы иметь против нее оружие — что-нибудь такое, что смогло бы ее держать от него на расстоянии, чтобы она не сумела до конца окутать его своей любовью.

Черт ее подери с этой ее любовью! Да с ней надо было обращаться так же, как он проделывал это с Глорией! Знаменитые четыре «П»: подцепить, подурачить, поиметь, позабыть всех этих баб! Большего Ева не заслуживала. Да он и не думал никогда жениться на ней. Если он решит на ком-нибудь жениться, это будет какая-нибудь милашка типа Ванды. Но ведь ему все-таки хотелось переспать с Евой хотя бы разок, чтобы доказать и себе, и ей, что она — всего лишь дешевка, которую уложить под себя — это раз плюнуть.

Ева… Да пошла она к черту! Правда, он очень хотел знать, что же она делает в этот момент, когда он думает о ней.

А она в этот момент помогала Брэнту завести его яхту в док. Волосы ее живописно ниспадали по спине, собранные в «конский хвостик» элегантным головным платком. Пространство между ее бедер было наполнено каким-то необычным болезненным ощущением, которое делало ее и застенчивой, и гордой от сознания наполненности удовлетворением. Она так и не могла до конца осознать, что той женщиной на яхте была она сама, полностью отдавшаяся своей плотской страсти.

Какое необычное ощущение — иметь своего мужчину, который совершенно неожиданно как бы обручен с ней и хочет на ней жениться и, главное, что это совсем не Дэвид. Интересно, сживется ли она с этой мыслью или с тем, что она станет женой Брэнта, например.

Потом, в машине, она спросила его, не забросит ли он ее домой.

Он с любопытством посмотрел ей в глаза.

— Уже устала от меня? А я-то считал, что ты мной выписана на несколько дней подряд^..

Ей даже удалось засмеяться, когда она укоризненно закачала головой.

— Да нет, нет, Брэнт, мне ведь надо побыть в своей квартире какое — то время, чтобы уладить кучу дел с Марти, если она вернулась, собрать остаток своих вещей, и — Господи! — до меня вдруг потихоньку начало доходить, как до черта много мне нужно всего переделать, ведь в Нью — Йорк надо звонить и…

Он дотронулся до ее руки.

— Да ладно, ладно. Уже едем.

Если бы это был Дэвид, он бы крайне раздражился от ее слов или заворчал бы — ведь он так не любил, когда что-то хоть немного нарушало его планы. Брэнт же остался таким же вежливым и рассудительным, каким он пробыл весь этот день с ней. Интересно, выведет ли она его когда-нибудь из себя, или же все его всплески негодования так и будут запрятаны глубоко внутрь, как и другие проявления его чувств?