Дэвид и на самом деле перезвонил — правда, на этот раз в шесть часов утра. Когда сонная Ева потянулась к телефону, у нее было ощущение, будто она только что заснула, а через секунду после этого ее разбудил звонок. Как обычно, его голос звучал в трубке деловито и собранно, но дружелюбно, словно никакой ссоры между ними не было.

— Ева, мне совестно будить тебя, но в последнее время тебя очень трудно застать дома. Послушай, нам надо встретиться и поговорить.

— Кто это, Дэвид?.. — Ева чуть не выскочила из кровати, простыни же, которыми она была накрыта, свалились на пол. — Дэвид, знаешь ли ты, что сейчас только шесть часов, а?

— Да, я в курсе, — в его голосе проскользнул смешок. — Ты раньше всегда вставала в это время вместе с солнцем. Не следует возвращаться слишком поздно домой после вечеринок.

— Я вернулась не слишком поздно… Послушай, Дэвид Циммер, какое право ты имеешь звонить в такую рань, будить меня, да еще при этом делать выговоры, что я, дескать, стишком поздно возвращаюсь. Если у тебя все, то я…

Он нежно прервал ее излияния, его голос стал прямо-таки излучать волны тепла и ласки, окутывая, словно кокон. То, что он говорил, заставило ее щеки вспыхнуть от удовольствия.

— Ева, детка, я еще раз прошу тебя не отказываться и встретиться со мной. Мне очень тебя не хватает. Я силился изо всех сил, но не смог забыть о тебе, вычеркнуть тебя из своей памяти. Я поступаю, как трус, упрашивая тебя по телефону, но это все из-за того, что боюсь услышать отказ. Мне очень хочется, чтобы ты снова стала моей девочкой.

Ева слушала его голос, прижав трубку к уху, но глаза у нее были закрыты, а руки тряслись.

О чем он просит? О свидании с ней? О том, чтобы она опять вернулась к нему? О, Господи, ты воистину существуешь, ты услышал меня!

— Дэвид, — она внезапно заговорила шепотом, потому что сильные спазмы сдавили ей горло и ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем ее голос обрел нормальные модуляции. — Черт бы тебя подрал, Дэвид, ну отчего тебе приспичило повергать меня в изумление в шесть часов утра? А мне-то казалось, что я уже начинаю отвыкать от тебя, что моя болезнь проходит и через какое-то время я успокоюсь. И все это после того, что ты мне наговорил. И Бог знает что обо мне думал. Госпо-. ди, Дэвид, я прямо не знаю, что тебе ответить…

— Просто скажи, что ты готова встретиться сегодня со мной и пообедать в моей компании. Для начала и это сойдет. Но ты и на самом деле не представляешь, как я скучал по тебе, как хотел увидеть снова. Лайза все еще передает тебе приветы и говорит, что любит тебя. Когда бы я ни заехал в свое захолустье, чтобы проведать детишек, она всегда расспрашивает о тебе.

— Какой же ты гадкий, Дэвид! Ведь всегда знаешь, чем меня можно разжалобить! Мне вообще бы не следовало с тобой разговаривать…

В конце концов, Ева согласилась встретиться с ним сразу после съемок, которые были у нее-намечены на первую половину дня. Ева знала, что даст согласие на встречу — с Дэвидом с самого начала разговора, и Дэвид знал об этом. Разговор носил лишь ритуальный характер.

— Позволь мне только переодеться и поправить косметику, — попросила Ева.

Закончив разговор и повесив трубку, Дэвид в очередной раз задался вопросом: какого черта он все это затеял опять? Что это с его стороны? Слабоволие? Он ведь давал клятвы и себе и ей, что они не увидятся больше никогда. Но истина состоит в том, что он не может без нее обойтись. Она ему нужна по-прежнему. По сравнению с Глорией, да и с любой другой женщиной, как Дэвид имел возможность убедиться за последнее время, Ева отличалась в выгодную сторону. Прежде всего, она являлась воплощением женственности, нежности и самоотверженности, хотя и не подозревала об этом. И она не требовала себя всего целиком в обмен на услуги, предоставляемые в постели. Глория же, к примеру, являла собой чистейший тип собственницы, запускающей когти в твою плоть и душу по самые локти. Вот пусть она и повизжит от злости, когда узнает, что Ева вернулась к Дэвиду по первому его зову. Реакция Глории на возвращение Евы весьма интересовала Дэвида. Вспоминая Еву и уже предчувствуя скорую встречу с ней, Дэвид ощутил, как его охватывает возбуждение. Ведь и в постели Ева несравненна! Глория — обыкновенная развратница и сластолюбка, а Ева — нет. Она способна отдаваться всем своим существом и одарить тебя и нежностью, и неистовыми объятиями. Главное же — когда ты с Евой, ты можешь быть уверен, что вся ее любовь и страсть предназначены только тебе одному. Вот почему он пришел в такую ярость, когда увидел рядом с ней улыбающуюся, глумливую рожу одного из приятелей Говарда.

Дэвид долго раздумывал над этим инцидентом и уже начал кое о чем догадываться. По-прежнему погруженный в мысли, Дэвид добрался до маленькой, но очень удобной плитки, являвшейся единственным украшением его кухоньки, и налил себе четвертую чашечку кофе. Еще не кончилось утро, а он уже почти прикончил кофейник! Но с этим случаем действительно стоило разобраться поподробнее. Теперь, когда он узнал Глорию лучше, не составляло особого труда предположить, что весь этот пресловутый инцидент явился делом ее рук — задуман и поставлен, как хорошо отрепетированный спектакль под ее руководством, А все для того, чтобы заполучить Дэвида в свои руки. Вполне возможно, что неуклюжие, робкие попытки Евы оправдаться перед ним были неподдельными, а он в тот момент оказался недостаточно проницательным и попался в ловушку, подстроенную Глорией.

— Я люблю тебя, Дэвид, — рыдала она тогда. — Это хоть что-нибудь для тебя значит? Неужели ты думаешь, что я бы так унижалась перед тобой, будь я той самой дешевкой и шлюхой, за которую ты меня сейчас принимаешь?

Тогда он ее не слушал, даже смотреть в ее сторону ему было тяжело и противно. Уже позже, оказавшись в комнате Глории, он увидел через — окно, как приятель Говарда, с которым он застал ее, посадил Еву в машину и укатил в неизвестном направлении. Оттого его уверенность в измене Евы окрепла и1 он решил, что она просто ему лгала. Как лжет всякий предатель, которого вывели на чистую воду. Тогда он думал, что Ева притворялась, говоря о своей любви к нему, для того чтобы его заарканить и женить на себе, а сама находила утехи на стороне.