– Может быть, покажусь раз или два. – Многие модные дома в Париже давали банкеты, но «Тимми О» решила в этом году ничего не устраивать, это облегчало жизнь, и потому-то у Джейд и Дэвида появилась возможность слетать в Лондон, иначе им бы не вырваться, пришлось бы весь уик-энд вкалывать с утра до ночи в Париже. Все они, конечно, знали, что вообще отвертеться от банкета им не удастся, придется отгрохать нечто грандиозное в феврале, когда они привезут сюда следующую коллекцию, но хотя бы на этот раз они не взваливают на себя эту обузу. – По-моему, у меня начинается грипп, – задумчиво сказала Тимми. – Мне надо хорошенько выспаться, и завтра я буду в норме. – Ей не хотелось идти ни в одно из своих любимых бистро, не было настроения, пожалуй, стоит попросить принести ужин в номер, лучше она спокойно проведет вечер здесь, одна. Закажет суп и потом сразу ляжет спать.
– Позвони нам, если мы вдруг зачем-нибудь понадобимся, – напомнила ей Джейд и обняла ее на прощание. Она знала, что Тимми весь уик-энд будет в упоении бродить по Парижу, заходить в свои любимые магазинчики и кафе, если, конечно, не расхворается, но они с Дэвидом надеялись, что этого не случится.
– Ни за чем вы мне не понадобитесь. Развлекайтесь вовсю. – Они были еще молоды и с радостью летели в Лондон, чтобы обегать все интересные тусовки, и это после трех недель каторжной работы! Тимми заказала им столик в «Гарри баре» и оплатила ужин, и это был для них еще один подарок. Вскоре после того, как они уехали, она легла в горячую ванну и почувствовала, что ей лет сто, не меньше. После долгих изнурительных недель и особенно трудных последних дней в Париже было так приятно нежиться в глубокой ванне, в теплой воде.
И здесь, в ванне, она вспомнила Зака. После того утреннего звонка в день приезда она ему не звонила. Вроде бы никакой необходимости не было, а где она, он знает. Мог бы и сам позвонить ей, однако не звонил. И все же она о нем думала и, выйдя из ванны, послала ему коротенький е-мейл, просто так, для поддержания связи. Ей не хотелось рвать отношения, пока она не вернется. Потом вызвала официанта и попросила принести себе куриный суп, прочитала несколько страниц в книге, которую привезла с собой и до сих пор так и не открыла из-за недостатка времени, и в десять часов заснула.
В два ночи она проснулась от резкой боли в животе, и ее тут же вырвало, и потом рвало весь остаток ночи. Ей было так муторно, что она еле держалась на ногах. Наконец после шести утра, когда парижское небо начало светлеть, она все-таки заснула. Заболеть в Париже, в городе, который она так любила, и лишиться счастья гулять по нему, любоваться, – этого она боялась больше всего. Как же ей не повезло, она подхватила грипп во время поездки, это ясно. Проснулась она уже в полдень и почувствовала, что ей лучше, только мышцы живота болели после бессчетных приступов тошноты. Но сейчас ее больше не тошнило, и она наконец поднялась с кровати. Тяжелая выдалась ночь, но, кажется, худшее уже позади.
Она позвонила Жилю и попросила, чтобы он ждал ее в час дня. Потом заказала себе чай с тостом и подумала, не позвонить ли опять Заку, но вспомнила, что у него сейчас три утра. Странно, что ей порой так хотелось достучаться до него. Какой бы он ни был, но ведь он ее нынешний спутник жизни, пусть лишь на короткое время. Ночью, когда ей было так плохо, она чуть не позвонила ему, как того требовал простой инстинкт. Но не такие у них были отношения, чтобы она обратилась к нему в беде за утешением. У нее было сильное подозрение, что он бы посмеялся над ней или просто отмахнулся. За те четыре месяца, что они вместе, она имела возможность убедиться, что сострадание ему свойственно в минимальной степени. Когда она говорила, что у нее был трудный день и что она устала, он пропускал ее слова мимо ушей и предлагал куда-нибудь пойти, и она несколько раз соглашалась, чтобы доставить ему удовольствие, забывая о себе и думая только о нем… Тимми приняла душ, надела джинсы и свитер, удобные туфли и вышла из отеля. Ее уже дожидался Жиль, как он и обещал ей, и, увидев ее, тут же заулыбался.
Он провез ее по всем ее любимым местам, но к четырем часам она опять почувствовала, что ей плохо. Она дорожила каждой минутой своего времени в Париже, и ей хотелось побывать еще в пассаже Дидье Людо в Пале-Рояле, порыться в его коллекции винтажной одежды, однако она в конце концов решила отказаться от визита туда и вернуться в отель. У нее не было сил ходить по бутикам. И, вернувшись в «Плаза Атене», она сразу же легла в постель. В семь ее опять начало тошнить, выворачивало наизнанку еще более мучительно, чем ночью. Непонятно, что за вирус она подхватила, но вирус этот был скверный, через два часа ей казалось, что она умирает. Она еще раз доплелась до ванной, а возвращаясь в постель, чуть не потеряла сознание. Начала подкрадываться паника, хоть Тимми и не хотелось признаваться в этом самой себе. Проплакав в постели с полчаса, она стала думать, что, наверное, надо найти врача. Конечно, у нее желудочный грипп, это ясно, но уж очень плохо она себя чувствует. И тут она вспомнила о враче, которого ей рекомендовал кто-то из нью-йоркских друзей, – мало ли что может случиться в Париже. В ее записной книжке сохранился клочок бумаги с телефоном его клиники и с номером мобильного телефона. Она не без колебаний позвонила на его мобильный и оставила сообщение, а потом легла и закрыла глаза. Ей было страшно, что она так сильно заболела. Она ненавидела болеть в поездках, вдали от дома. Опять захотелось позвонить Заку – господи, ну какая же она идиотка! Ну что она ему скажет? Что у нее грипп и что ей ужасно плохо? Джейд и Дэвиду она тоже решила не звонить, зачем их тревожить, поэтому просто лежала в постели и ждала, когда доктор ей отзвонится. Отзвонился он очень скоро, буквально через несколько минут, что ее приятно удивило, и сказал, что приедет к ней в гостиницу к одиннадцати часам.
Как только доктор вошел в гостиницу, ей позвонил швейцар и сказал, что он поднимается к ней. Тимми не рвало уже почти два часа, и она надеялась, что это хороший знак и что она идет на поправку. Как глупо было беспокоить доктора по такому явно незначительному поводу, хоть и очень для нее неприятному, тем более что он вряд ли сможет ей чем-то помочь. Она чувствовала себя очень неуверенно, открывая ему дверь после того, как он постучал, и уж совсем растерялась, увидев высокого красивого мужчину чуть за пятьдесят в безупречно элегантном черном костюме и белой рубашке. Его скорее можно было принять за бизнесмена, чем за врача. Он представился – доктор Жан-Шарль Вернье. Она стала извиняться за то, что испортила ему субботний вечер, но он сказал, что был на ужине совсем рядом и она ничуть его не потревожила. Он будет рад ей помочь, хотя вообще не посещает пациентов в гостиницах. Тимми знала, что он врач-терапевт и пользующийся большим авторитетом профессор медицинского факультета Университета Рене Декарта. Прочитав сообщение Тимми в своем мобильном телефоне, он тотчас оставил общество, с которым ужинал, хотя статус его был несколько выше, чем требовалось для того, чтобы оказать любезность нью-йоркскому приятелю Тимми. Тимми была счастлива, что записала тогда имя доктора и номер его телефона и теперь могла позвонить ему, а не вызывать кого-то совершенно незнакомого, кого бы ей предложили в отеле. Как хорошо, что к ней пришел известный в Париже и всеми уважаемый врач.
Он вошел следом за Тимми в гостиную и увидел, что она идет медленно и неуверенно, а лицо у нее, при том что она рыжая и, значит, от природы белокожая, слишком уж бледное. Заметил, что она вздрогнула, садясь, словно у нее все тело болело, и так оно и было на самом деле. Ей казалось, что все ее мышцы кричат от боли. Ведь ее рвало целые сутки.
Доктор был немногословен. Он измерил температуру, прослушал легкие. Сказал, что жара нет, легкие чистые, и попросил лечь. Когда он убирал свой стетоскоп, она увидела на его левой руке обручальное кольцо и не могла не отметить, что он очень красивый мужчина: глаза серо-синие, волосы все еще русые, хотя на висках серебрится благородная седина. И невольно мелькнула мысль, что на нее сейчас страшно смотреть, хотя ей это совершенно безразлично. Слишком ей сейчас плохо, как она выглядит, так и выглядит. Она легла, он ободряюще улыбнулся ей и стал осторожно прощупывать ее живот, потом нахмурился. Попросил ее подробно описать, что с ней было, снова нажимал живот в разных местах и спрашивал, больно или нет. Особенно чувствительным было место вокруг пупка, и когда он к нему прикоснулся, она вскрикнула от боли.
