- Это теперь моя жена, - сказал Владимир, оборачиваясь к видокам. - А не Ярополкова.

И никто ему не возразил, промолчала даже Всеслава, продолжавшая стыть в той же позе.

- Шолох, - громко приказал Владимир, - поставь светильник и уходи.

Ушёл не только Шолох, ушли и все остальные, тихонько прикрыв за собой двери ложницы. Всё, что им нужно было увидеть, они увидели и расскажут теперь о торжестве Владимира над Ярополком всему Детинцу и всему Киеву. От живого мужа Владимир взял под себя Всеславу, не испугавшись его гнева, а значит не быть между братьями миру, а быть чему-то другому, кровавому и страшному.

Князь Ярополк выступил из Родни по утру, к огромному облегчению и горожан, и боярина Блуда. Ехал князь бледной немочью на вороном коне, и глаза его безжизненно смотрели в пространство. У родненцев слова благодарности застряли в горле, а потому и не издали они ни звука вслед отъезжающему в небытие человеку.

Ладомир с Бакуней открыто присоединились к боярину Блуду, не встретив отпора со стороны княжьих мечников. Разве что ближник Ярополка Одинец царапнул по чужим лицам жёлтым глазом.

Ярополку киевская дорога неожиданно принесла облегчение и даже надежда затеплилась в груди. Надежда на то, что всё еще может измениться для человека не старого и не безнадежно больного. Быть может, не только Даджбогова кара давит на плечи Ярополка, но и собственное безволие, нежелание хоть что-то поправить в искривившейся судьбе. Есть же у него возможность сговориться с Владимиром о Туровском княжестве, а потом взять с собой Всеславу с нерождённым чадом и попытаться именно там, вдали от Киева, наладить новую жизнь. Сам Ярополк не станет более спорить о киевском столе, но у его сына на этот стол будут все права после смерти Владимира. И когда сын станет Великим князем, разорванное Ярополком течение времени вновь вернётся в намеченную колею, и Киевский, а точнее Туровский, князь живым или мёртвым почувствует облегчение.

Боярин Блуд с некоторой даже оторопью посматривал на князя Ярополка. Куда он так торопится? Что ждёт его в Киеве кроме позора, а может быть и смерти? Возможно, боярин и посочувствовал бы князю, кабы не собственная незавидная доля. Князь Ярополк вполне мог увлечь ближника вслед за собой в чёрную яму, а Блуду почему-то именно сегодня очень хотелось жить.

Золотогривый Волк Ладомир ускакал вперёд по киевской дороге, дабы подготовить встречу возвращающемуся на братов суд беглому князю, а Бакуня остался и теперь скалил беспечно редкие зубы одесную печального боярина. В седле Перунов ведун сидел так, словно в нём родился, да и по ухваткам если судить, то человек бывалый. Знает Бакуня наверняка немало, да вот только захочет ли он теми знаниями поделиться с опальным боярином. Особо хотелось узнать Блуду, что заставило волхвов Перуна встать на сторону Владимира, только ли стараниями Добрыни это свершилось или есть и другие резоны для возвышения рабича. Слово "рабич" крепко засело в голову Блуда. Не обронить бы невзначай в чужие уши. Рогволду Полоцкому дорого обошлась хула, а из киевского боярина и вовсе сделают било. Кто князя Владимира гнал из Новгорода – Блуд. Кто с Ярополком в Родню бежал, когда остальная старшина переметнулась к Владимиру - опять Блуд. У нового Великого князя память крепкая: если спустит сегодня, то припомнит позже. Блуду нужна очень широкая спина, за которой можно укрыться от взора Владимира. А чья спина укроет от княжьего гнева - только Перунова. Об этом сейчас нужно позаботиться боярину, чтобы не оказаться в незавидном положении жертвы.

- Не со мной разговор вести надо, боярин, а с кудесником Вадимом, - Бакуня перестал щериться и серьёзно глянул на собеседника. - Служение Перуну - тяжелая ноша, и не каждому она по плечу.

- Так ведь и я человек не хлипкий, - возразил Блуд. - Обузой Ударяющему не буду.

Говорили тихо, отстраняясь от других на привале, устроенном чуть ли не перед самыми киевскими воротами. Бакуня покусывал сорванную пожелтевшую травинку, а Блуд напряжённо ждал. Конечно, не от щербатого ведуна зависит решение этого вопроса, но и слово Бакунино, как смекал боярин, среди ближников Перуна кое-что весило. Не последний он, похоже, человек в стане кудесника Вадима. Боярин отметил это ещё тогда, когда Бакуня баламутил Киев против Ярополка. С нахрапа и вдруг такое не провернёшь, чтобы то там полыхнуло, то здесь, да так удачно, словно по заказу, и также словно по заказу по огромному Киеву летели слухи к пользе Владимира и во вред Ярополку. Нет, не простой человек щербатый Бакуня, даром что собой невидный и портищем бедный.

- С Вадимом я тебя сведу, боярин, - сказал Бакуня. - А там уж его воля.

Блуд вздохнул с облегчением. Не то, чтобы его уж очень радовала предстоящая встреча с кудесником, но слова Бакуни были косвенным подтверждением того, что везёт он его не на казнь, хотя, быть может, и не для сладкой жизни. Но здесь уже многое будет зависеть от разворотливости самого боярина Мечислава.

Навстречу князю Ярополку выехали из киевских ворот бояре Хабар и Ставр с сотней молодцов в волчьих шкурах, то ли для оберега взятых, то ли для почёта, то ли по иной причине. Оба боярина не то, чтобы неприветливые, а смурные какие-то. Князь Ярополк посланцев Владимира встретил на коне, и твёрдо глянул в глаза боярину Хабару:

- Примет ли князь Владимир своего брата?

- Дорога в Киев для тебя открыта, князь Ярополк, - ответил Хабар.

Ничто в этом ответе Ярополковой чести не уронило, а у боярина Блуда мелькнула мысль, что очень может быть поладят Ярополк с Владимиром, не беря на себя братской крови. Однако скосив глаза на Бакуню, внимавшему подскакавшему Ладомиру, боярин мнение своё изменил - нет, неспроста Перуновы волки оттирали дружину от Ярополка.

Ярополк по Киеву ехал, как по чужому городу, будто и не правил он здесь целых семь лет, будто и не кричали ему прежде киевляне:

- Здрав будь, княж Ярополк.

А ныне никто не озаботился здравием князя, даже рта никто не открыл, ни одна собака не гавкнула. Коли зарыть глаза, то перед ним мёртвый город - ни звука, ни шороха, только копыта Ярополкова коня стучат по мостовой, а сердце, кажется остановилось. Семь лет правил и не заслужил ни здравия, ни проклятия. А может быть и не было в Киеве никакого князя Ярополка, а был только провал во времени, который забросают теперь его костями и наскоро приспят землёй, так чтобы и следа не осталось. Разве что тень сохранится, которую отбросил на мостовую проехавший по улицам Киева неведомый всадник.

В ворота киевского Детинца князь Ярополк въехал в сопровождении Одинца и трёх десятков мечников, а так же бояр, Блуда, Хабара и Ставра. Бакуня тоже держался рядом. А у Ладомира вдруг конь на самом проходе заартачился, ни взад, ни вперёд, а потом и вовсе пал на передние ноги. Ругань, крики. Белые Волки спешились, принялись коня поднимать, и между тем своими телами наглухо перекрыли въезд в Детинец отставшим Ярополковым мечникам.

Заметил ли сам князь это обстоятельство - сказать трудно, а вот Блуд заметил и с лица спал и уже не удивился шёпоту Бакуни:

- Как войдешь в палаты великокняжьи - дверь прикрой за Ярополком, чтобы не сунулись следом мечники.