Джемма еще не научилась врать. Она покраснела. Неуверенно спросила:

— Что с тобой?

— А то, что надо мной все товарищи смеются! Ты что, меня на улице нашла? И кто он такой, чтоб отнимать у меня жену? Кто он такой?

На это было очень трудно ответить. Джемма, собравшись с силами, сказала:

— Я от тебя уйду.

— Нет! — еще громче закричал Ким. — Я уже сказал — не уйдешь!

«Не понимает», — с тоской подумала Джемма.

Ей стало жаль мужа, будто он был такой же ребенок, как Ваганчик. Все так же бессмысленно Ким требовал:

— Нет, мне интересно — а кто он такой? Какой-то студент несчастный…

В комнату без стука вошла Варвара Товмасовна.

— Если ссоритесь, то по крайней мере тише. Нельзя так распускаться.

Она говорила шутливо, а сама оглядывала сына и невестку зоркими, осторожными глазами.

— Пойди успокойся, — приказала она Киму.

И он вышел, опустив кудрявую голову.

Свекровь подошла к Джемме.

— Ты меня называешь мамой. И я прошу только одного — будь со мной откровенна, как с матерью. Поделись тем, что тебя мучает. Мне все равно — Ким или ты. Вы оба мои дети и оба мне дороги. Я не дам тебе плохого совета, дитя мое.

Джемма сказала:

— Я хочу развестись с Кимом.

На лице Варвары Товмасовны ничего не отразилось. Оно осталось таким же участливо-внимательным, а ее красивая белая рука поощрительно гладила плечо невестки.

Так же участливо Варвара Товмасовна выслушала короткую и сбивчивую исповедь Джеммы. Она не оттолкнула ее от себя с гневом и презрением. Она сказала:

— Видишь, Джемма, это все очень серьезные вопросы, а ты собралась решать их наспех, очертя голову. Ты забыла о ребенке. Ему не легко будет расти без материнской ласки. Я уже не говорю о том, что Ким ни в чем не виноват перед тобой. За что же ты хочешь разрушить его семью?

Она говорила, а Джемма в это время думала, что Сергей ждет у последней остановки автобуса. Он терпеливый, он будет долго ждать, может быть, она еще успеет…

— А сегодня я тебе не советую выходить из дому. Обдумай все, о чем мы с тобой побеседовали. Прими ванну. Почитай Ваганчику книгу. Ребенок совсем тебя не видит.

На другой день Ким оформил отпуск. Он был уже начальником цеха. Отпуск в начале лета не входил в его планы, но Варвара Товмасовна посоветовала ему окружить Джемму вниманием и заботами. Ким каждый день провожал жену в институт и ждал на улице. А институт уже, собственно, можно было и не посещать — оставался всего один экзамен. И Джемма перестала выходить из дому.

За это время с Сергеем удалось встретиться только один раз.

— Если позволишь, я одним словом прекращу все это, — убеждал Сергей. — Или, наконец, просто скажи ему, что он тебе не нужен. После этого ни один мужчина не будет навязываться женщине. Поверь мне.

У Сергея и у Софик были примерно одинаковые взгляды и одинаковые суждения о жизни.

Джемма попробовала говорить с Софик вескими словами Варвары Товмасовны, но подруга пренебрежительно отмахнулась:

— Как-нибудь наше советское государство не покачнется, если ты бросишь мужа. Очень уж вы с этим делом носитесь. Весь завод гудит. Ким характеристику потребовал — на трех страницах. Так расписали — прямо человек будущего. Недостатков нет. А ты, глупая, не хочешь с ним жить, ай-ай-ай!..

За два дня до последнего экзамена Джемму вызвали в комитет комсомола института. Ким собрался пойти с ней. Она взмолилась:

— Не надо… Прошу…

Джемма вошла в кабинет, еще не зная, о чем придется говорить. Слабо надеялась — может быть, о предстоящем назначении.

За столом сидели секретарь Семен Каспарян и два члена бюро — девушка-лаборант Галиева и студент четвертого курса Усанов. Некоторое время все молчали. Каспарян прокашлялся, для чего-то постучал карандашом о стол.

— Так вот, значит, как, товарищ Марутян, — начал он, — значит, нам хотелось бы поговорить с тобой по душам… И попутно, значит, выяснить некоторые обстоятельства твоей личной жизни…

Джемма молча наклонила голову. Секретарь беспомощно огляделся и сделал знак Галиевой. Та нахмурилась и пожала плечами.

Тогда Каспарян спросил:

— Ты уже получила назначение?

— Нет, — ответила Джемма. — Не знаю, — поправилась она.

Ей было известно, что она оставлена в городе и должна работать в лаборатории поликлиники. Но она дала слово поехать в район вместе с Сергеем.

— Как это не знаешь? — сказал Каспарян, раздражаясь оттого, что не мог начать нужного разговора. — Вот твое направление… вот личное дело…

— Я хочу поехать в село, — возразила Джемма.

— Что значит в село? У тебя, кажется, здесь муж, семья.

— Нет, так мы ни до чего не договоримся, — резко, без улыбки, сказала Галиева. — Товарищ Марутян, нам надо разобраться в твоем семейном деле. У нас есть заявление, что ты хочешь оставить мужа и ребенка…

— Я не хочу оставить ребенка! — встрепенулась Джемма.

Галиева, не слушая ее, продолжала:

— И связать свою жизнь со студентом Азизовым. Вот об этом мы хотели с тобой поговорить.

Она откинулась на спинку стула.

Теперь Каспаряну было уже гораздо легче. Он вытянул из вороха бумаг исписанные на машинке листы и положил их перед собой.

— Здесь характеристика твоего мужа с завода, где он проработал больше семи лет. Мнение о нем положительное, но бывает, что человек в личной жизни ведет себя иначе, чем на производстве. Что ты скажешь?

Джемма молчала.

Каспарян спросил:

— Он пьет? Или, может быть, как-нибудь нехорошо поступает по отношению к тебе?

Что могла ответить Джемма? Разве могла она объяснить, что с Кимом ей неинтересно и скучно, что ее раздражает каждое его слово и движение, что она перестала уважать его, а любви, может, никогда и не было.

— Я его разлюбила, — хрипло, с трудом выговорила она слово, которое почти невозможно было произнести в этой комнате, перед столом, застланным красным в чернильных пятнах сукном.

Третий член бюро, Усанов, резко встал с места и, подхватив портфель, сумрачно сказал:

— Ну, я ухожу. Это, знаете, не для меня.

Каспарян молча проводил его взглядом. Галиева сказала грустно и негромко:

— А потом разлюбишь Азизова. Так ведь можно без конца. И о ребенке ты не подумала. Хорошо ли ему будет без матери?

«Почему без матери?» — хотела спросить Джемма. И вдруг поняла: дома уже все решили — ей не отдадут мальчика. Варвара Товмасовна не отдаст.

— Знаешь что, товарищ Марутян, — дружески качнувшись в сторону Джеммы, сказал секретарь, — давай так: мы это дело пока прикроем. А то им, знаешь ли, даже в райкоме заинтересовались — звонили мне. Ты постарайся все же сохранить семью. Разбить легко, а создать трудно. Это общий закон. А у тебя семья неплохая. Ты была работницей, а сейчас уже врач. Значит, ты выросла в своей семье. Верно? И у тебя нет серьезных оснований для развода. Ну, договорились?

Он ждал ее согласия, но Джемма молчала.

На обратном пути она встретила Сергея и не таясь пошла с ним по улице. Он заглядывал ей в глаза:

— Через два дня мы будем вместе, да?

— Тебя вызывали в комитет комсомола? — спросила Джемма.

— Мне переменили назначение. Копейск, на Урале. Но ведь это все равно.

— Это все она сделала, — с ненавистью сказала Джемма. — А потом не отдаст мне Ваганчика…

— Мальчик будет с нами. Я обещаю тебе. Ты мне веришь?

— Я никому больше не верю. Я не знаю, что мне делать. Все говорят, что нам нельзя быть вместе.

— Это неверно. — Он взял ее руки в свои большие ладони. — Если мне не веришь, пойдем в партийный комитет! Там поймут. Семья должна быть радостью, а не оковами.

Она покачала головой:

— Никуда я больше не пойду…

И на этом все кончилось. После экзамена у ворот института ее встретил Ваганчик в новой матроске, с букетом цветов. Ким оказал:

— Сыну не терпелось поздравить тебя.

В доме были гости. С веранды тянуло шашлычным чадом.

— Поздравляю тебя, дочка, с высшим образованием. Вот мы с тобой и достигли цели. Поздравляю! — громко и торжественно провозгласила Варвара Товмасовна и поцеловала Джемму в лоб.