Рузанна спросила тихо:

— А счастье?..

— Это и есть счастье — отдавать все, что можешь… Нет, больше, чем можешь! И мы обязаны быть счастливыми на этой земле.

— Я никогда не думала ни о чем таком…

Он крепко сжал ее руку.

— И всегда поступала правильно. Это твоя особенность.

У ворот дома Грант сказал:

— Какая глупость, что мне сейчас надо уходить от тебя. Давай как-нибудь устроим, чтоб нам не расставаться…

Рузанна очень ждала этих слов, но ответа своего не знала.

— Скажем всем, что мы вместе, — настаивал он. — Хорошо?

Наверху открылась дверь.

— Это ты, Рузанна? — позвал встревоженный голос Ашхен Каспаровны.

— Хочешь, скажем сейчас? — спросил Грант.

Она закрыла ему рот рукой.

— Да, мама… Я задержалась на работе… Иду!

Грант крепко обхватил ее руками.

— Какая ты сегодня пушистая!

Он только сейчас заметил новую шубу!

К этому разговору они не возвращались. Но такое решение уже не казалось Рузанне невозможным. Все условности отступали перед желанием двух людей быть вместе, Рузанна повторяла это себе много раз.

Ее очень подкрепляло, что Грант никогда не упоминал о разнице в их возрасте. Он и не думал об этом. Так во всяком случае казалось Рузанне.

В тихую минуту, лежа на тахте в мастерской, она сказала:

— Вот только одно меня тревожит…

Грант не дал ей договорить. Наклонился и стал целовать ее быстрыми, нежными поцелуями:

— Не важно… Поверь, это не имеет никакого значения…

Ей стало неприятно. Он сейчас думал за нее, и думал неверно.

Немного погодя она спросила:

— Где мы будем жить?

Он задумался.

— Не знаю. Если хочешь — у нас.

— Где же у вас? Тесно.

— Ну, комнату снимем. А хочешь, я к вам переберусь?

— Понравится ли это Аник…

Грант пожал плечами.

— Я останусь ее братом, где бы ни жил…

С этого вечера Рузанна стала готовить свой дом. В маленькой комнате с одним окошком особенно много не сделаешь. Но у Рузанны на этот счет были свои соображения. Она выбросила из комнаты все картинки, полочки, безделушки, которые перестали ей нравиться, постелила на пол коврик, а вместо кровати устроила тахту. Стены оставила совершенно чистыми. В своем доме Грант, конечно, повесит картины.

Отец в домашние дела не вмешивался и переделок не замечал. Мама сказала:

— Лишь бы тебе было хорошо.

Что она знала, о чем догадывалась? Почти каждый день Рузанна замечала знаки особого внимания. В ее шкафу появилась стопка новых простынь, пара нарядного белья. Большое зеркало перекочевало с маминого стола в комнату к Рузанне.

В другое время она посмеялась бы: «Приданое мне готовишь?» Сейчас это было приятно, как молчаливое согласие.

Она не хотела никакого шума, никакой гласности. Если все объявить заранее, то отец захочет устроить свадьбу, созовет знакомых, друзей, соберет всю родню. Он обязательно скажет: «Десять дочерей у меня или одна? Может быть, я ее на улице нашел? Или моя дочь недостойна веселой свадьбы?»

Очень ясно можно представить себе, как надрывно станут петь дудуки, затарахтит бубен, как будут смотреть на Рузанну и Гранта любопытные госта.

И все-таки привести Гранта в обычный, будничный день и сообщить: «Это мой муж», — тоже неловко.

Но приближалось двадцать третье февраля — годовщина свадьбы родителей. То, что этот день был Праздником Советской Армии и отмечался салютом, придавало семейному событию больше блеска и торжественности.

Как всегда, должны были прийти дядя Липарит, тетя Альма, кто-нибудь из друзей отца. На этот раз Рузанна позвала Зою с Рубиком и предупредила Гранта:

— Обязательно наденешь чистую сорочку… Слышишь, не забудь! И побреешься… И галстук аккуратно повяжешь… Это очень важно. Понимаешь?

Больше она ему ничего не сказала. Но разве трудно понять?

У Рузанны не было определенного плана. Может быть, за столом она предложит: «Выпейте за наше здоровье». Может быть, когда разойдутся гости, Грант останется, и все сделается ясным само по себе. Ее дом станет его домом. Не надо будет искать встреч на улицах и рассказывать друг другу о своих делах под проливным дождем. Не нужно ждать свободного вечера в мастерской, чтобы побыть вместе.

И настанет наконец время, когда все привыкнут, что Рузанна старше своего мужа, и никому не придет в голову удивляться этому или думать об этом.

День выдался солнечный, с запахами просыпающейся земли, с легким ветром, дующим от снегов Арарата.

И все дела спорились — одно за другим, так что к вечеру дом был убран, кушанье и печенье приготовлено. Оставалось только нарядиться.

Мама сказала:

— Люблю кануны праздников. В них надежда, ожидание.

— Но ведь праздник сегодня, — ответила Рузанна.

— Разве? — Ашхен Каспаровна улыбнулась.

Рузанна обхватила ее руками.

— Помоги мне, мама…

Она крепче прижалась к матери. Пусть все будет проще, естественнее, без лишнего шума. Ведь это не так легко, как может показаться на первый взгляд…

Она не сказала этого. Мама и так все понимала.

Потом они сообщили отцу:

— Ты не очень удивляйся, если сегодня услышишь что-то необыкновенное.

Отец был лишен воображения. Он ходил за мамой и жалобно спрашивал:

— Что я услышу, Ашхен? Нет, мне все же интересно — что я услышу? Хоть намекни — насчет чего?

Вероятно, мама намекнула, потому что немного погодя он, растерянный, притихший, сидел у радио, крутил рычажки, ни о чем уже не допытывался. И Рузанна вдруг впервые увидела, что волосы у него совсем седые и плечи по-стариковски опущены.

Раньше всех пришла тетя Альма, как всегда, взволнованная очередными открытиями в области науки, литературы и домоводства.

Оказывается, стекла надо мыть нашатырным спиртом, а двери керосином. Смущало тетю Альму, что в указаниях было написано: «В воду прибавить немного керосину».

— Как понимать «немного»? — рассуждала она. — Может быть, для меня «немного» — это чайная ложка, для другого человека — пол-литра, а для какого-нибудь нефтяного короля — полтонны?

Потом она сообщила, что даже у кусочка железа можно выработать условный рефлекс. По ее словам выходило, что ученые-физики приучили железку решительно реагировать на раздражения, и главное — рефлекс закрепляется.

— Вот все носились с учением Павлова о рефлексах, — сделала она, как всегда, неожиданный вывод, — а выясняется — ничего особенного!

Тетя Альма любила ниспровергать авторитеты:

— И Шекспир, оказывается, тоже не Шекспир, а просто какой-то лорд… Возмутительно!

Выкладывая эти сведения, она помогала накрывать на стол и поминутно опрашивала:

— Солонку доверху наполнять?

— Можно не доверху, — говорила мама.

— Ну, тогда как? На три четверти?

Рузанна подмигивала маме, и они обе смеялись. Весь вечер они смеялись по любому поводу. А иногда без повода, просто, встретившись глазами, посмеивались каждая про себя.

Тетя Альма потребовала объяснений:

— В чем дело? Почему вы такие веселые?

Все равно рано или поздно она узнает. Но намеком от нее не отделаешься. Ей нужно сказать прямо: «Сегодня к нам придет будущий муж Рузанны».

Сперва тетя Альма обиделась. Как это ей до сих пор ничего не дали знать! Потом объявила, что ей немедленно надо ехать домой — переодеть чулки и сменить вставочку у платья. Наконец она прослезилась, поцеловала Рузанну, и та подумала, что, может быть, самое худшее уже позади.

На небе проступали ранние зеленые звезды. Рузанна в своей комнате переодевалась во все новое, свежее, красивое. Кончился строй ее одинокой жизни. И, как всегда на каждом рубеже, немного грустно.

Как уберечься от ошибок? Что сделать для счастья?

За стеной звякнули струны тары. Пришел дядя Липарит. Отец говорил, помогая гостю раздеться:

— Да, тридцать пять лет… Прожито, как один день… Каждому можно пожелать!

Хорошо, когда выходят замуж в юности! Мама и сегодня еще не старая. А Рузанне вряд ли доведется справлять такой юбилей…