— Я не говорила раньше о Ги, потому что одна эта мысль — принадлежать ненавистному человеку — ужасает меня. Похоже, в несчастье, происшедшем с Беатой, виноват он, который уже трех жен вогнал в могилу. Я не желаю быть четвертой и умоляю вас не передавать меня ему. — Ее дыхание прерывали жалобные вздохи, поднимающие роскошную грудь. Контуры ее фигуры маняще очертились под тонкой шерстью красной мантии.

Уилл стоял раздумывая, не пытается ли она разжалобить его. Теперь, когда слишком поздно, она стоит здесь, умоляя о помощи. Даже если все сказанное правда, почему она не сказала ему сразу, когда еще была надежда, что он выполнит ее просьбу? Но говорит ли она правду или опять лжет, чтобы оправдаться перед ним и снова провести его, заставив дать ей то немногое утешение, которое он может? Теперь это уже не имеет значения.

— Ваше признание пришло слишком поздно, — проскрежетал в ответ Уилл. — Я не могу, если бы и хотел. — Его язвительный тон говорил о незыблемости его решения. — Я сказал вам об этом в тот самый день, когда было послано требование выкупа, неделю назад. Как только вас передадут вашему брату, он немедленно, и вы должны понимать это, сообщит об этом де Фо.

«Ясно, — подумал Уилл, — она разыграла всю эту сцену, преследуя какую-то свою цель».

У Касси от отчаяния опустились плечи. Он говорил то, что она не могла отрицать, и нечего ожидать, что произойдет чудо и он отменит свое решение. Резкость его ответа доказывала, что она ему безразлична. Пока слезы, закипавшие под веками, не прорвались наружу, она резко повернулась, чтобы убежать к себе.

Когда Кассандра повернулась к нему спиной, Уилл пожалел, что оттолкнул протянутую руку мира. Даже если в его самых худших подозрениях заключена правда, он обошелся с нею неоправданно жестоко. Что за нечистый демон попутал его в последние дни? В течение многих лет он сдерживал буйный нрав, возводя вокруг себя непроницаемую стену хладнокровия и обаяния, но те, кто знал его, говорили, что с его слишком горячей натурой он не сможет умерить неистовую отвагу. Теперь же, дважды за один день, его нрав дал себя знать, и он напал на беззащитную девушку.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Уилл шагнул к Касси и обнял ее за плечи, стараясь повернуть к себе.

Она ощутила этот жалостливый жест как удар. Ее раненая гордость восстала, и она взглянула на него глазами, сгорающими от сдерживаемых слез.

— Вы хотите позабавиться со мной? Так же, как хотели прошлой ночью? Как, по-вашему, Ги должен поступить со мной?

Уилл был ошеломлен неприятием его попытки помириться, исполненной самых лучших намерений. Позабавиться? Так вот как она расценила их объятия прошлым вечером! Позабавиться? Он ее не принуждал. Она оказалась в его объятиях по своей воле. Нет, больше чем по своей! Она просто соблазняла его!

— Я только ответил на открытое приглашение ваших глаз! Я заставлю вас расплатиться за ваши невысказанные обещания! — Его гордость взыграла, а глаза излучали холодную насмешку. — У меня не было необходимости принуждать вас!

Касси раскрыла рот, приготовившись отрицать его слова, но он схватил ее в объятия прижался губами к ее рту. Однако этот поцелуй был значительно нежнее его слов. Будь у нее сила, она бы сопротивлялась, но, non, его губы ласкали ее рот, пока она не ответила на это дразнящее поглаживание, страстно желая более завершенного соприкосновения. Когда он приник к ее губам, чтобы испить их ягодную сладость, огненный вихрь опять смел ее в водоворот страсти!

Мир сократился для нее до одного чувства. Она обвила руками его обнаженные плечи, испытывая неизвестное дотоле ощущение радости от прикосновения к его атласной коже, к шелковистым черным завитками на груди, к которой она бездумно прижалась. Ее пальцы перебирали прохладные пряди его волос, а он чуть запрокинул ее голову, открывая шею для поцелуев, прожигающих ее до основания. В то время как одной рукой он крепко прижимал ее к своему телу, другая рука начала познавательное путешествие от талии вверх и наконец обхватила ее пышную грудь. Когда большим пальцем он погладил ее сосок, она затрепетала и тихо простонала.

Вдруг Касси почувствовала, что ее держат только холодные доски двери за спиной, а человек, доведший ее до состояния бескостной массы, стоит на расстоянии шага, с сардонической улыбкой на губах, сверкая глазами из-под полуопущенных век.

— Никакой силы не понадобилось. Вы сами дали мне все, что обещали ваши глаза, без всякого принуждения с моей стороны! — Уилл повернулся к ней спиной и спокойно спустился вниз, спасая свою гордость.

Да, с его гордостью было все в порядке, но гордость Касси серьезно пострадала. Позволив ему так легко растопить лед ее гнева, она полностью выдала свою порочную увлеченность им. Уйдя даже не оглянувшись, он ясно продемонстрировал, что не чувствует к ней ничего, кроме мимолетного физического интереса.

Касси буквально ввалилась в дверь своей комнаты и, споткнувшись, упала лицом вниз на колючий соломенный тюфяк — самое лучшее место для ее попранного достоинства. Он называл ее бесполезной, и она действительно бесполезна. Он нашел ее недостаточно привлекательной, чтобы взять ее. Слишком долго сдерживаемые слезы испарились, и боль вырвалась наружу сухими рыданиями.

Стоя прямо под постелью Касси, Уилл услышал эти рыдания.

Они погасили огонь его темперамента, оставив лишь холодный пепел сожаления. До сегодняшнего дня он никогда в жизни не причинил боли женщине! Почему он это сделал? Ведь ей, именно ей он хотел бы менее всего причинить боль.

Раздетый, Уилл широким шагом подошел к двери, снял с колышка свой плащ и вышел в холодную ночную мглу позднего ноября.

Во мраке раннего утра Касси остановилась наверху лестницы, чтобы понаблюдать за обстановкой, оставаясь незамеченной.

Стоя к ней спиной, Кенуорд пытался разжечь камин, сгребая в кучку красные угольки. В комнате он был один. Касси почувствовала одновременно и облегчение и разочарование.

Она плохо спала и рано поднялась. Уилл, видимо, уже удалился по своим дневным делам. После Унизительного свидания прошлой ночью ей следовало бы чувствовать облегчение. Ей и действительно стало легче. И все-таки…

Раздосадованная, она поспешила вниз достаточно шумно, и Кенуорд обратил на нее внимание.

— Добрый день, миледи!

Широкая улыбка мальчика показалась Касси неуместной, и она без слов кивнула ему в знак приветствия. Пока она шла к столу, Кенуорд налил в кружку пенистое молоко и поставил ее перед Касси. Потом он повернулся, вытер свежее, хрустящее яблоко и положил перед нею.

Его желание молчаливо прислуживать ей заставило Касси устыдиться своего плохого настроения. Она мягко взяла его за руку:

— Кенуорд, прошу тебя, прости мое уныние. Ты мне друг, а у меня слишком мало друзей, чтобы рисковать потерять кого-то из них!

Кенуорд счел ее улыбку достаточным извинением.

— Это правда, мы друзья, и узы нашей дружбы не так хрупки, чтобы, как пух, разлететься от любого ветерка!

Кенуорд заявил это с застенчивой гордостью человека, с трудом переходящего во взрослый возраст, и нежное сердце Касси растаяло. Она понимала, что он дарит ее не только дружбой, но и преданностью — дар огромной ценности, который она получала от немногих. Слезы, так часто навещавшие ее с тех пор, : как она оказалась в Уилде, снова заволокли глаза. Они были рождены и настроением и горем и сейчас были нежелательны, поэтому она решила отвлечься более мирскими делами.

— Сегодня пора печь хлеб. — За время пребывания в этом доме она не раз наблюдала, как это делали Эдна и Мэг, и часто помогала им. — К полудню я хочу приготовить тесто. Ты должен развести огонь заблаговременно, чтобы печь нагрелась. Тогда хлеб хорошо испечется! — Для Касси это был удобный случай реально помочь Эдне, разделив с нею бремя домашних забот.

Кенуорд несколько встревожился: неужели Касси знает тайны выпечки хлеба и может заняться этим нелегким делом самостоятельно? Тем не менее он не стал спорить с ней и проворно взялся за дело. В открытую пасть печи он затолкал хворост и поджег его горящим прутиком. Допив холодное молоко, Касси встала и, держа в руке яблоко, попыталась поднять обманчиво легкий противень. Только отложив яблоко, да и то с помощью Кенуорда она смогла водрузить противень на стол.