— Наверное, жди теперь, что швед атакует нас коль не сегодня, так завтра. Не будет король калмыцкую орду поджидать!—рассудительно заметил по сему случаю Шереметев.

— И еще...— Голицын заикался боле обыкновенного.— Ведает Немчин, что соседний с гвардией полк со-состоит из одних зеленых рекрут и выряжен тот полк, за нехваткой форменного платья, в мужицкие сермяги!

— Здесь швед и ударит, дабы разорвать линию! — сердито заметил Шереметев.

Тут-то вспомнил о ветеранах-новгородцах сам Петр.

— Немедля поменяться платьем новобраному полку с Новгородским!— распорядился царь,— Нам это будет еще и на руку. Ударят шведы по сермягам да и нарвутся вместо рекрут на ветеранов, прошедших через всю Европу. Чаю, немалая оттого выйдет у шведа конфузия.

— Вздумают поцеловать молодку, а нарвутся на Ваську Буслаева!— рассмеялся Меншиков, — Ну и удружишь ты шведу, мин херц!

Петр усмехнулся шутке Данилыча, но заключил озабоченно:

— А что шведы на нас ране теперь нападут, в том я согласен с тобой, Борис Петрович. И потому поспеши с постройкой редутов меж Яковецким и Будищенским лесом.

Тем малый совет в царской палатке кончился.

А новгородцы перед выходом на главную позицию получили нежданный приказ: поменяться верхним платьем с полком рекрутов и занять его место в общей линии. Многие офицеры и солдаты недоумевали при сих машкерадах.

— Не иначе как этих лапотников на царский смотр готовят, а нас в обоз пошлют! — сердито ворчали ветераны. Но, напяливая сермяги новобранцев, новгородцы чувствовали, что это неспроста, что ждет их полк в предстоящей грозной баталии особый удел.

Принесенное перебежчиком известие о приближении на подмогу русским калмыцкой конницы и казаков Скоропадского словно подстегнуло энергию шведского короля. На новом военном совете генералы увидели прежнего Карла: решительного и непререкаемого.

— Совет мне дает сам господь бог, и только!— еще в Саксонии заявил как-то король своим приближенным. И на этот раз он не слушал уже ничьих мнений — отдавал одни приказы.

Рёншильд был назначен по причине ранения короля командующим армией, Левенгаупт получил в команду пехоту, Крейц — кавалерию. К русскому лагерю было велено подойти скрытно, еще ночью, четырьмя колоннами пехоты и шестью колоннами конницы. Атаковать скоро и беспощадно.

— Русские ожидают нашей атаки двадцать девятого июня, мы же нападем завтра, двадцать седьмого, прежде чем Аюк-хан и Скоропадский приведут им подкрепления. Приглашаю вас, господа, завтра отобедать в шатрах московского царя!— закончил Карл военный совет.

После вечерней молитвы (утренняя и вечерняя молитвы в шведской армии были более регулярными, нежели завтраки, обеды и ужины) шведская армия была выведена в поле. Поле было дикое, заросшее разной дрянью. Некому было его засеять: все окрестные мужики еще в апреле были согнаны шведами копать шанцы и подкопы у полтавского вала.

Вечер стоял жаркий, душный, дул горячий пыльный ветер-крымчак с черноморских степей. Карлу ветер тот был приятен — он напоминал, что на Муравский шлях, шедший из Крыма, вышла уже бесчисленная, как степной ковыль, татарская конница. Когда будет сломлена армия Петра, он спустит на Москву толпы ордынцев, и запылают русские и украинские города и деревни, потащат на аркане ясырь на невольничьи рынки, вдвойне поплатятся московиты за свое упрямство. Нет, ветер-крымчак был для него ветром удачи!— Карл хищно раздувал ноздри большого носа.

Носилки короля подвесили меж двух лошадей, и, сидя в них, он обращался к солдатам: напоминал им о Нарве, викториях в Польше и Саксонии. Король обещал: еще одно усилие — и русские разбегутся, как бежали они под Нарвой... Придет окончательная победа, и далекой Швеции они принесут на своих штыках почетный мир.

Солдаты слушали своего короля, стоя в строю в обтрепанных кафтанах, в разбитой обуви. Но ряды их были по-прежнему сплоченны — железные ряды непобедимого воинства викингов. Каждый из этих ветеранов стоил десятка рекрутов! Не может быть, чтобы русские новобранцы устояли против его испытанных в боях воинов! Нет, Карл, осмотрев войско, в самом деле был уверен в неминуемой виктории.

— У нас мало хлеба, вина, нет запасов, одежда ваша поистрепалась. Русские обозы ломятся от всего этого. Пойдемте и заберемте все это у них! — обращался Карл к своим гренадерам. Оглушительные приветствия были ему ответом. Шведские солдаты по-прежнему верили в счастливую звезду своего короля.

К полуночи король велел дать войскам краткий отдых. Солдаты ложились прямо в ковыльную траву. Иные забывались кратким тревожным сном, иные собирались кучками у небольших костерков, вспоминали свою далекую родину. В Швеции сейчас долгие белые ночи, прохладой веет от заснувших недвижных озер, тихо колышут свои вершины высокие сосны. Солдаты с тоской смотрели на черное низкое южное небо, вслушивались в безудержный перезвон кузнечиков в сухой ковыльной траве.

Король тоже не спал. Карл велел сделать себе перевязку и кликнул сказителя Гутмана. Пока лекарь накладывал на раненую ногу свежую повязку, Гутман сказывал королю древнюю сагу о Рольфе Гетрегсоне, одолевшем русского волшебника на острове Ретузари и впоследствии покорившем русскую и датскую землю.

— Наш король явно примеряет к себе лавровый венок Рольфа Гетрегсона! — насмешливо шепнул Гилленкрок Левенгаупту. Тот лежал, укрывшись плащом, у костра, разведенного драбантами, и, казалось, не слышал. Гилленкрок уже и сам стал засыпать, когда генерал вдруг с горечью отозвался:

— Вечный фантазер! Боюсь одного: не стала бы Швеция завтра несчастной от больных фантазий своего короля!

— Чего это они там орут, господин капитан? — Молоденький прапорщик Сергей Белозеров, вызвавшийся идти в дальний дозор вместе с Романом, высунулся из канавки, где они укрывались под самым носом у шведа.

— Ложись, дура!— сердито прошипел Роман, и в самое время. Мимо как раз проезжал разъезд рейтар из команды принца Максимилиана Виртембергского.

— Король обещает в русском обозе вино и девок, Иоганн!— рейтар говорил хрипло по-немецки.

— Ну что же, после великого поста всегда праздник!— хохотнул в ответ его товарищ.

«Непременно пойдут! — ожгла Романа догадка.— Сегодня и пойдут. Даже не вертаются с поля в лагерь... Непременно пойдут!»

С тем донесением Роман отправил к Меншикову прапорщика. Тот ящерицей юркнул к Яковецкому лесу, где стояли коноводы с лошадьми. Роман проследил, как прапорщик благополучно достиг леса, затем снова обернулся к шведской позиции. Приветственные крики там стихли, наступила тишина, и тишина та была страшнее шумных виватов — тишина перед кровавой сечей. Хотя Роман бывал уже не в одной баталии, сердце на минуту екнуло, когда подумал, что завтра, может, его настигнет слепая пуля. В расцвете жизни кому умирать хочется, когда впереди ждет Марийка и ее улыбка, и глаза, и счастье? Но он тотчас отогнал от себя эту тревожную и суетную мысль о неприятельских пульках и стал думать о поручении от самого Александра Даниловича — не упустить первого движения шведа.

— Чаю, двинется швед ночью! Для него ночной бой выгоден. У шведа дисциплина, у наших — обычная суматоха. Нагрянет нежданно — побежим в подштанниках, как дивизия Репнина под Головчином. Потому зрите в оба! — строго напутствовал Меншиков отборных офицеров из своего лейб-регимента, рассылая их в офицерские дозоры.

Роман, гоня дрему, вглядывался в огни шведского лагеря, вслушивался в доносящиеся оттуда звуки.

Вот раздался грохот подвозимых из люнетов шведских орудий и зарядных ящиков. Первое, второе, третье, четвертое...— считал Роман орудия, снятые, видимо, с артиллерийских позиций у полтавского вала.

«И все?» — озадаченно подумал Роман, не знавший, что у шведов пороха и снарядов хватило только на четыре орудия и что поэтому три десятка орудий остались в бездействии в шведском лагере. Для прикрытия лагеря и своих укреплений у Полтавы Карл оставил две тысячи шведов, а также запорожцев и мазепинцев (сам Мазепа сказался больным и отлеживался во время баталии в своем шатре). В поле же шведский король вывел двадцать четыре тысячи природных шведов и, кроме того, наемные отряды волохов и немцев.